В смысле, Белоснежка?! - Анастасия Разумовская
– Вечером, когда начнёт смеркаться, пойдём в замок. Сейчас слишком светло и опасно.
Я чмокнула его в щёку. Бертран отстранился и вышел.
– Мужики – все идиоты, – резюмировала Рапунциль, внимательно наблюдавшая за нами. – Поможешь мне собрать насос?
И я стала помогать.
За это утро мы очень сдружилась с Мари-Элизабет. Она показала мне откуда брать дрова, воду, продукты и всё, что было нужно для жизни – на первом этаже башни, где оказался склад всякого разного. К моему удивлению, тут был даже порядок. Не считая своего предвзятого отношения к мужской половине человечества, Рапунцель оказалась вполне мила и доброжелательна.
К обеду мы собрали страшный с виду агрегат, оказавшийся лишь мини-моделью, к тому же без двигателя. Две огромные ноги, два громадных колеса, которые вращали эти ноги-рычаги, или лебёдки. Рапунцель насвистывала и грызла карандаш. Мне вдруг стало жаль, что я так плохо соображаю в физике и технике. Как много всего я могла бы ей рассказать!
– А что у нас на обед? – жизнерадостно поинтересовался Бертран, появляясь на пороге. Потянулся, сладко зевнул. В красных волосах торчали соломинки.
Точно! Обед! Я совсем забыла!
– Чё приготовишь, то и будет, – фыркнула Мари. – Очаг там.
Бертран с упрёком взглянул на меня, затем подошёл к окну, сбросил косу и был таков.
– Не вздумай только за него замуж выйти.
Я стушевалась под острым взглядом Рапунцель.
– Э-э… И не собиралась даже. А почему, кстати, не выходить?
– Эгоист он до самых пяточек.
– Пяточек?
Мне стало смешно. Я хихикнула, Рапунцель за мной, и вскоре мы едва не катались от беспричинного хохота. Отсмеявшись, изобретательница вытерла вспотевший лоб.
– Бертран только о своей шкуре способен думать. Он с тобой, пока ему с тобой хорошо. Он неплохой парень, не мешает. Я это очень ценю в людях. Но если ему станет некомфортно, Кот сразу уйдёт. Вот как сейчас. Безответственный.
Мне стало не по себе.
– А Румпель?
И тут же пожалела, что спросила. Откуда ей знать Волка?
Однако Мари нахмурилась:
– А этот через чур ответственный. Знаешь, если выбирать между ними, я бы вышла за Кота. Ну и пусть уходит, бросает, гуляет сам по себе. По крайней мере, с ним не тяжело, если изначально только на себя рассчитывать. Румпель – другой. Он как моя маменька: посадит под замок, и будешь век куковать по его указке. Но лучше никого не выбирать.
– Мне казалось, вы с Бертраном друзья...
– Друзья, – согласилась она, спокойно и твёрдо глядя мне в глаза. – Он был ещё котёнком, когда обнаружил мою башню, подслушал, как маманька крякает уточкой и пробрался ко мне. А потом уже постоянно приходил. Это меня очень развлекало и утешало. Но выходить за него замуж я бы не стала. Одно другому не мешает.
– А Румпеля откуда знаешь?
– Ну, ты же не думаешь, что я совсем никогда из башни не вылезаю?
Именно так я и думала. Когда она поняла это по моему взгляду, то рассмеялась:
– Ну ты… Нет, конечно. Я ещё в детстве быстро поняла, когда маменька возвращается, и мы с Котом делали вылазки в город. Тем более сейчас: то шуруп нужен, то гайка, то пассатижи сломаются… Свечи эти опять же… Уж очень быстро сгорают. Масляные лампы, конечно, лучше, но масло тоже быстро заканчивается… Эх, мне б бесконечный источник света!
Я невольно подумала об электричестве. «А мы с ней похожи. Я вот тоже предпочитаю четыре моих родных стены. Даже работаю на удалёнке…»
Бертран вернулся часа через три. Бросил в меня полотняным туго набитым мешком. Хмыкнул, когда я ловко его поймала.
– Лопайте. Меня не будить. Я сам потом всех разбужу, когда будет надо.
И ушёл наверх. В мешке оказалось полно всяческой снеди: хлеб, булка, колбаски, ветчина, копчёные курицы, шпик, головка сыра, запечатанная глиняная бутыль с вином… Я посмотрела на Рапунцель.
– А ты говорила, что он эгоист. Или Кот никогда ничего тебе не приносил раньше?
Девушка пожала плечами:
– Может и приносил. Не помню.
Отрезала ломоть ветчины, сверху – шмат сыра, а «вишенкой» на этот гамбургер закинула копчёную куриную ножку. Я потрясённо уставилась на худую, костлявую девушку. Та не даже заметила моего взгляда. Принялась преспокойно лопать, снова склонившись над разными детальками на своём столе.
Поев, я подбросила дров в камин и вернулась на чердак. Бертран лежал на кипе сена, закинув руки за голову, и что-то тихонько насвистывал. Посмотрел на меня. Я подошла и села рядом. Несмотря на то, что за окном был день, на чердаке царил полумрак, а в ярких, резких столбах света танцевали пылинки.
– Спасибо.
Он вопросительно приподнял брови.
– За еду. Я… не ожидала, если честно.
Кот рассмеялся.
– Знаешь, а тебе и правда идёт короткая причёска. С ней ты немного на мальчишку похожа. Это смешно. И трогательно.
Он коснулся рукой моих волос, потом провёл по щеке.
– Уже не вздрагиваешь, – отметил и прищурился. – Я бы на твоём месте лег и поспал. Может быть, нам предстоит бессонная ночь. В городе облавы, стража бегает по улицам, нас ищет. Белоснежка рвёт, мечет и визжит.
– Откуда знаешь?
– Румпель рассказал.
Я вздрогнула:
– Ты… ты виделся с Румпелем?
– А то.
– Не боишься, что он нас предаст?
– Не. Разве что продаст. Но пятьдесят серебренников для Румпеля – слишком мало. Он очень богат, Майя. Очень. Никто не знает точно насколько.
– Да? А его постоянное желание заключать сделки…
– Ну… Это он так развлекается.
– Почему же ты тогда против, чтобы я...
– Потому что. Моя последняя сделка мне стоила
