Кровавая любовь - Карина Халле
Внезапно в дверях снова появляется Солон с горящими глазами.
— Джеремайс? Это он похитил тебя?
Мама резко поворачивает голову, чтобы свирепо посмотреть на него и хочет уже подойти, но я хватаю ее за руку, пытаясь удержать ее внимание. Смотрю на Солона и киваю.
— Я пыталась сбежать, и мне это удалось. Смогла удержать тебя на расстоянии. Подняла руки и почувствовала, как эта сила, как электричество, проходит через мои ладони, и ты не смог подойти ближе. Как будто у меня был щит. Вакуумный.
Губы Солона изгибаются в легкой благоговейной улыбке, когда он смотрит на меня.
— Это невероятно.
— Заткнись, — шипит на него мама. — Ничего тут невероятного.
— Это второй раз, когда она смогла использовать силы, чтобы спасти свою жизнь, — раздраженно говорит Солон. — Я считаю, что это невероятно.
— Я не осознавала, что делала, — быстро говорю им, не испытывая такой гордости, как Солон. — Я просто… хотела выжить, и это получилось. Хотя я не зашла так далеко. Я… рана не заживала. Она была смертельной. А потом окно открылось, и он забрался внутрь.
— Вскарабкался что ли? — спрашивает папа.
Я качаю головой.
— Нет. Он буквально влетел внутрь.
— Как он выглядел? — спрашивает Солон и делает шаг ко мне, но я вздрагиваю, и этого хватает, чтобы он остался на месте. Пока я не готова к сокращению дистанции.
— Не знаю, — говорю я. — Он был похож на человека, на мужчину, на нем были черные ботинки и черный плащ. Но лицо… оно менялось. Только глаза в основном оставались прежними, — добавляю я, вспоминая, как они пожелтели. — Но черты его лица постоянно изменялись, как будто каждые несколько секунд у него появлялось другое лицо. Не знаю, почему так.
Солон выглядит мрачным.
— Я знаю. Черная магия обычно применяется за счет другого. Жертвы. Такой как Джеремайс не смог бы жить сотни лет и копить силу, не принося сотни жертв.
— Хочешь сказать, что это были лица его жертв? — в ужасе спрашиваю я.
Солон кивает.
— Может быть, их души заперты внутри него. — Он делает паузу, изучая меня. — Только не говори, что Джеремайс промыл тебе мозги, заставив думать, будто он благородный?
— Ты даже не знаешь, что со мной случилось! — огрызаюсь на него. — Ты пытался убить меня! Если бы не Джеремайс, меня бы здесь не было. Он спас мне жизнь. Отвез меня куда-то и вылечил.
— Как он вылечил тебя, милая? — мягко спрашивает мама.
Я отрываю взгляд от Солона и смотрю на нее.
— Не знаю. Там был круг и огонь. Факелы. Четыре девушки, все они выглядели одинаково. Он сказал, что это его ученики. Они вылезли из-под земли. Я парила в воздухе над кругом и огнем. У него была чаша, такая… серебряная.
— Что было в чаше? — спрашивает отец, выглядя слегка испуганным.
— Кровь, — говорю я. — Но нечеловеческая кровь. Не знаю, чья. Он пел на латыни о яде, крови, телах и эти… твари, эти существа вышли из леса. У них были оленьи черепа и плащи, они тоже пели.
— Древние, — говорит Солон себе под нос. — Лапландские ведьмы.
— Кем бы те ни были, они напугали меня до чертиков. Джеремайс сказал, что они принадлежат Темному.
Оба моих родителя заметно вздрагивают, но Солон остается невозмутимым.
— Как ты сюда вернулась? — спрашивает отец.
Я пожимаю плечами.
— Не знаю. Он сказал, что я исцелилась и что истребители беспокоятся. Думаю, он имел в виду вас. Внезапно я оказалась здесь.
Папа нежно похлопывает меня по плечу.
— Нам многое нужно обсудить, Ленор. Многое. Я хочу подробнее поговорить об этом, обо всем, что ты видела. Но тебе нужно отдохнуть. Такие путешествия вытягивают все силы. И с этой раной…
— Мы хотим, чтобы ты осталась здесь, — говорит мама с мольбой в глазах.
Киваю. Я так и планировала.
— Ладно. Останусь. — Я чувствую, как взгляд Солона прожигает меня, но пока не хочу на него смотреть. — Мам, пап, вы не против оставить нас с Солоном на минутку?
Мама прищуривает глаза.
— Он здесь не останется.
— Хорошо. Но мне все равно нужно с ним поговорить.
Она тяжело вздыхает и обменивается усталым взглядом с моим отцом. Затем они вдвоем направляются к двери, Солон отступает в сторону, отводя глаза от ненависти в их взглядах.
— Не думаю, что тебе следует оставаться наедине с этим монстром, — замечает мама, останавливаясь за дверью. — Это небезопасно.
— Я знаю. Всего лишь на минутку.
— Мы будем в гостиной, — говорит папа, закрывая за собой дверь.
Внезапно моя спальня кажется такой маленькой.
Я смотрю на Солона, не зная, что сказать. С чего начать.
— Прости, — тихо говорит он мне, от страдания морщит лоб, глазами медленно изучает мое лицо. — Мне так жаль, Ленор.
— Я знаю, — говорю ему.
— Почему ты не убежала?
Я хмурюсь.
— Что ты имеешь в виду? Якобы, это моя вина?
— Это не твоя вина, — быстро возражает он. — Но я сказал тебе бежать. Когда понял, что это произойдет, сказал убегать, и знаю, что ты меня услышала. Почему ты не послушалась?
Я качаю головой.
— Нет. Я не пойду по этому пути. Ты пытаешься свалить вину на меня.
— Никто не сваливает вину на тебя! — сердито говорит он. — Очевидно, я сделал это с тобой. И я ненавижу себя больше, чем ты можешь себе представить. Твоя мама приставила лезвие к моему сердцу, и мне хотелось, чтобы она вонзила его. Единственное, что удерживало, — это мысль, что я должен увидеть тебя, узнать, что с тобой все в порядке.
— Ну, вот я здесь. В порядке. — Черт возьми, пожалуйста, не лезь добровольно ни под какие ведьмины клинки. — Я просто… как это случилось? Как могло… я посмотрела в твои глаза, Солон, и ты исчез. Тебя не было.
— Я же говорил тебе! — грубо твердит он, глаза его горят. — Говорил, кто я такой. Ты своими глазами видела, что я способен сотворить с любимыми. Ты знала. И не притворяйся, что это не так.
— Знала! — кричу я. — Просто подумала… подумала, что я…
— Подумала, что ты особенная?
Ого. Такое чувство, будто он только что ударил меня в грудь.
Я проглатываю боль, мой желудок сжимается.
— Да, — слабо отвечаю я. — Так и было. Я думала, что особенная. Ты сам мне это говорил, Солон, я…
— Ты особенная для меня, — говорит он, бросаясь вперед. Я задыхаюсь, когда тот хватает меня за руки, крепко сжимая пальцы, мое сердце бешено колотится в груди. — Ты для меня все. Но я — не зверь.
Я качаю головой, слезы текут по щекам.
— Нет, Солон. Ты зверь. Это часть
