Кристина Камаева - Последняя принцесса Нуменора
— Привет вам, любезные хоббиты, гномы, дорогой иду я обычной, знакомой. Что за неполадки у вас приключились?
Вы чем так друг другу не полюбились?
Это был голос мягкий, вкрадчивый, странный, и все обернулись к говорящей. Никто не заметил, как она подошла, удивительное создание в наряде, сплетенном из веток ивы. Босая девушка, со светлым шелком вьющихся волос и раскосыми, как крылья бабочки, глазами выглядела необычно.
— Как-то сегодня людно в этом месте! — посетовал Дебори. — Если вам дороги здешние так прекрасно знакомы, то ступайте дальше и не задерживайтесь. Мы тут без вас разберемся.
— Не разберемся! — воскликнул Буги, вышедший наконец из оцепенения.
— Послушай, Дебори, разбойник и вор,
Лавашку оставь — таков уговор,
Ты братьев-злодеев с собой прихвати
И больше не стой у меня на пути.
— Кто ты такая, чтобы мне указывать! — возмутился Дебори. — Сама иди, откуда пришла. Я очень раздражен, могу и топор в дело пустить.
Между тем, Буги подкрался к свертку с Лавашкой, перерезал связывающие ее путы и вынул кляп. «Ф-фу! — вздохнула Лавашка. — Наконец-то».
Незнакомка, сообразив, что гномы настроены враждебно, сменила тактику. Она перестала говорить, но вдруг угрожающе запела. А потом достала лук, отклонилась назад и без усилий выпустила три стрелы, которые сразили братьев Дебори. Больше Дебори не нужно было уговаривать, он побежал так быстро, как никогда раньше не бегал.
Буги испытывал ощущение нереальности. Он понял, что это магия, а магии он не доверял. Лавашка напротив смотрела на светловолосую девушку с восхищением.
— Лавашка, — дернул Буги ее за рукав, — надо спрятаться, это какая-то колдунья. Может быть, она и есть хоббитоглот.
— Ха-ха, — рассмеялась Лавашка, — ну ты и фантазер! Это же Мудрена, она нашу деревню от него спасла. И сейчас выручила из беды.
Загадочная волшебница не стала преследовать Дебори, да и братьев его она не убила, а только усыпила своими стрелами. Когда они проснутся, то как заново родятся с памятью чистой, как первый снег. Мудрена — как ее назвала Лавашка? — подошла к раненому Шумми и, погладив его по голове, привела в сознание.
— Теперь вы здоровы, довольны и рады,От всех покушений избавлены мной,Бегите в деревню знакомой тропой,Где ждут заплутавших у каждых ворот,И дружно живите без всяких забот.
— Не получится, — вздохнул Буги. — Как же Юниэр и Мириэль? Мы, что, их больше никогда не увидим? Ведь они с нами в деревню шли, мы к ним привыкли.
— Скажи, что случилось с твоими друзьями, куда все бежали, где их потеряли?
— Друзей обманул Дебори-балбес, попали они в Зачарованный лес, — угрюмо ответил Буги: в новой знакомой его раздражала манера разговаривать.
— Да ты что! — испуганно воскликнул Шумми. — Что же с ними будет теперь?
— Навеки в озерных чертогах замрут,
Найдут они там покой и приют.Так все, кто в таинственный лес попадает,О мире и прошлом, увы, забывает.Себя посвящают они красоте,Чужие друг другу, чужие себе.Блуждают они в лабиринте озер,Не в силах порвать иллюзий узор.
— И ничего нельзя сделать?! — умоляющим голосом спросил Шумми. — Они такие молодые, красивые. Неужели вот такой конец?
— Да, Шумми. Не послушать тебе больше нуменорских песенок, — проговорил Буги, но было заметно, что на душе у него тяжело. Юниэр с такой готовностью согласился идти спасать хоббичью деревню, и вот, на тебе! Попал в ловушку, из которой выхода нет. Он почему-то злился на Мудрену за то, что она так ловко справилась со всеми недругами. «Что ж она раньше не подоспела, такая способная?» — думал он.
Мудрена между тем нахмурила брови и задумалась.
— Представьте-ка быстро друзей вы своих,
Как можно отчетливей вспомните их, — обратилась она к Буги и Шумми.
Те повиновались, у них загорелась маленькая надежда, что колдунья что-нибудь сделает. Но надежда была крошечная, так как, на взгляд Буги, колдунья была слишком молодая и не внушала доверия. Мудрена зафиксировала один глаз на Буги, другой на Шумми, напряглась и воссоздала для себя образы, возникшие у хоббитов. То, что она увидела, удивило ее.
— Достойных людей повстречали вы оба,Не знаю, когда их увидите снова,Их мысль попытаюсь привлечь я извне,И больше, чем вам, нужны они мне.Придем мы сейчас к моему шалашу,Меня не тревожить я вас попрошу.Не день и не два я буду молчать,Меня в это время нельзя отвлекать.
Трое хоббитов пошли вслед за Мудреной, разговаривая шепотом, боясь нарушить ее сосредоточенность. Буги исподтишка наблюдал за колдуньей. Она шла, легко переступая босыми ногами, подвластная тому особому ритму, в котором жила.
— Лавашка, — попросил он, — кто она такая, расскажи?
— А никто толком не знает, — ответила та, — пришла к нам в деревню и все песни пела и пела. Мы поначалу из нор не выходили, а потом не выдержали. Голос у нее добрый, если она и вправду добра кому желает. Она нам рассказала, что знаки оградительные начертила вокруг нашей земли от всех врагов. И с чудищем этим окаянным намудрила чего-то: изменила его вкусовые привычки, — он теперь землянику ест. Она не убивает никогда, а как-то в мозги проникает и перестановки там делает. Смеется иногда звонко, прямо заливается, пляшет и только стихами разговаривает. Знает обо всем, о чем ни спросишь. Так и поселилась у нас в деревне, мы ее кормим? — она нам поет.
— Как же так получилось, что ты гномам попалась, раз у нас в деревне такая могущественная колдунья объявилась? — спросил Шумми.
— Она не всегда у нас живет, пропадает куда-то время от времени. А эти твердолобые мочалки напали на меня в лесу, когда я за медом лазала.
— Ну-ну, продолжай, — усмехнулся Буги, — зачем это ты им понадобилась?
— Раз поймали, значит, понадобилась, — тряхнула челкой Лавашка, — ненужных не ловят. Может, я тайну какую-то знаю, тебе-то что?
— А-а-а, — протянул Буги, — тайну значит? А как насчет клада?
— Клад, — подмигнула Лавашка, — это мое приданное. Не скромно об этом выспрашивать. Разве что ты, Буги, жениться на мне захочешь, когда я подрасту?
— Ни в коем случае, — отскочил от нее Буги, — пусть у меня коленки облысеют, если такая мысль хотя бы раз придет мне в голову.
— Ну вот и не любопытствуй, — рассмеялась Лавашка, — я свое приданное от всех прячу. Она покосилась на Шумми, но тот сделал серьезное лицо и не проявил к ней никакого интереса. Шумми считал Лавашку маленькой девчонкой, недостойной его внимания, и Лавашка вздохнула.
