Ведьмина Ласка (СИ) - Мию Логинова
— С обеими! Где Маша?! Куда вы отправили Яду? — глаза сверкают в темноте, как путевые светляки божественного благословения. Хотя эти, скорее, кара всему людскому роду. Как в маленьком таком теле помещается столько шума и лишней суеты? Раздражает, хоть ты свяжи её…
“Сссвязать это мысссль” — недоброе шипение левого царапает сознание предчувствием скорого блэкаута.
— Ты что же не боишься? Бесстрашная? — в Навьем меня все боятся. Кроме, разве что Кира. Остальные знают: непредсказуемая смена личин не пощадит при случае ни врага, ни друга. И те и другие одинаково хорошо горят. А жечь левый мастак, каких поискать.
— Тебя-то? Ещё чего, — девчонка снова дёргает руку, желая подкрепить бахвальство действиями. Дурная. Не знает, что левого это только раззадорит. Бездушный хищник почуял свежую кровь. Большие, оленьи глаза, длинные, накрашенные синим ресницы и гневный розовый румянец по щекам. Как шмат сырого мяса бросить в аквариум с акулами. — Ты мне кто такой вообще?
— Пёс цепной, приставленный охранником, — рябь по телу, болезненный прострел в голове, чернота перед глазами. Ты попалась девочка. Кто тебя теперь защитит и спасёт? Пальцы сильнее сжимают запястье. По бледной коже идут красные пятна. Не мигая, смотрю как решительность на лице сменяется растерянностью. Тот, другой бы пожалел, отпустил. Но теперь я уже не он. Хмельной азарт дрожью предвкушения близкой охоты расходится по телу, губы изгибаются в усмешке. Знаю, как она пугает людей.
“У тебя рожа маньяка с психическими отклонениями”, — так говорит Тим. И он абсолютно прав: маньяк как есть. Биполярка в чистом виде.
Заведя руку себе за спину, крепко держу девчонку, вынуждая подойти так близко, что некрупная её грудь тычется теперь в измятую за блядский вечер рубаху. Чем больше зелёная эта птичка бьётся в клетке, пытаясь вырваться, тем ближе оказывается ко мне.
— Пусти, я сказала! — требовательный тон приказа срывает остатки выдержки, выпуская левого наружу. Довольный, засидевшийся в чулане подсознания зверь кровожадно втягивает носом запах. Добыча. Сладковатый аромат заползает в ноздри, туманной дымкой дурмана обволакивает мысли. — Псы команд слушаются, — возвращает мое же определение.
— Хозяйских, а ты мне не хозяйка, — пальцы хватают зелёные кучеряшки, сминая в кулак податливые, упругие пряди. От резкого рывка назад Серафима запрокидывает голову. Её возмущённое шипение скальпелем разрезает жгуты воли, которыми я каждый раз крепко пеленаю левого в себе, надеясь, что в этот раз выдержки хватит надолго, что кровожадная тварь не выпутается и не наделает бед. Держать в себе зверя трудно. А выпустить… Всего-то и потребовалось, что протяжное шипение. Хрипловато-низкое, гортанное. Перекат кадыка вдоль выгнутой, открытой шеи. Тонкая, бледная кожа. Отчётливый пульс хронометром. Серафима с трудом сглатывает слюну, кадык дёргается, а я борюсь с желанием впиться в него зубами. Моя добыча. Вкусная, беззащитная дичь. Перед глазами чернота, только чёткая пульсация сердечного ритма, как маяк под белой кожей…
Болезненно-сладкий стон разгоняет чёрное марево одурения, как пробившийся через плотные грозовые тучи солнечный луч. Разжав челюсти, замечаю на коже следы зубов. По-звериному дико зализываю ранки языком, жадно вдыхая воздух, наполненный страхом и желанием одновременно. Серафима подаётся вперёд бёдрами, дёргает голову, подставляя под губы шею, как будто не чувствует боли от натянувшихся волос. Ненормальная.
— И правда, пёс. То кусает, то лижет, — безрассудная, отвязная. Откуда ты взялась такая на все три мои головы? С рычанием, не глядя, смахиваю с деревянной столешницы весь скраб. Изба наполняется звоном посуды, грохотом, звериным рыком и… хриплым, щекочущим женским смехом.
— Слава, отомри! — голос Тима щелчком хлыста возвращает чёткость очертания реальности. От сервированного стола тянет ароматом свежей, домашней стряпни. Василиса, озадаченная, смущённая, ставит перед нами тарелки, а меня прямо раздирает от желания вышвырнуть её отсюда. Проветрить избу от её запаха. Вернуть всё как было до неё. Подрываюсь рывком, опрокидывая стул.
— Твою мать! — заметив перемену, Тим преграждает мне путь, геройски закрывая собой испуганную подопечную Ядвиги. — Ты, Вась, прости, но нам позарез идти надо. Мы потом зайдём… как-нибудь. А лучше ты к нам.
Тычок ладонью мне в плечо. Как будто ты сможешь меня остановить, Тимофей. Левый прочно обосновался в черепной коробке. Губы растягиваются в дикой улыбке и комнату наполняет едкий, хищный смех. Очень дурной знак.
— Упустил дичь и бесишься? Охотничек. Улетела, птичка-то. И правильно, а то бы подохла в золотой твоей клетке, — видно решив перевести внимание озверевшего левого на себя, Тим цепляет за больное. Злость вспыхивает внутри кострищем, руки обволакивает жаром огненных языков. Оранжевые отблески голодного пламени бросают отсветы на полное ужаса лицо Василисы, обеспокоенную рожу Лиходеева, вздыбленную чёрную шерсть Яговского кота.
— Убью, — Тим в два прыжка выскальзывает из избы. Забыв про Василису и желание выгнать её из избы, где ею даже пахнуть не должно, несусь следом, опрокидывая на ходу стул и тумбу. Изба поспешно захлопывает дверь за нашими спинами. На их счастье Тим, хоть и Лихо, а отвёл на этот раз беду. Я ж бы спалил к Лешему и хату, и всех обитателей. Когда левый за царя в нашей голове, я ж дурак дураком и вообще себя не контролирую! Ничего нет внутри, кроме злобы, ненависти ко всему в этом мире и желания не оставить ни травинки на пепелище вокруг.
— В субботу заеду за тобой, Вася! — Уворачиваясь от огненных шаров, ещё успевает орать Тим.
Что-то мне подсказывает, что её теперь и силком на аркане в “Кости” не затащишь. Вот и познакомились.
Слева загорается от огненного плевка дерево. Тим ныряет в машину, чтобы тут же высунувшись из окна вспороть испуганный птичий щебет выстрелом. В голове что-то щёлкает. Плечо опаляет болью, и мир затапливает чёрным.
— Слава, сука, Кир вернётся, попрошу на цепь тебя посадить! Совсем нервы твои ни к Лешему. Вообще, уж житься никому нет с твоей биполяркой. Сослать бы тебя, ирода, в… Италию! А то птичка улетела, а мы расплачивайся, всем Навьим за чужие грехи.
Глава 19
Вася
— Вот тебе и чудеса в решете, — пробормотала вслух, в очередной раз вспоминая эпичное отступление Тимофея и преследующего его Горынева. Конечно, Изба и мои фамильяры все рассказали позже. Оказывается, в голове Светослава, как у того самого трёхглавого Змея Горыныча из сказок, в одной голове живёт как бы три личности, каждый со своим характером, привычками, и опасными предпочтениями. То, что мне удалось увидеть — правая и левая головы. Нет, это не множественные личности, тут больше о добре и зле, злости и веселье, экстремальным, невероятно быстрым перепадам настроения и поведения. От люблю до ненавижу разгон
