Елена Усачева - Искушение

— Ничего не говори! — Макс быстро сел на землю, закрыл ладонью мой рот. — Не было этого!

Я с ужасом оглянулась на лихо матерящихся пожарных. Увидела, как будто смотрела на себя со стороны: в руке нож, я падаю вперед, острое лезвие входит в податливую плоть.

— Макс!

Голос сорвался. Я осторожно приподнялась с его колен. Он не стал меня удерживать. Наоборот, подставил руку, чтобы я на нее оперлась. И только сейчас я заметила, что на мне его рубашка, черная, с рубчиками, оставшимися после упаковки, что джинсы на коленках порвались от одного шва до другого.

— И правда, не надо ничего говорить, — прошептала, отстраняясь от него.

Встала перед обуглившимися останками мельницы. Мое сознание на мгновение раздвоилось. Часть меня бросилась туда, в эти курящиеся умирающим дымом стены, ища саму себя, оставленную, забытую. А вторая половинка смотрела на все это и боялась пошевелиться, потому что могло произойти страшное — сердце не выдержит и разорвется.

Сжала кулаки, остатками сознания заставляя себя стоять на месте. Прикусила губу. Меня начинало трясти — от пережитого, от ужаса, который я сейчас испытывала. Какое плохое место!

Макс скользнул мне за спину. Поднял руки, чтобы обнять, но застыл, едва касаясь моих локтей.

— Если надо, чтобы я ушел, скажи, будет так, — прошептал он. Холодок пощекотал предплечье, колючими иголочками пронзил запястье и стек по пальцам в землю.

Что сказать? Броситься ему на шею? Заплакать? Чья вина в том, что произошло? Кто должен был следить, чтобы этого не случилось?

Я подняла правый кулак на уровень глаз, распрямила пальцы. Чего-то не хватало.

Надо было повернуться, пожать плечом, сказать, что все забыто. Что мы вместе, а значит, и не такое переживем… Но я не стала этого делать. Искать виноватого — последнее дело. Слишком хорошо я помнила, как эта самая правая рука сжимала рукоять ножа, помнила свое искреннее желание убить…

Нет, еще ничего не закончилось. Все только начинается. Внезапно родившееся чувство надо было изжить в себе. Оно вообще не должно было появиться в моей душе, даже под чужим влиянием. Если так легко во мне зародить сомнение, то грош цена моему чувству.

— Нас ведь ни для кого не существует? — спросила я, не поворачивая головы. Кричать необязательно, Макс сейчас услышал бы и мою мысль.

— Да, нас не видят.

Кивнула. Чтобы сделать это, понадобилось много сил. Но ничего, мы скоро уйдем отсюда. Я пошла к пожарищу. Под кроссовками хлюпала щедро пролитая здесь вода. Положила ладонь на уже остывшую обгоревшую стену.

Мимо меня пробежал мужчина в униформе. Лицо осунувшееся, злое. У него сегодня I выдался нелегкий день.

— Ходи! Ходи! — заорали поблизости. — Рухнет!

Торчащая вверх обуглившаяся лопасть заскрипела — ее подцепили лебедкой и теперь тянули, растаскивая угарный завал. Потеряв силу, мельница легко поддалась, упала, сломав второе крыло.

Макс стоял за моей спиной. Ждал. Все, что произошло, было страшно. Между нами вклинивалась чужая сила. Мир опять не зависел от нас.

— Не надо туда идти! — прошелестело над головой.

Я смотрела на перепачканную сажей руку, и мне очень хотелось все вернуть обратно. Отмотать пленку назад. Только я не могла понять, на каком месте остановиться. Когда взяла в руки нож? Когда увидела в глазах Мельника свой приговор? Когда согласилась приехать в родной город?

Нет, ничего изменять нельзя. Все сложилось так, как должно было быть. На минутку мы стали слишком самоуверенными, расслабились, решив, что мир подчиняется нам. Забыли, что вокруг достаточно игроков, думающих иначе.

На запястье царапинка, костяшки пальцев сбиты, чернота въелась в кожу. На безымянном пальце у основания белеет полоса, сажа ее не смогла зачернить.

Я шагнула в заваленный обгоревшими балками дверной проем. Голову мельницы уронили, обрушив левую стену. Изъеденные огнем бревна торчали вверх занозистыми зубьями. Я перепрыгнула баррикаду из головешек, утонула по щиколотку в чавкающем месиве — утоптанный деревянный пол не впитывал воду.

Дверь в каморку прогорела, но еще держалась на верхней петле. Ее заклинило, и пришлось встать на четвереньки, чтобы протиснуться под отошедшим нижним краем. Комната съежилась. Прожженные огнем листы крыши завалили печь. Стол упал, погребя под собой одну из лавок. Неужели там, на ней?.. Дрожащими руками уперлась в столешницу, пытаясь сдвинуть ее в сторону. Безрезультатно. Нагнулась, заглядывая в вонючую черноту, туда, где должна была быть лавка, на которой перед пожаром лежал Мельник.

Лавка была пуста. А что я здесь собиралась увидеть? Обуглившийся труп? Скалящийся провалами зубов череп? Колдун в очередной раз обманул меня. Все было специально подстроено для того, чтобы нож в моей руке достиг своей цели. Не учел он одного. Кровь прольется, разрушая аркан, и Макс вытащит меня, не подвергая себя опасности.

Под тяжестью столешницы лавка обвалилась. Вода плеснулась, обнажая пол. Блеснул красный камешек. Я покопалась в неприятно холодной жиже, доставая шпильку с круглой стеклянной головкой.

Известная вещица. Но меня интересовал другой забытый здесь предмет. В ушах, напоминая о себе, зазвенело-зашуршало катящееся по каменному полу колечко. Я шагнула к двери и застыла, ощутив неприятный озноб, пробежавший по плечам.

В правый верхний угол дверного косяка был вбит порыжевший от огня и воды гвоздик. На нем чуть покачивалась моя пропажа.

Трогательно. Сейчас расплачусь. Только не нужны мне ваши одолжения. Я забираю свое. А там посмотрим, у кого на руках карты сильнее.

Сняла колечко, провела по внутренней стороне ободка, оживляя воспоминание о хозяйке. Надела на палец, ощутив привычную тяжесть металла. В обмен на гвоздик повесила шпильку.

Ничего, мы еще поиграем.

Лезть под дверью второй раз не пришлось. Пожарные подцепили лебедкой мельничную макушку и стали тащить ее в сторону от завала, задели еще одну стену, и она обвалилась, забрав с собой перегородку между пристройкой и мельницей. Мне оставалось только выйти из-за прогоревших балок. Макс стоял там же, где я его оставила. Он ждал моего решения, но при этом не выглядел униженным. Уверенный разворот плеч, спокойная посадка головы, безмятежное лицо. И только глаза внимательно следят за бродящими вокруг людьми.

Я последний раз споткнулась на скользком горбыле, выбираясь из-за покосившейся стены. Оглянулась.

Скоро холм зарастет травой. Бревна растащат, пепел уйдет в землю, вьюн затянет останки. Крапива встанет надежной защитой от любопытных мальчишек. Сюда станут приходить все реже и реже, а потом и вовсе забудут, что была тут мельница, сгоревшая вскоре после смерти своего хозяина. Но я обязательно когда-нибудь вернусь. Чтобы просто посидеть возле густого малинника. Алые ягоды будут единственным для меня напоминанием о том, что здесь когда-то произошло.