Мэнди Хаббард - Рябь (ЛП)
Эрик вздыхает и проводит рукой по светлым волосам.
– Почему тебе ничего об этом не известно? Никто не рассказывал тебе? – Он делает паузу достаточно продолжительную, чтобы на моем лице отразилось замешательство. – Ничего себе... Я... – Он делает медленный и глубокий выдох. – Ты прόклята плавать, правда? В буквальном смысле прόклята. Сотни лет назад вас было не так уж и много. В лучшем случае несколько десятков, прόклятых из-за гнева, ревности, злобы. Некоторые – цыганскими проклятиями, другие – вуду или заклинания.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, смотрит в мои широко раскрытые глаза, а затем кивает. Эрик знает, что прав. Но откуда ему известно все это?
– История никсов намного длиннее, – говорит он, указывая на озеро. – Наше проклятие берет свое начало еще со средневековья. Оно немного отличается от вашего. Мы обращены к рекам, а не просто к плаванью. Находясь рядом с реками, мы получаем... ощущение покоя. – Он останавливается и смотрит на меня. – Почему бы тебе не присесть?
Я качаю головой. Хорошо бы присесть, но я не могу пошевелиться. Наконец, он снимает свою куртку, кладет ее на землю рядом с деревом, и каким-то образом усаживает меня на нее. Затем становится передо мной на колени.
– Не волнуйся, ладно? Я все объясню. Просто потерпи немного, – он останавливается, убеждаясь, что я не собираюсь бежать, затем продолжает: – Первые прόклятые никсы были себялюбивыми и горделивыми парнями. Обычными людьми, а не существами из воды. Они жили сотни лет назад, и многие из них имели дворянское происхождение.
– И были те самые ведьмы, колдуньи, вуду – называй их, как хочешь, – что принимали облик красивых женщин. Они ходили на балы, вечеринки, где бы их заметили мужчины. Они завлекали этих парней, выжидая пока те влюбятся в них, а тогда показали настоящих себя – обезображенных, внешне уродливых женщин, какими они были на самом деле.
Он моргает несколько раз, вглядываясь вдаль, словно прокручивает эти сцены в своей голове.
– Если они были отвергнуты – высмеяны попавшими в их сети мужчинами – то проклинали их к той же участи. Быть нелюбимыми, отвратительными, одинокими существами, которые бы проживали свои жизни в страданиях.
– Но было нечто, чего никто не мог предположить. Если мы будем вместе, никс и сирена... все изменится. Суть наших проклятий в том, что никто никогда не сможет полюбить нас – мы никогда не будем приняты такими, какие мы есть на самом деле. Никто не учел тот факт, что если соединить два... прόклятых создания вместе... то проклятие исчезнет, за ним останутся только люди.
Мое лицо не выражает никаких эмоций, и я могу чувствовать лишь то, как кора дерева впивается в мою спину. Эрик не может быть прав. Из его уст это звучит настолько просто. Но проклятие слишком сложное, его невозможно снять.
– Это невозможно, – говорю, но мой голос не громче шепота.
– Но это так. Я твоя пара. Мы можем исцелить друг друга.
– Как? Когда? Зачем? – Десяток вопросов вращаться в моей голове. – И если ты знал об этом, почему тратил последние несколько недель на то, чтобы просто сидеть в классе?
– Я сожалею об этом. Просто я не был полностью уверен, являешься ли ты сиреной. Ты же не распространяешься об этом. Было немного сложно выяснить, прав ли я.
Я сглатываю, мое дыхание становится поверхностным.
– Твое проклятие будет снято, когда ты, сирена, полюбить кого-то вроде меня, никса, и если я в свою очередь полюблю тебя. Поэтому... мы проведем некоторое время вместе. Чтобы понять, даст ли это желаемый результат. Сможем ли мы... влюбиться друг в друга.
Я качаю головой.
– Но я не знаю тебя. – Затем меня посещает еще одна мысль: – Ты убивал?
Холодок бежит по моей спине, и я откидываюсь назад так быстро, что ударяюсь головой о дерево позади меня.
В ярких голубых глазах Эрика вспыхивает понимание.
– Нет, я не убивал. Пока что. Поэтому я искал тебя. Мне нужно было найти тебя прежде, чем все произошло бы. Проклятие вступает в силу на мое восемнадцатилетие.
Что? Я могу остановить его проклятие? Я пытаюсь успокоить сердце. Унять дрожь в руках.
– Восемнадцатилетие? Но в моем случае это произошло...
– В твои шестнадцать. Знаю. Никсы немного отличаются от сирен. И мы не поем.
– Тогда как вы...?
Он смотрит в сторону на секунду.
– Если бы... – он прочищает горло. – Если бы это было простое пение. Никсы не заманивают женщин в воду. Мы живем возле рек, не в состоянии покинуть их. Мы... мы... – Он вздыхает и смотрит на звезды. Несколько минут мы сидим в тишине. – Мы затягиваем женщин в реку. И силой топим их.
У меня пересыхает в горле. Моя грудь вздымается все быстрее и быстрее.
Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня, и берет мои руки в свои.
– Пожалуйста, не надо меня бояться. Я не хочу быть таким. Также как и ты не хочешь быть сиреной. Я ненавижу мысль о том, на что могу быть способным, и каждый день я все больше беспокоюсь о том, что могу сделать. Ты нужна мне. Ты единственная, кто может помочь мне избежать этой страшной участи. Вместе... мы можем быть нормальными.
Я качаю головой и подаюсь назад, пока не упираюсь в дерево.
– Прости меня... Я облажался. Просто дай мне шанс объяснить все тебе. С самого начала. Чтобы ты поняла.
Я киваю, поскольку это все, что я могу сделать.
Его голос хриплый, ровный и успокаивающий.
– Говорят, сто пятьдесят лет назад никс наткнулся на сирену. Он увидел ее плавающую и был очарован. Но в отличие от других мужчин, она не могла заманить его своим пением. Вместо того чтобы последовать за ней в воду, он просто стоял там, загипнотизированный ее голосом. Ни один из них не знал, что делать, только то, что они были своего рода родственными душами. Они были заинтригованы. Они провели ту ночь вместе, глядя на воду. Каждую ночь он возвращался, чтобы посмотреть на ее плаванье, и, в конце концов, они полюбили друг друга, и тогда все изменилось. Их проклятия были разрушены, и они уже не были рабами их судьбы. Легенда гласит, что, когда никс и сирена влюбляются, с них снимаются проклятия.
Он медленно выдыхает.
– Проклятия были местью за дела наших предков. Их предназначение в том, чтобы обречь нас на одиночество. Ведь никто не сможет принять таких чудовищ, как мы. Стоит им узнать правду... они тут же покинут нас.
Я сглатываю. Он прав. Как только мой папа узнал, кем была на самом деле моя мама, он тут же исчез. И никогда больше не возвращался.
– Но нам двоим... зачем нам судить друг друга из-за этого? Мы способны взглянуть глубже. Увидеть друг друга такими, какими мы являемся на самом деле, а не такими, какими мы обречены быть.
