Ева Никольская - «Свобода» на троих
— Жжет? — указав на метку, спросило… спросила крылатая русалка. И во взгляде ее промелькнуло неудовольствие.
— Допустим, — пробормотала я, понимая, что она и так уже знает ответ.
— Скверно, — скривилась похитительница сейлин и… начала делать странные пасы руками, от которых вода в пузыре забурлила, а вокруг него — потемнела и как будто уплотнилась. Даже свечение от стен не позволяло теперь разглядеть окружающее пространство. Мы словно в плотной скорлупе оказались, и она нехило так на меня давила.
Мне даже почудилось, что шар меньше, жидкости в нем больше, а воздуха… его начинало не хватать. Или, быть может, я просто слишком часто дышала? Сразу вспомнилось, что мы не только глубоко под водой, но и под землей тоже. Над головой тяжелые каменные глыбы, и не вырваться из этого хлипкого пузыря. А если и вырваться, то куда? Кругом темнота, вода и… смерть.
Клаустрофобия — страшная штука. Пока видела кусочек пространства за полупрозрачными стенами нашей «подводной лодки», ничего особенного не ощущала. Но стоило пузырю стать похожим на непроницаемый силиконовый гроб, как у меня закружилась голова, неприятно сдавило грудную клетку и начали холодеть руки. И компания синеглазой мымры от все усиливающегося страха не спасала.
Тьма снова проснулась, потянулась к свету, ощупала гибкие стены пузыря и… свернулась черным газовым шарфом вокруг моей шеи. Думала, задушит, но нет… на самом деле, стало чуть легче. Во сне я ее контролировала, будто собственное тело, сейчас же было иначе. Вроде и часть меня, но до конца ее не чувствую. Как волосы на голове: растут, да… однако заставить их шевелиться силой мысли не получается.
Страх по-прежнему не желал отпускать, но дыхание выровнялось и сознание, готовое едва не уплывшее во мрак, прояснилось. Где-то с минуту я молча смотрела на русалку, в надежде таким образом отвлечься от мерзкой фобии. Потом поняла, что от созерцания такой «красоты» мне становится только хуже и, прикрыв глаза, решила успокоить нервы с помощью хороших воспоминаний. Хотела воскресить в памяти лица родных, занятия в «Мухе» и вечерние посиделки с Маринкой, на которых, кроме нас, присутствовали только кола, чипсы и ее любимый кот Чингачгук.
А вместо теплой и домашней обстановки, перед моим внутренним взором встал белый зал шарту. С белым ворсом огромного ковра, белыми ароматными цветами на стенах и… белым мужчиной в серебристых одеждах.
— Потанцуем? — провокационно улыбаясь, спрашивал он, а длинные пальцы ласково перекатывали черные рукояти кинжалов.
Эта тренировка не шла ни в какое сравнение с той, что мне устроили в день рождения. И острые клинки на сей раз не резали, не кололи… они пели в руках, разрубая воздух! На их гладких боках танцевали яркие блики, в то время как я… танцевала с Киром.
Мотнула головой, отгоняя наваждение. Не то… не такими воспоминаниями я планировала восстанавливать свое душевное спокойствие! Открыла глаза, встретилась с пристальным взором русалки, снова зажмурилась и насильно подтянула картинки из моей прошлой жизни.
Итак… Чингачгук, чипсы, кола и Маринка, угу. Сестра сидит на диване и тыкает длинными ногтями в кнопки телевизионного пульта. Длинными и острыми… как те кинжалы, что как литые ложились в мою ладонь. Серебряная вязь переливалась на черных рукоятях… почти как маникюр моей сестры.
Черное с серебром… и белая мужская рука поверх моих пальцев. Сжимает мягко, но настойчиво, направляя движения, помогая делать плавные взмахи и резкие остановки.
— Ш-ш-ш-ширх! — воздух разрезает серебристая линия, — ширх, — и острое лезвие, победно сверкнув, замирает на уровне моей груди. А вместе с ним замираю и я… в объятиях белокожего тренера.
Он стоит за спиной, его дыхание шевелит волосы на моей макушке, а мое сердце бешено бьется, вторя яростным перепадам струящейся отовсюду музыки. Красивой, динамичной… страстной.
— Еще хочешь потанцевать? — спрашивает аше-ар, склоняясь к моему уху.
Жмурюсь, как довольная кошка, киваю и улыбаюсь. Глупо, счастливо. Так танцевать я готова часами… пока не упаду на мягкий белый ковер от усталости и от дурацкого детского счастья…
— Замечталась? — голос пятнистого мутанта вернул меня с небес на землю. — Судя по выражению лица блаженной дурочки — да, — хмыкнула русалка, а потом радостно сообщила: — Приплыли! Пора на выход, сейлин.
Полчаса спустя…
Кир-Кули шел по дну, не зажигая магические огни. Да и к чему они, когда рядом движется существо, света которого вполне хватает, чтоб озарить пространство на много шагов перед, а силы — чтоб без труда держать защитный купол над путешественниками и расчищать завалы камней в лабиринтах подземных рек. Один поворот, второй, третий… Как понять, куда утянула айку та подводная тварь, что сумела ее похитить, если метка на теле девочки молчит? Почти молчит… для него — ее хозяина. Но где гарантия, что голубой росчерк под ключицей не жжет свою носительницу, подобно раскаленному железу? Однако выбора не было, и аше-ар сильнее потянул за незримую нить «рабской цепи».
Официально в Тайлаари рабство было под запретом, разве что присутствовали редкие случаи долгового или добровольного, когда кто-то более слабый и уязвимый сам соглашался на определенный срок принадлежать более сильному хозяину, способному обеспечить защиту и безбедное существавание. Но работорговцы выкручивались из ситуации, доставая товар в мирах за Гранью. Попасть туда было сложно, вернуться еще сложнее, путешествие стоило дорого, род деятельности считался контрабандой, но… спрос рождал предложение. У Кир-Кули когда-то очень давно тоже были рабы, носившие его уникальную подпись на своей коже. Забавные игрушки, исполнительные слуги… недолговечные, увы. Но опыт работы с рабскоим клеймом и сопутствующей ему ментальной цепью, эйсард усвоил на всю жизнь.
Ритуал Эо позволял чувствовать, что физическое здоровье айки в полном порядке, но не давал четкого представления, где именно она находится. Связь гая Светлоликого с зачатым им ребенком тоже не радовала конкретикой. Сильнейший знал, что сейлин где-то здесь, в этом всеми забытом мире, но… искать ее ему приходилось с помощью своих проворных посланников. Оба они и сейчас рыскали под водой в виде расплывчатых фантомов. Заглядывали в расщелины, под камни, исчезали в темных ответвлениях рек и снова возвращались… ни с чем. Самой результативной в розыске пропажи по-прежнему была рабская метка. Она как приглушенный чьей-то магией маячок, тихо звала хозяина.
— Как можно было умудритьс-с-с-ся ее потерять? — не скрывая раздражения, шипел юноша с длинными волосами, похожими на толстые жгуты.
