Король призраков - Джульетт Кросс
Этого не могло быть!
Но я безошибочно узнала их лунные крылья, мерцающие в свете костра почти так же ярко, как украшенные серебром рога тёмных фейри. Не скромные одеяния этих женщин, глубокие декольте и высокие разрезы на бёдрах, выдавали их происхождение.
Я была не глупа. В Иссосе существовало множество борделей, откуда могли приехать эти женщины, но я никогда бы не подумала, что они способны предать свой народ и продавать свои тела нашим врагам. Врагу, который только что победил нас в войне.
Сердце моё забилось быстрее, когда я стала искать глазами Голла, гадая, какая женщина привлечёт его внимание на этом празднике. Он говорил мне, что мы не будем совершать обряд единения здесь, так что он наверняка нашёл себе другую женщину для празднования этой ночью.
Его не было среди них. Мой взгляд остановился на Сорине, у которого на коленях сидела пышногрудая светловолосая фейри. Он рассказывал какую-то историю, которую я не могла расслышать, когда блудница повернулась к нему и села верхом, целуя его в шею. Он тут же прервался, осушил свою кружку с элем, бросил её на землю и, обхватив женщину за бёдра, ушёл с ней в ближайший шатёр под одобрительные крики остальных тёмных фейри.
Я отступила от входа, не желая видеть, как Голл уведёт одну из тех женщин. Это чувство напоминало ревность, но это было абсурдно. Между нами не было настоящих отношений. Я едва его знала. Но всё же, клянусь всеми богами, он мог бы проявить хоть каплю приличия и не ложиться с другой женщиной в ночь нашего брака.
Вернувшись к кровати, я залезла под одеяло и натянула мех до самого подбородка, не сводя взгляда со входа в шатёр, желая, чтобы он вернулся и выслушал всё, что я о нём думаю.
— Я ненавижу его, — прошептала я в пустоту, глотая жгучие слёзы, чувствуя всю унизительность своего жалкого состояния.
Меня принудили к сексуальному рабству, чтобы рожать ему наследников, и он будет пользоваться мной, когда ему вздумается, разгуливая повелителем мира и спя с кем захочет. Кровь закипела у меня под кожей, злоба покрыла тело липким потом.
Нет, этой ночью я точно не смогу уснуть.
***
Я, должно быть, задремала, но что-то меня разбудило. И это было не шумное веселье снаружи, а наоборот — полная тишина. Только звук чудесного мужского голоса, поющего на фоне утихшего лагеря.
Не сдержавшись, я надела халат, накинула тёплые туфли и приоткрыла полог шатра. Мекк и Феррин всё так же стояли на страже, молча наблюдая, как я вышла и прислушалась.
— Кто это? — спросила я.
— Не знаю, Мизра, — ответил Мекк. — Празднества уже почти закончились.
— Могу я подойти поближе? — Я указала в сторону ближайшего костра.
Мекк и Феррин обменялись взглядами, но ответил Феррин:
— Да, моя госпожа. Следуйте за мной. Мы можем подойти достаточно близко, чтобы вам было видно.
Лес был погружён в тень, и только несколько оставшихся костров в лагере отбрасывали слабый свет. Похоже, на улице жгли древесину, а не уголь. Я подошла ближе к голосу, который выманил меня из шатра, осторожно приближаясь к кругу тёмных фейри, сидящих у костра, очарованных песней.
Это пел тот тёмный фейри с обломанным рогом. О, богиня, что за неземной голос исходил из его уст! Удивительное сочетание. Этот воин был ужасно изуродованным выделяясь среди всех, кого я видела здесь, и единственный с обломанным рогом. Он был обезображен, но его голос был божественный. Словно богиня наделила его этим даром, чтобы компенсировать его шрамы.
Но богиня не стала бы благословлять тёмного фейри. Это должен быть Виск или кто-то из тёмных богов. Погрузившись в его слова на демоническом наречии, я пыталась расшифровать историю, сплетённую в его песню.
Мы остановились в стороне от круга воинов у костра, но всё же достаточно близко, чтобы лучше видеть и слышать. Я заметила, что среди них не было светлых фейри-блудниц.
Наклонившись к Феррину, я спросила:
— Он поёт о доме, верно?
Он кивнул, взглянув на меня.
— Это одна из любимых песен тёмных фейри. Кеффа — так его зовут, скилденбард.
— Что это значит? — спросила я, не узнав демоническое слово.
— Наш мастер песен. Кеффа когда-то был известен по всему Нортгаллу как один из лучших.
— Когда-то?
— Он много лет провёл в тюрьме у короля Закиэля. Но Голлайя освободил его. — Брови Феррина нахмурились, пока он наблюдал за певцом. — Хотя я сам никогда не слышал его пения, говорят, что он легендарен среди фейри.
— Для тёмных фейри барды важны? — спросила удивлённо я.
Мекк с усмешкой ответил:
— Конечно, они важны. Песни Кеффы проникают прямо в сердце. — Он замолчал, задумчиво наблюдая за Кеффой. — Его песня похожа на магию, наполняющую тебя ослепительной эйфорией.
Я никогда не считала свою новую магию особенной. Это не было похоже на прежние ощущения. Но иногда, как, например, когда я парила в облаках, глядя на мир глазами ястреба, магия пылала во мне ярким огнём. В такие моменты я вспоминала, что значит быть сильной светлой фейри.
— Разве не нужна песня и вашему сердцу, Мизра? — спросил Феррин.
Его вопрос был невинным, но взгляд — пытливым, будто он действительно хотел знать ответ.
— Полагаю, вы правы. Всем нужна песня для сердца.
Голос Кеффы стал тише и глубже, наполнившись грустью, когда он продолжал на демоническом языке, распевая о сыне, погибшем на войне, и матери, всё ещё стоящей у дверей, ожидая его возвращения.
Глаза защипало от слёз при одной мысли об этом. Я всегда видела короля Закиэля, а затем Голлайя и его армию, как врагов, огромных монстров, которых нужно уничтожить. И всё же у этих солдат, вероятно, было не больше права или возможности отказаться от призыва их короля, чем у лумерийцев, когда мой отец, а затем и Бейлин, призывали их к бою.
Были матери, жёны, сёстры, потерявшие своих близких по обе стороны. Война была настоящим злодеем, настоящим врагом. И тем, кого я смогла победить, отдав себя, свою жизнь, тёмному королю. В тот момент, пока Кеффа пел прекрасную песню о своей родине, я решила сделать всё возможное, чтобы найти себя в новой жизни. Это была не та судьба, которую я выбрала бы для себя, но она предотвратила величайшее зло, убивающее и светлых, и тёмных фейри. Я начинала понимать, что они не столь уж отличались от нас, как я когда-то считала.
Моё внимание привлекло ощущение взгляда, и я повернула голову через костёр