Плебейка - Александра Плен
Обед прошел в злобно-напряженной обстановке. Поверенный семьи Лукрециев молча сидел и цедил вино, Аврора тоже не отсвечивала, глядя строго в тарелку. Зато мы с Растусом развлекли всех – шипели друг на друга как кошка с собакой. Сам виноват. Вот зачем было так нагло отвечать на мой безобидный вопросик: «Каким ветром занесло такого важного гостя на этот убогий остров?»
– Решил проинспектировать новую семейную собственность, – ответил младший Лукреций, развалившись в кресле, – узнать с какой стати брату понадобилось это завалящее поместье. Стоит оно недешево даже исходя из того, что остров действительно, как ты говоришь, убогий.
Если он называет меня на «ты», то и я не буду стесняться. Против Фабия, к которому я испытывала уважение, почтительность из-за его возраста, опыта, положения или чего-то другого, этот недонасильник вызывал у меня лишь раздражение и желание уколоть больнее.
– У тебя странный акцент, – продолжил допрашивать домин, – такое ощущение, что ты говоришь на латинском недавно. Откуда ты?
– Ты не знаешь? Я же потеряла память, – ответила легкомысленно, – и пока не нашла.
Аврора не удержалась и хмыкнула. Растус перевел взгляд на нее. На лицо набежала тень.
– Нетрудно догадаться, что вы здесь затеваете, – произнес он холодно. Аврора напряглась. Я увидела, как побелели ее пальцы, судорожно стиснув вилку, – донна Просперус, вы подписали договор и лишились всяких прав на ребенка. Не забыли?
Почему он так разговаривает? Девушка сжалась, словно от удара. Я же наоборот, вскипела от злости. Есть у меня такая особенность в характере, не слишком полезная для профессии журналиста – болезненное чувство справедливости. Если вижу грубость в отношении друзей или родных – вспыхиваю и лезу в драку.
– Но увидеть она его может или и это запрещено? – прошипела ядовито. Я читала договор, там ничего не было про «увидеть». Просто пробраться на остров для обычного человека невозможно, детей охраняли, как великую драгоценность. Домашнее обучение, потом закрытые школы – домины почти не соприкасались с людьми.
– Заранее готовишь почву? – видя мое непонимание, пояснил, – для своего ребенка. Думаешь, ты тоже сможешь с ним встречаться?
– Повторяю для особо тупых. Я не собираюсь никого никому рожать, – произнесла я, медленно цедя слова сквозь зубы, – сколько можно раз повторять? Беда с памятью?
Поверенный, сидящий напротив, испуганно икнул и уткнулся носом в очередной бокал. Я зло сощурила глаза. А домин наоборот, развеселился. На аристократической физиономии расцвела ехидная ухмылка. Он наслаждался ссорой. Действительно, кто еще кроме меня сможет сказать правду в лицо.
– Посмотрим, сколько ты продержишься, – Растус промокнул губы салфеткой, небрежно бросил ее в тарелку. У меня сердце сжалось, видя, как тонкая льняная ткань окрашивается пятнами от еды, – а я понаблюдаю. Давно не было ничего интересного в семье. Ставлю на месяц. А ты? – он повернулся к господину Таллану, тот неуверенно пожал плечами.
– Ээээ… две недели? – выдавил вынужденно.
Я провела хмурым взглядом выходящего из столовой домина. А он изменился. Здесь, в своем поместье, он вел себя совершенно по-другому. Не выглядел той замороженной глыбой, какую мы наблюдали в доме Просперусов, а вполне нормальным для своего возраста парнем. Хмурился, улыбался, даже смеялся. И этот чертовый бриллиант в ухе… Постоянно отвлекал и слепил глаза.
На вид он был моим ровесником. Но не удивлюсь, если ему больше, с этими хозяевами империи ни в чем нельзя быть уверенной точно. Вон Фабию девяносто, а выглядит максимум на сорок, а то и меньше.
Зарядившись на обеде не только едой, но и адреналином, я пошла за Авророй в подвал выбирать скисы. Они здесь были разными, на любой вкус и цвет. Некоторые с боковыми поручнями и рычагом, типа джойстика, некоторые с удобными сидениями и рулем, некоторые точно такие же, как у меня дома – со стойкой впереди и двумя ручками.
Я выбрала привычный. С картой, двумя бутылками воды и верой в успех мы поехали на север вдоль берега. Скорость держали высокой, иногда я даже залетала на воду, потому что постоянно отвлекалась, рассматривая красоты. А также инстинктивно уклонялась от бродивших по побережью туристов из моего левого мира. После того, как я перестала носить очки, это стало настоящей проблемой. Плюс еще одна неприятность – непрекращающаяся головная боль и, как следствие, раздражительность и усталость уже с утра.
Границу одного поместья от другого определял невысокий маяк со сверкающим шариком, висящим в стеклянном колпаке. Мы осторожно его обогнули и полетели дальше.
Огромный замок на холме мы увидели издалека. Он выглядел древнее «нашего», с толстыми стенами, башенками, арками, как у средневековых построек. Странно было встретить на Родосе подобное сооружение. Хотя плюсы в таком сооружении есть – не нужно тратиться на кондиционеры, внутри толстых стен всегда прохладно.
Мы с Авророй притормозили, потом соскочили со скисов и пошли пешком. Было заметно, что девушка нервничает. Она побледнела, ее взгляд испуганно блуждал по побережью. Слава богу, людей вокруг не наблюдалось. До замка оставался всего ничего, когда за декоративным кустарником мы обнаружили шезлонг с лежащей на нем женщиной. Он стоял на границе песка и газона, достаточно далеко от моря. Женщина самозабвенно спала, прикрыв лицо шляпкой. А еще дальше, у самой воды, за небольшим барханом играл маленький мальчик.
Женщина, скорее всего, няня. И свои обязанности она выполняет из рук вон плохо. Но нам сейчас не с руки ее будить. Пусть спит. Ребенок, словно что-то почуяв, обернулся. Потом оставил свои игрушки и подбежал к нам.
– Ты кто? – он пристально смотрел на Аврору. Маленькое круглое личико стало до невозможности сосредоточенным, бровки сдвинулись домиком.
Аврора опустилась на колени перед ребенком, их лица оказались на одном уровне. Я замерла, задержав дыхание, даже сердце остановилось на несколько секунд. Эти двое были абсолютно одинаковыми, зеркальным отражением друг друга. Похожими как две капли воды.
– Ты моя мама? – Браво! Четырехлетний мальчик без труда сделал правильный вывод. Любой бы сделал, видя себя в зеркале ежедневно.
Лицо Авроры исказилось, губы затряслись, девушка всхлипнула раз, другой. И вдруг слезы потекли из ее глаз потоком. Она прижала к себе ребенка, ощупывая ладонями маленькое тельце, гладя ручки, ножки, бесконечно целуя его в макушку.
– Где же ты была так долго? – попытался серьезно произнести малыш, но в конце голос задрожал и сорвался. Было видно, что мальчик изо
