Пленница пророчества - Анна Катнер
– Милорд, вы слишком добры. – Я лихорадочно пыталась найти причину, по которой точно, никак, ни при каких обстоятельствах не могу в очередной раз украсить своим присутствием скромный пикник. – У меня… у меня…
В голову ничего не лезло. Как назло, Гектор еще и улыбнулся одной из своих обаятельных улыбок. Он был хорош: очень красив и статен, умел производить приятное впечатление и вообще, если бы не его неотесанные друзья и чересчур напыщенная гордость за свои скромные подвиги, мы бы с ним могли и поладить.
– У госпожи Риланны сегодня важная встреча. – Я еще никогда не была так сильно рада видеть колдуна. Фэрфакс как раз свернул на дорожку и моментально оценил обстановку.
– Да, точно! Встреча с… э-э-эм, мм…
– Со мной, – опять пришел на помощь колдун. – Я рассказываю госпоже об истории Ниверии и об этих замечательных, – он сделал широкий жест в сторону леса, – краях в целом. Хотите присоединиться? Мы как раз добрались до событий на Южном тракте.
От нарочитой учтивости Фэрфакса даже у меня свело зубы, уж очень не вязался его тон с холодной усмешкой. Я-то привыкла, а вот Гектор скис, сослался на неотложные дела и покинул нас так стремительно, что при других обстоятельствах это можно было бы счесть оскорблением.
К рощице мы отправились, соблюдая все традиции: я шла впереди, будто бы не замечая «хвост» в виде колдуна, Фэрфакс – с деланым любопытством разглядывая цветочные клумбы и держась на пятак шагов позади.
– И что же такого важного произошло на Южном тракте? – Я нарушила тишину, едва мы миновали заросшую плющом калитку сада.
– Да ничего. Тракт как тракт, – пожал плечами мужчина. – Большой, широкий, с кучей обозов и разбойников.
– А чего это тогда Гектор так стушевался?
– А тебе бы понравилось, если бы на твоих землях безнаказанно орудовали разбойники и тебе об этом решили бы напомнить?
Я что-то пробурчала, и разговор сам собой прекратился. До шумного и широкого ручейка, который обычно служил негласной границей моих прогулок, мы добрались слишком быстро, но возвращаться обратно мне еще не хотелось. Да и лес сегодня оказался уютным, как никогда: через густые кроны пробивался мягкий зеленоватый свет, изредка щебетали птицы, воздух был теплым, приятным, свежим. Я скинула туфли и смело вошла в воду.
– Зря. – Фэрфакс остановился на берегу.
– Да не так уж и холодно, – соврала я. Вода была ледяной, очень хотелось побежать, но дно было каменистым, острым. Приходилось тщательно выбирать место для следующего шага. – А даже если и так: заболею, умру, и тебе не заплатят.
Я так живо представила, как Севилла брызжет слюной, мол, невестка нужна была ей живой и здоровой, что не удержалась и поскользнулась, замахала руками, но равновесие удержала и победно взглянула на колдуна. Тот уже, видимо, изготовился меня поднимать и в очередной раз язвить – напрягся, сделав шаг к воде.
– А если боишься ноги промочить, то возвращайся. Мадам Агата тебя с утра искала, что-то там про проклятия говорила…
Фэрфакс скривился, словно я провела ногтями по стеклу, и решительно вошел в воду. Сапоги у колдуна были крепкими, высокими и наверняка магическими. Я даже успела немного позавидовать, прежде чем он поравнялся со мной. С секунду я думала, что он сейчас толкнет меня в воду, просто чтобы испортить хорошее настроение и сделать гадость, как он любит. Но нет. Вместо этого Фэрфакс внезапно наклонился, подхватил меня под колени и, подняв на руки, в три шага преодолел оставшийся путь до берега. Я даже не успела возмутиться.
– И где спасибо?
– Еще раз меня тронешь – повешу, – слова, хоть и довольно мрачные по смыслу, прозвучали миролюбиво. Колдун серьезно кивнул.
Еще минут двадцать мы шли молча, пока путь не преградило огромное упавшее дерево. Широкий ствол зарос мхом и вьюнком с мелкими белыми звездочками-цветами, спадающим вниз, как полог. За этой зеленой завесой ничего нельзя было разглядеть. Воображение тут же дорисовало чудесный сказочный мир по другую сторону: с маленькими феями, крылатыми лошадками и добрыми кудесниками-друидами, которые точно не занимаются похищениями за деньги.
– Стой, – резко произнес колдун, и я замерла с поднятой ногой. Тон у Фэрфакса был слишком серьезный, чтобы пренебрегать его словами.
И не зря: зеленый занавес вдруг всколыхнулся, зашелестел, и передо мной появился огромный, выше меня на две головы, белый олень. Большие темные глаза загадочно мерцали из-под густых ресниц.
– Это Хозяин леса.
– Всего?
– Нет. – Фэрфакс улыбнулся, будто я сказала что-то очень веселое. – Духи леса – сущности, которые обитают вблизи магических жил. И я уже догадываюсь, что ты спросишь. Они принимают тот облик, который им больше по душе. Медведи, лисицы, зайцы – любые формы.
Я оскорбленно хмыкнула, бросив на колдуна уничижительный взгляд. Откуда мне знать о магических существах? Животное протяжно фыркнуло, разрыло копытом мох и призывно мотнуло лобастой головой. Белоснежная шерсть на морде заискрилась серебряными переливами. В ветвистых рогах – черных, костяных – запутался белый вьюнок. Мне до одури захотелось духа погладить.
– Я бы на твоем месте этого не делал, – предупредил колдун, едва я сделала робкий шажок вперед. – Хозяева леса редко подпускают к себе людей.
– А колдунов?
– Тем более. Есть легенда, красивая легенда, что якобы духи читают мысли и обо всех помыслах – прошлых и грядущих – ведают, поэтому только чистые душой могут с ними… общаться. На самом деле они тянутся лишь к первородной магии.
Первородная магия упоминалась в труде Б. Ф., и я с удивлением обнаружила, что помню о ней несколько фактов: сильная, почти забытая и простым колдунам недоступная ввиду того, что является врожденной. Как дар: либо есть, либо нет. Похоже, автора «Краткой истории» это очень обижало, потому что такую магию он охарактеризовал следующим образом: редкая, малоизученная, никому особо и не нужная.
– Поэтому если подойдешь еще ближе, он просто убежит.
Из принципа я сделала шаг, потом еще и еще. Дух не шелохнулся, только следил за мной своими большими влажными глазами. Я медленно подняла руку, ожидая, что вот сейчас олень отпрянет и растворится белесым туманом, но ничего не происходило. Мои пальцы сначала осторожно прикоснулись к шершавому носу, затем утонули в мягкой шерсти на щеках и подбородке животного. Опешив от собственной
