Отбор. Элита. Единственная - Кира Касс
– Именно потому это и не нравится мне. – С этими словами я поднялась.
Максон фыркнул и тоже встал. Я начала хмуриться, но это и в самом деле было ужасно смешно. Он поклонился, я сделала книксен и вернулась обратно на место.
Я так проголодалась, что с трудом дождалась, когда он закончит с оставшимися девушками. Но в конце концов последняя из них вернулась за свой столик, и я уже предвкушала первый завтрак во дворце.
Принц Максон вышел в центр зала:
– Если я кого-то из вас попросил задержаться, пожалуйста, оставайтесь на своих местах. Остальные могут проследовать за Сильвией в столовую. Я присоединюсь к вам в самое ближайшее время.
Попрошу задержаться? Это что, знак особой милости?
Вместе с большинством девушек я поднялась и направилась к выходу из зала. Должно быть, он просто хотел познакомиться с кем-то поближе. Я увидела, что Эшли тоже оказалась в числе избранных. Ну конечно, на нее стоило только посмотреть, чтобы понять, что она уникальна. Прирожденная принцесса. Всем иным я пока что не была представлена. Впрочем, они, со своей стороны, не горели желанием общаться со мной. Камеры остались в зале, чтобы запечатлеть то, что приготовил Максон, а все прочие устремились к выходу.
Мы вошли в пиршественный зал, и там, даже более величественные, чем я себе воображала, уже находились король Кларксон и королева Эмберли. Помещение было буквально нашпиговано камерами, призванными не упустить ни единого мгновения нашей первой встречи. Я замялась. Наверное, следовало вернуться обратно ко входу и подождать, пока нас не пригласят войти. Но остальные, пусть и не без колебаний, продолжали идти. Я поспешно направилась к своему стулу, надеясь, что не привлекла лишнего внимания.
Не прошло и двух секунд, как в зале появилась Сильвия и оценила обстановку.
– Дамы, – произнесла она. – Боюсь, до этого момента мы еще не дошли. Когда вы вступаете в комнату, где находятся король или королева, или, наоборот, они входят в помещение, в котором пребываете вы, полагается сделать книксен. Затем, когда они поприветствуют вас, вы можете подняться и занять свои места. Ну-ка, все вместе!
И мы все дружно сделали книксен в направлении королевского стола.
– Милости просим, девушки, – произнесла королева. – Пожалуйста, рассаживайтесь, и добро пожаловать во дворец. Мы рады принимать вас под нашей крышей.
У нее оказался очень приятный голос: спокойный, как и ее лицо, но ни в коей мере не безжизненный.
В соответствии с правилами этикета, преподанными Сильвией, по правую руку от каждой из нас материализовался лакей, чтобы налить в бокалы апельсиновый сок. Затем на подносах принесли тарелки, накрытые крышками. Когда блюдо открыли, в лицо мне ударил ароматный пар, исходивший от оладий. К счастью, пронесшийся по залу негромкий гул восторга заглушил урчание моего желудка.
Король Кларксон благословил пищу, и мы принялись за еду. Через несколько минут в зал вошел Максон, но прежде, чем мы успели подняться, он произнес:
– Прошу вас, дамы, не вставайте. Ешьте спокойно.
Он подошел к королевскому столу, поцеловал в щеку мать, хлопнул по спине отца и уселся в кресло по левую руку от него. Потом что-то сказал ближайшему лакею, отчего тот негромко рассмеялся, и принц принялся за завтрак.
Эшли все не было. И других тоже. Я огляделась по сторонам, ничего не понимая, и попыталась подсчитать, скольких девушек недостает. Оказалось, восьми. В зале не было восьмерых девушек.
На невысказанный вопрос в моих глазах ответила Крисс, сидевшая напротив.
– Они выбыли, – произнесла она.
Выбыли? Ох! Выбыли…
Моей фантазии не хватило представить, что же такое можно было сделать менее чем за пять минут, чтобы навлечь на себя недовольство Максона, но я вдруг порадовалась, что была с ним честной.
Нас осталось двадцать семь.
Глава 12
Камеры сделали круг по залу и оставили нас наслаждаться завтраком без посторонних глаз, щелкнув напоследок еще одну фотографию принца.
Неожиданная убыль в наших рядах слегка меня огорошила, но Максон, казалось, ничуть не расстроился. Он преспокойно завтракал, и тут я спохватилась, что, если не потороплюсь, моя еда остынет. И снова она показалась почти неправдоподобно вкусной. Апельсиновый сок был таким густым и насыщенным, что пришлось пить его маленькими глотками. Яичница с беконом была просто божественной, а оладьи безупречно пышными, в отличие от тонких лепешек, что выходили у меня дома.
Повсюду вокруг слышались негромкие вздохи: судя по всему, я не единственная, кто наслаждался ароматами и вкусом. Не забыв воспользоваться для этой цели щипцами, я переложила из корзинки в центре стола себе на тарелку клубничное пирожное. Мне было интересно, как другим двум Пятеркам понравился завтрак, и я принялась оглядываться по сторонам. Тут-то и выяснилось, что из трех Пятерок оставили меня одну.
Я не была уверена, что Максон осведомлен о таких подробностях. Создавалось впечатление, что он толком не знает, как кого зовут, но то, что обе представительницы низкой касты отправились домой, показалось странным. Интересно, если бы не наше вчерашнее знакомство с принцем, меня тоже попросили бы на выход? С этими мыслями я отправила в рот кусок клубничного пирожного. Оно было таким сладким, а тесто таким рассыпчатым, что я забыла обо всем на свете. Я даже невольно замычала от удовольствия: ничего изумительнее в жизни пробовать не доводилось. Второй ломтик я откусила, не успев еще дожевать первый.
– Леди Америка? – вернул меня с небес на землю чей-то голос.
Все головы в зале обернулись к принцу Максону, ибо это был именно он. То, что он так буднично обратился ко мне, вообще к одной из нас, на глазах у всех остальных, стало для меня потрясением.
Но хуже всего то, что окликнул он меня ровно в тот момент, когда мой рот был набит пирожным. Я прикрыла губы ладонью и принялась торопливо жевать. Хотя все это едва ли могло продлиться больше нескольких секунд, под взглядами всех присутствующих в зале они показались мне вечностью. Я заметила самодовольный вид, с которым смотрела на меня Селеста. Должно быть, в ее глазах я выглядела несерьезной соперницей.
– Да, ваше высочество? – отозвалась я, торопливо сглотнув.
– Ну и как вам еда?
Максон, казалось, с трудом удерживался, чтобы не расхохотаться – то ли от моего остолбенелого вида, то ли при воспоминании о нашем самом первом, в высшей степени недопустимом, разговоре.
Я изо всех
