Комплекс крови (СИ) - Анастасия Ильинична Эльберг
— Думаю, вы узнали сюжет легенды о слепом Уильяме и Демоне Реки, — говорила девушка в костюме а-ля «мадемуазель Шанель», остановившись рядом с очередной картиной. — Короткое пояснение для тех, кто не знает, о чем речь. Однажды молодой человек по имени Уильям полюбил слепую девушку и заключил договор с Демоном Реки, в соответствии с которым…
— Прости, что мешаю знатоку наслаждаться искусством, но зачем ты меня сюда позвал? — шепнула на ухо брату Терри.
— Я позвал тебя сюда для того, чтобы ты увидела истинный масштаб таланта одного из моих любимых художников, — ответил Тристан.
— Ничего особенного в нем нет. Помимо родства с Самуэлем Муном, пожалуй, но таким в Треверберге не удивишь, с тем, как он меняет женщин, детей у него штук двадцать, если не больше. Эдуард пишет безвкусные бледные образы.
— Иногда мне кажется, что ты никогда не полюбишь живопись так, как я, сестрица. Взгляни.
Терри с сомнением изучала полотно, изображавшее большое серебряное блюдо с лежащими на нем окровавленными клинками.
— Разве не восхитительно? — обратился к ней Тристан.
— Это же просто катаны, испачканные в крови.
— Я говорю не про катаны. Я говорю о том, что эти, как ты выразилась, «безвкусные бледные образы» и эти завораживающие вещи — плод воображения одного и того же человека. Может, у него все же есть печать?
— Нет, — улыбнулась Терри. — Печати у него нет. Ты сам прекрасно знаешь.
Тристан знал — и при мысли о том, что работы самого обыкновенного смертного произвели на него такое впечатление, чувствовал себя неловко. Печать Лилит, маленькая татуировка в виде «дурного глаза» на спине между лопаток, видимая лишь избранным, приносила своему обладателю много проблем — и одаривала его огромным количеством талантов, призванных компенсировать причиняемый проблемами вред. С рождения эти люди живут одновременно в двух мирах, отличают темных существ от светлых и обладают уникальным восприятием, оставаясь смертными. Многие музыканты, писатели и художники, в контексте разговора о которых нельзя не упомянуть слово «гений», имели печать Лилит. В их числе находился и Сальвадор Дали, столь любимый Тристаном, хотя его картины не шли ни в какое сравнение с поразительными полотнами доктора Кристиана Дойла, одного из служителей Равновесия. А служители Равновесия, как известно, до обращения были людьми с печатью.
В Темном мире доктора Дойла знали как Винсента, гениального врача, лингвиста, давшего жизнь темному языку, музыканта, композитора, поэта и, конечно же, художника. Если бы дела обстояли иначе, и Тристану потребовался бы кумир, он бы остановил свой выбор на этом выдающемся создании. Тем более что они были соседями: доктор Дойл с недавних пор жил в одном из особняков в старой половине. Кому нужны картины смертных, если ты при желании можешь пожать руку одному из самых выдающихся художников Темного мира, если не самому выдающемуся?
Но — нет. Что-то притягивало Тристана в мягких и наивных силуэтах фигур на полотнах Эдуарда Муна, а сегодняшняя «темная» экспозиция привела его в восторг.
— Да, знаю, он просто эмпат. Что же, гении встречаются и среди обычных людей.
— Странно слышать от тебя такое, братец. Ты вообще странно себя ведешь.
— Прошло много лет, Терпсихора. Я изменился.
— Ты изменился, но к ужину в тот вечер так и не вышел. Держу пари, потому, что не хотел сидеть рядом с Ларри и Юджином?
— Ларри. Вот как ты его называешь. Буквально пару дней назад это было официальное «Лариэль».
Терри кивнула кому-то из знакомых и остановилась перед очередным полотном.
— Похоже на наш особняк, — сказала она, чуть наклонив голову.
— Да. Это стилизация изображения с одной из старых открыток. В городской библиотеке есть альбом. И в папиной библиотеке тоже есть. Я тебе рассказывал.
— Помню, кладбище и Темная площадь. Ты не сказал, зачем я здесь, Тристан. Опустим красивые слова о таланте Муна-младшего.
— Решил, что тебе будет интересно узнать о моих исследованиях.
Она повела плечами, поправляя лежавшую на них газовую ткань.
— Ты мог бы пригласить меня в театр или в ресторан.
— В театре в последнее время ничего хорошего не дают. Что до ресторана — подобные беседы могут испортить тебе аппетит. И какой после этого из меня джентльмен?
— Кажется, ты повзрослел, — отметила Терри таким тоном, будто слова эти дались ей с большим трудом.
— … мы не можем не отметить удивительные переходы оттенков в изображении языков тумана, — с воодушевлением продолжала девушка в костюме а-ля «мадемуазель Шанель».
Тристан наклонился к уху сестры.
— Знаешь, это любопытно. Ты в курсе, что я помню свое прошлое, но никогда не расспрашивала меня о нем.
— Меня не интересует твое прошлое.
— А жаль. Потому что часть ответа на вопрос о том, кто прикончил твоих несчастных жертв, кроется здесь.
Губы Терри тронула улыбка.
— Ты повзрослел, но тяги к дешевой драме не утратил, — высокомерно заметила она.
— Я ведь уже говорил, что разгадка поможет нам с тобой?
— Говорил, — кивнула сестра. — Но в тумане, который ты напустил, потерялся бы кто угодно.
— У меня возникла гипотеза, — негромко произнес Тристан, рассматривая изображенные на очередном полотне Отдаленные мосты. — И я решил не торопиться с анализом. Вначале я хочу ее проверить.
Терри одарила улыбкой кого-то из знакомых.
— Ты издеваешься? — зашипела она, сделав знак брату наклониться. — Твои гипотезы важнее, чем непойманный маньяк?!
— А какое мне дело до непойманного маньяка? — резонно возразил Тристан. — Я должен пожалеть людей, которых он убивает? Людей, большая часть которых путалась с темными существами?
— О боги, а я-то на мгновение решила, что ты действительно изменился!..
Тристан обменялся рукопожатием со светловолосым молодым человеком во фраке, одним из сыновей их семейного юриста.
— Как поживает доктор Хобарт? — с улыбкой осведомился тот.
— О, прекрасно, просто отлично, — с отстраненным видом ответил Тристан. — Надеюсь, вы получили мое приглашение? Буду рад видеть вас на дне рождения.
— Приду обязательно, — вежливо кивнул блондин.
Терри увлекла брата в один из пустующих углов выставочной залы, подальше от толпы.
— Если бы отец не настоял на этом празднике, я бы никого не приглашал, — сказал Тристан, глядя в спину удаляющемуся сыну юриста. — Скучаю по тем дням, когда мог сидеть в лаборатории или в библиотеке и делать вид, что весь мир для меня умер.
— Ты и сейчас умеешь делать вид, что весь мир для тебя умер. А теперь говори, что хотел. Потому что я не имею никакого желания таскаться по залу и смотреть картины. Ты знаешь, как я отношусь к живописи. На худой конец, ты мог бы достать приглашение на концерт!..
— Мне нужно твое ДНК, Терпсихора.
Фиалковые глаза
