Поцелуй Ледяной розы (СИ) - Рябинина Татьяна
- Благодарю, сестра. Не подскажете, где можно раздобыть горячей воды? Мне нужно распарить и срезать мозоль на ноге.
- Я принесу вам, миледи.
- Не трудитесь, сестра. Просто покажите моей служанке, где, она принесет.
Анри про себя подосадовал на Мэрион, которая забыла о предостережении герцогини: не попадаться на глаза королю. Конечно, в этот момент Ричард мог находиться где угодно, но все же не стоило так рисковать. Хватало уже того, что ближайшая уборная оказалась довольно далеко от их кельи. Конечно, можно было воспользоваться специальным сосудом, но Анри уж точно не стал бы это делать при Мэрион.
Впрочем, сказать что-либо при монахине он все равно не мог, поэтому пришлось покорно отправиться за ней по длинным мрачным коридорам и галереям. Анри уже начал беспокоиться, сможет ли найти обратную дорогу, когда они спустились по лестнице и оказались не в кухне, как можно было рассчитывать, а в прачечной.
Набрав горячей воды, он обмотал краем рукава исходящий паром глиняный кувшин и отправился обратно. Почему-то ему показалось, что, если подняться и повернуть не налево, а направо, путь будет короче, однако это оказалось ошибкой. Коридоры и галереи вовсе не описывали круг, как думал Анри. Вместо того чтобы попасть в дальнюю оконечность монастырского здания, он очутился поблизости от кельи герцогини.
Остановившись и соображая, как добраться до своей кельи, пока не остыла вода, Анри вдруг услышал за спиной хорошо знакомый голос, который сказал по-французски с резким окситанским выговором:
- Ты кто такая?
Он уже хотел было ответить, но вовремя вспомнил, что нужно изображать немого. То есть немую. И замычал, показывая пальцем на свой рот.
Ричард подошел поближе, пытаясь рассмотреть рослую девицу, которая явно не была похожа на монахиню.
Возможно, он думает, не французский ли я лазутчик, пришло в голову Анри.
В этот момент из-за угла показалась темная фигура.
- Это служанка леди Мэрион Беннет, ваша милость, - он узнал голос Хьюго. – Немая. Из Портчестера.
- Де Деньян? – удивился Ричард. – А вы что здесь делаете?
- Ее милость герцогиня позвала меня к себе, чтобы поговорить о путешествии в Фонтевро, - Хьюго едва заметно оттеснял Анри подальше от короля. – Вы ведь назначили меня возглавлять отряд, который будет охранять дам по дороге в аббатство.
- Да, конечно, - Ричард кивнул и пошел по коридору к лестнице.
Хьюго повернулся и молча дернул подбородком, показывая, что Анри стоит убраться, и чем быстрее, тем лучше. Тот не заставил себя уговаривать и спустя несколько минут уже был в келье, где Мэрион встревоженно ходила от одной стены к другой.
- Я хотела идти искать вас, - с упреком сказала она.
- Я случайно попался на глаза королю. Хорошо, что де Деньян оказался рядом и выручил. Отвлек его от меня.
Мэрион в ужасе прижала руку к губам.
- Простите, Анри. Я не подумала, что кто-то может увидеть вас и узнать.
- Все обошлось, - он сел на скамью и потянул завязки мешочка. – А теперь мне надо все-таки побриться, пока вода совсем не остыла.
Из мешочка выпало складное лезвие с ручкой, маленькое зеркальце и крохотный кусочек засохшего мыла. Пену развести было не в чем, поэтому пришлось как следует намылить сначала руки, а потом щеки. Покрывало лежало на скамье, Анри, глядя в зеркало, старательно возил по лицу туповатым лезвием, когда раздался короткий стук и дверь распахнулась.
- Ну, тогда бы вас точно никто не узнал, - беспечно отозвался Хьюго. – А с ума сошли вы. Разгуливать по монастырю с небритой рожей. Хорошо, я успел вовремя. Представляете, что было бы, если б король вас рассмотрел повнимательнее?
- Это моя вина, - вступилась Мэрион. – Я отправила его за водой, а он не мог ответить при монахине, которая принесла лезвие.
- Я пришел рассказать вам новости.
- Ну конечно, - кивнул Анри, разглядывая в зеркало результаты своего труда. – Чтобы вы – и не узнали новости?
- Планы поменялись. Завтра король и герцогиня выезжают в Лизьё, чтобы встретиться с принцем Джоном. Насколько я понимаю, король намерен простить его, если тот выкажет раскаяние и поклянется никогда более не выступать против брата. Ведь пока у королевы Беренгарии нет детей, принц остается единственным законным наследником трона.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- А как же мы? – обеспокоилась Мэрион.
- Герцогиня скажет все сама, но могу предположить, что те дамы, которые будут жить с ней в Фонтевро, отправятся прямо туда, чтобы не делать лишнего пути. Он и так неблизкий, порядка двухсот миль. А поскольку у короля есть собственная охрана, я со своим отрядом буду с вами. Армия завтра выступит в сторону осажденного замка Вернёй, а король присоединится к ней позже. Кстати, Мэрион, я подумал, что будет лучше, если вы в дороге станете оказывать мне расположение. Пусть все думают, что вы ко мне благосклонны.
- С какой стати? – возмутился Анри. – Вы сказали, что стоит сделать вид, будто у нас с вами любовная связь.
- Вы ревнуете меня к Мэрион или Мэрион ко мне? – усмехнулся Хьюго. – Анри, я подумал и понял, что меня поднимут на смех. Немая служанка, дылда с грудью из перьев! Нет, мне это ни к чему. А если серьезно, то так мы втроем сможем держаться вместе, и это никого не будет удивлять.
- Хорошо, уговорили, - сдался Анри. – Если, конечно, Мэрион не станет возражать.
- Что делать? – вздохнула она. – Постараюсь.
Хьюго ушел, и они остались вдвоем. И вот тогда-то Анри понял, что изображать служанку при других дамах и спать на полу на куче тряпья – это было полбеды. Находиться наедине с Мэрион и держать себя в руках оказалось намного сложнее. И дело было не только в том, что он поклялся герцогине. Анри мечтал, чтобы Мэрион принадлежала ему душой и телом, но лишь тогда, когда их союз будет освящен божьим благословением.
Но произойдет ли это когда-нибудь?
Ночью, лежа на жесткой скамье под тонким одеялом, он не мог уснуть. И вовсе не от холода или неудобства. Мэрион была так близко от него, и никого рядом. Даже то, что они находились в стенах монастыря, не могло угасить его желание. Не один год прошел с тех пор, как Анри впервые познал плотские утехи с доступными женщинами, но они приносили радость лишь телу, оставляя душу холодной. Сейчас, без тени сомнения, все вышло бы иначе. Но он не мог так поступить с той, которую любил, даже если б она была готова разделить его страсть.
Все получилось так, как и предположил Хьюго. Король и герцогиня уже утром направились в Лизьё. Те дамы, дом которых был в Нормандии, Анжу или Пуату, попрощались со своей госпожой, и лишь несколько, в том числе Мэрион, Айрис и Джоанна, должны были выехать в Фонтевро.
Анри проклял все на свете: сырую холодную погоду, осла, на котором ехал в неудобном дамском седле, ставшую совсем плоской грудь. Передвигаться приходилось медленно, поскольку дамы, ехавшие боком, не могли править. Слуги, сменяя друг друга, вели лошадей под уздцы.
Короткие остановки для отдыха. Ночевки где попало – когда в богатых городских домах местной знати, а когда и на постоялых дворах или даже в крестьянских хижинах. Обогреться, высушить у огня промокшее платье, выпить теплого вина – какое же это было блаженство. И сон! Анри казалось, что он засыпает еще до того, как его голова касается жесткого подобия подушки.
Хьюго время от времени подъезжал к Мэрион и разговаривал с ней о каких-то пустяках. Иногда даже спешивался и вел ее лошадь под уздцы, как это сделал Анри по пути в Бишоп-Уолтем. Тот прислушивался со своего осла, но без ревности, а всего лишь ради хоть какого-нибудь разнообразия в унылом путешествии.
Но когда оно стало подходить к концу, встал другой вопрос: как быть дальше? Как сказала герцогиня еще на корабле, Анриетта должна была исчезнуть, а Анри предстояло попросить приюта в мужском монастыре.
Ему приходилось слышать о Фонтевро – огромном аббатстве, которое с самого начала было двойным – как для мужчин, так и для женщин. Основал его почти столетие назад отшельник Робер д’Арбриссель. У него было огромное количество учеников и последователей, которые жили все вместе. Подобное положение вещей вызвало гнев местного епископа – так и появилось аббатство, разделенное оградой надвое: для мужчин и для женщин. А когда через некоторое время д’Арбриссель передал управление аббатисе Петронилле де Шемилье, монахи официально начали подчиняться монахиням.