Тридцать монет на сундук Мертвеца и тринадцать зомби в придачу (СИ) - Шторм Милана
— Я знаю, что ты хотела, — Даг подошел ближе и несмело провел ладонью по моей щеке, стирая слезы. — Но ты… Хельга, это проклятие. Это монеты. Может, ты действительно потихоньку избавляешься от их чар, но они все равно побеждают. Я так думаю, что как только ты решаешь жить по-настоящему, происходит какая-нибудь дрянь, опускающая тебя обратно на дно.
— Происходит, — подтвердила я, — Например, какой-то гад сначала целует, а потом связывает.
— Я тебе жизнь спасаю, идиотка, — зло прошипел он.
— Ты мне ее портишь!
— Я заставляю тебя чувствовать. Неважно, что. Главное — избавить от тоски.
Ах это он меня от тоски спасает! Ну погоди, точно улопачу. И будешь отдыхать. Вечно…
— Ненавижу тебя, — прошептала я. — Ненавижу…
Я очень хотела спросить его, почему на него проклятие действует по-другому. Он тоже видит всех мертвецами. Но он явно не унывает. Не «грешит». А значит…
А что это значит.
Плевать! Я больше не разговариваю с этим гадом. Пока не освобожусь.
И тут я поняла, что совершенно зря тут рыдаю. У меня же зомби есть! Я же их еще не закопала! Ну держись, паразит… сейчас я заставлю тебя заплатить за все!
А особенно за то, что мне сейчас так унизительно больно от того, что поцелуй был просто уловкой.
Как бы мне отдать приказ своим слугам, чтобы Даг не заметил? Он так и продолжал стирать слезы с моих щек, глядя на меня с сочувствием.
— С чего ты взял, что меня опять ведут монеты? — спросила я, чтобы хоть что-нибудь спросить.
Он вздохнул, а потом невесело улыбнулся.
— Ты опять собиралась выйти на улицу босиком, — ответил он. — Кажется, монеты не знают, что нормальные люди перед тем, как отправиться на кладбище зимой сначала все-таки обуваются.
Я ошалело опустила взгляд. Падший меня разорви, а ведь Даг был прав! Я опять чуть не отморозила себе ноги!
Но он не прав кое в чем другом. Дело не в том, что монеты «не обуваются». Их главная задача — погружать меня в бездну уныния. Совершенно уверенная, что я освободилась от проклятия, я бы избавилась от слуг, а потом обнаружила, что не обулась.
И поняла бы, что от проклятия мне не избавиться. Вряд ли это прибывило бы мне хорошего настроения и желания жить.
Вздохнув, я смирилась с судьбой.
— Отпусти меня, — попросила я у Дага. — Обещаю, что не буду делать глупости.
Он щелкнул пальцами, и цепи исчезли. Ремни тоже.
— Глупости ты будешь делать только вместе со мной, — заявил он, помогая мне встать с дивана. — Иди обувайся.
— А потом? — спросила я.
— А потом мы выполним твое желание. Закопаем твоих слуг обратно. Только для этого все-таки возьмем с собой лопату. С ней будет удобнее, ты со мной согласна?
— Согласна, — хихикнула я и отправилась натягивать сапожки. Обида на Дага пусть и не исчезла целиком (мог бы и другим каким-нибудь способом меня остановить!), но стала несущественной.
Потом приложу. Легонько. Чтобы больше так не делал.
С каждой минутой я все больше понимала, что идея с «тринадцатью лунками», вбитая в голову тем сном — всего лишь уловка проклятия. А вот про грехи, это, наверное, подсознание сработало. Хотя, я и без этого сна прочитала бы про демонов и все поняла.
Наверное.
Но вернуть зомби в могилы надо. Просто потому что неправильно так жить. Так… кажется, мои мысли пошли по кругу. Я точно обулась?
Даг ждал меня возле двери на улицу, держа в руках мой плащ. Лопата оказалась прислоненной к стене. Он помог мне надеть плащ, сам взял лопату и первым вышел из дома. Мне вообще показалось, что теперь он избегает на меня смотреть. И кажется, я понимала, почему. Кажется, у кое-кого проснулась совесть, и он понял, как некрасиво поступил. Так тебе и надо!
Пока мы целовались, ссорились и одевались, в Городе наступило позднее утро. Не самое традиционное время для прогулки в компании тринадцати зомби. Представив, сколько народу мы с Дагом сегодня перепугаем, я захихикала. А потом резко перестала веселиться. Потому что как только я решаю быть счастливой происходит какая-то гадость. Несправедливо на самом деле. Совсем не справедливо. Я ведь не испытываю счастье, а только решаю, что достойна этого. А монеты тут, как тут… где они, кстати?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Я взял монеты с собой, — будто услышав мои мысли, сказал Даг. — Тоже закопаем.
— Зачем? Это ведь не поможет… Я пробовала!
— Ты ведь хочешь повторить этот путь? Тринадцать, тринадцать зомби… — его голос зазвучал монотонно.
— Я во сне разговаривала?
— Нет. Наяву. И при этом была босиком.
Кажется, я действительно не в своем уме. Уже давно. Окружив себя мертвецами, я долгое время думала, что со мной все в порядке. А потом возле меня появился живой человек.
Противный язвительный гад.
Он пришел ко мне, потому что решил спасти. Потому что ему так сказала Нилди. Я думаю, он действительно немного удивился, в каком я состоянии.
Я и сейчас не чувствую себя нормальной.
Смогу ли я жить, если проклятие падет? Я ведь не умею.
Я не умею жить…
— Эй! — меня внезапно потрепали по волосам, мгновенно испортив прическу. — Ну-ка посмотрела на небо и улыбнулась. Смотри, какое прекрасное солнце!
Солнце действительно заливало улицы городом бледным синим цветом. Впрочем, мне было не до любования видами. Я внезапно поняла, что мы с Дагом идем, держась за руки, а мои мертвые слуги идут поодаль, будто тактично делая вид, что их вообще рядом нет.
А потом я поняла, что мы находимся на самой окраине города, в таких жутких трущобах, что городской патруль сюда даже днем боится заглядывать.
А потом я поняла, что улица подозрительно пуста.
А потом я поняла, что ошиблась.
— Даг, осторожно!
Я не успела сказать что-то еще, и зомби не пришли на помощь. На мою голову с размаху опустилось что-то тяжелое, и я упала во тьму небытия.
* * *Сознание возвращалось медленно. Сначала я почувствовала, что лежу на чем-то холодном и сыром, потом — боль в вывихнутой руке, а потом и привкус железа во рту.
Открывать глаза было откровенно страшно. Но пришлось. Потому что какой-то подонок решил, что хватит мне прохлаждаться и окатил меня ледяной водой.
— Ай! — я попыталась сесть, но получилось не очень. Зато глаза открылись. Оказывается, я лежала на каменном полу. И, видимо, это было не первое ведро. Даг до сих пор оставался без сознания. Он был прикован к стене, и я с ужасом увидела, что он весь в крови. Высший, он хотя бы жив?
Мысль о том, что единственный человек во всем этом огромном мире перестал дышать, заполнила меня первобытным ужасом. Нет. Нет! Я не хочу оставаться одна! Да пусть он меня каждый день целует, а потом отталкивает! Пусть язвит напропалую, портит мне прическу, издевается… но пусть он будет жив! Высший, прошу тебя, пусть он будет жив!
Переведя взгляд на того, кто меня окатил, я почему-то не удивилась. Гоблин. Ну конечно! Кажется, на нас сильно обиделись тогда… И что они собираются делать?
— Очнулась, человечка! — зеленокожий коротышка поставил ведро на пол и с удовольствием пнул меня в бок. — Вставай!
Помещение было просторным, но окно здесь было только одно. И судя по тьме, мы с Дагом провалялись без сознания весь день. Хорошая прогулка, ничего не скажешь!
Я кое-как села на полу, а потом снова посмотрела на Дага. Он вроде бы дышал. Или мне кажется?
— Да жив твой хахаль, не боись, человечка! — противно рассмеялся гоблин.
— Что вам нужно? — прохрипела я. В горле першило так, будто меня весь этот день кормили снегом.
— Искупление, конечно! — гоблин зевнул. — Великому Шкуб'Дуку было нанесено жуткое оскорбление, и он жаждет услышать слова раскаяния от той, что посмела открыть свой грязный рот.
Этот он про меня, что ли? Подумаешь… я и не говорила ничего. Почти. Подумаешь, над сказочкой немного посмеялась. Не над самим же стариком, в конце концов!
— А потом? — почему-то мне казалось, что простым извинением я не обойдусь.
— А потом мы тебя с твоим хахалем отправим домой.