Хозяйка Айфорд-мэнор (СИ) - Бергер Евгения Александровна

— Не знал, что неравнодушие нынче выражается в оскорблении той, что его породила, — процедил Коллум, сверкая глазами.

И Брукс, силой удара отброшенный на постель, прошипел перекошенным ртом:

— Ты еще за это ответишь, проклятый Шерман.

— Я и теперь готов это сделать. Или кишка тонка?

— Кулаками, — усмехнулся мужчина, — решают дела только простолюдины. Я выше этого! — Он продолжал потирать покрасневшую скулу, зло глядя на Коллума. — Только ничтожества получают все силой…

Коллуму захотелось припечатать по роже противника вторым кулаком, для симметрии, но он удержался.

— Что ж, иногда трусость маскируется под благородство, принуждение — под любовь. А ложь становится истиной… Мир полон обмана.

Коллум и сам не знал, зачем это сказал — никак лавры Шекспира ударили в голову — не знал также, зачем распустил кулаки. Ему это было не свойственно: бить человека. Но так, как он жаждал съездить по роже Адэра Брукса, он давно ничего не хотел…

— Господин Шерман, господин Шерман, — услышал он взволнованный голос хозяина. — Мэри-Энн вернулась с сообщением от госпожи.

— Мэри-Энн? — переспросил он, все еще несколько не в себе после произошедшего. — Кто это?

И хозяин поспешил пояснить:

— Служанка, что вы наняли госпоже Шерман.

Госпоже Шерман? В первый момент в его голове всплыл образ Марии и только через мгновение Коллум понял, что хозяин говорит об Аделии.

— Где она?

Из-за спины говорившего выступила худенькая девчушка, перепуганная, явно смущенная.

— Она пошла в дом под красною черепицей и просила меня рассказать вам об этом, — сообщила она.

— Что за дом такой?

— Одного богатого господина.

Коллум, пусть даже разочарованный в девушке, все-таки за нее испугался, да так, что схватил служанку за плечи и встряхнул, вопрошая:

— Что ты знаешь? Расскажи всё, как есть.

Та, скорее смущенная тем, как близко он к ней находился, нежели испугавшись, сбивчиво пролепетала:

— Сегодня днем госпожа захотела посетить церковь и помолиться, и спросила меня, которая из них ближе к нам и как пройти туда. Я вызвалась проводить ее. Мы почти собирались уйти, когда пришел другой господин: она говорила с ним наверху, а после казалась какой-то расстроенной. Всю дорогу ни слова мне не сказала… А в церкви очень много молилась. Я даже притомилась немного и выскользнула за дверь подышать свежим воздухом, а когда воротилась, она говорила с Агатой Старр. И та даже плакала…

— Агата Старр, кто она?

— Дочка Джона, нашего булочника. Они с Абигэйл Уоттс были подругами… до того как… — замялась девчушка, — вы понимаете…

Коллум не понимал, и хозяин гостиницы, отвечая на его вопросительный взгляд, пояснил:

— Тот случай в доме церковного старосты, господин. Вы, верно, слышали, что случилось в прошлый октябрь? Когда эти «дьяволы» сотворили страшное смертоубийство…

Едва Коллум понял, о чем идет речь, как по-настоящему испугался: он не знал, каким образом госпожа Айфорд свела знакомство с подругой погибшей, но понял, что ей угрожает беда.

— Где этот дом? — спросил он служанку. — Покажи его мне.

Его люди, как раз добравшиеся до гостиницы, спешивались во дворе, и Бенсон, почувствовав что-то неладное, поспешил к нему:

— Господин Шерман, куда вы? Все ли в порядке с госпожой Айфорд?

— Госпожа Айфорд бездумно рискует собой и ребенком, — кинул он несколько раздраженно. И конюху: — Кровь Христова, да поживей там!

Бенсон, сбитый с толку подобным ответом, однако допытываться не стал: видел, что Шерман на взводе. Только подхватил поводья своей еще нерасседланной лошади и сказал, что отправляется с ним.

Коллум не удостоил управляющего ответом: вскочил в седло и, подхватив Мэри-Энн, усадил ее подле себя. Девчушка, раскрасневшись от удовольствия, указала рукой направление…

И они выехали со двора.

25 глава

Аделия молилась как никогда в жизни: горячо, с искренним чувством. Она жаждала быть прощенной, мечтала прочувствовать это, и в какой-то момент ощутила, как тяжесть ушла, уступив место тихой грусти.

Даже в этом брат оказался прав…

А они с Маргарет вечно высмеивал его: «Святой Фома идет не зная куда, Святой Августин всюду один…» Брат терпел. С детства был не таким, как другие: тянулся в горнему, мечтал стать монахом, за что частенько был бит отцом. Тот мечтал о наследнике с деловой хваткой, таком же как он, а получил «святошу с глупостью в голове». И пенял матери за выбранное для мальчика имя: Сэмюэль — «слушающий бога», мол, назови они его Джеральдом или Фарраном — все могло быть абсолютно иначе. Но о том, что имя выбрал он сам, отец ни разу в своих укорах не вспомнил… Много позже, уже будучи взрослой, Аделия выяснила, что Сэмюэлем звали его собственного отца. И был тот человеком жестоким и хватким, таким, что данное имя никак в его жизни не проявлялось… То есть мать было не при чем в наклонностях сына — отцу лишь хотелось обвинить кого-нибудь в своих бедах. И в этом был весь Китон Лэмб!

Аделия была все еще на коленях — уже не молилась, но думала о родных — когда кто-то тронул ее за плечо. Вздрогнув, она открыла глаза и увидела девушку за спиной… Та казалась немного испуганной, грудь ее тяжело поднималась и опадала. Она поглядела Аделии прямо в лицо, а потом выдохнула… То ли с разочарованием, то ли все-таки с облегчением. Должно быть, это была смесь и того, и другого…

— Простите меня, — пролепетала она, — я решила, что вы другой человек. — При этом глядела на ее зеленое платье и вдруг протянула ладонь. — Могу я потрогать?

На рукавах, вышитая искусной рукой, красовалась россыпь переплетенных между собой незабудок, именно к ним и потянулась странная незнакомка. И едва Аделия молча кивнула, та коснулась их пальцами…

— Как похоже на вышивку Абигэйл, — прошептала она. — И платье зеленого цвета. В таком она приходила на воскресную службу!

Аделии стало не по себе, даже мурашки пробежали по коже — девушка могла показаться блаженной, но явно ей не была — и она решилась заговорить.

— Вы знали кого-то, носившего такое же платье? — спросила она.

При звуках ее тихого голоса незнакомка отняла руку от вышивки и снова на нее поглядела.

— Вы не она, теперь я отчетливо это вижу, но стоило мне войти в церковь и увидеть коленопреклоненную фигуру в зеленом платье… как во мне всё встрепенулось… Простите, пожалуйста!

— Кого я напомнила вам? — спросила Аделия разволновавшись. — Я с радостью выслушаю.

У девушки слезы на глазах навернулись.

— Мою подругу, — сказала она. — Абигэйл Уоттс, дочь церковного старосты. Он служил в этом самом приходе, и мы с Аби сдружились еще будучи крохами. Много часов проводили под этими сводами… Но около года назад она вышла замуж и перебралась жить в Пэтсвилль, деревню неподалеку, а прошлой осенью… — тут говорившая громко всхлипнула, и Аделия, обхватив девушку за плечи, усадила ее на скамью и села сама.

— Что произошло прошлой осенью? — спросила она.

И девушка, часто сбиваясь, сквозь слезы поведала ей ту же историю, которую ранее услышал Коллум Шерман от словоохотливого трактирщика. Правда, не зная об этом рассказе, Аделия то и дело ловила себя на мысли о том, что должна пересказать Шерману происшествие слово в слово… И как можно скорее. Она вдруг уверилась, что отыскала правильное событие: то самое, что послужило точкой отсчета для разорванных отношений между Шерманом-старшим и ее мужем.

И когда девушка закончила говорить, она, все еще под тяжелым впечатлением от услышанного, искренне возмутилась:

— Неужели местный шериф так и не смог отыскать виновников этого дела?! Они должны быть непременно наказаны.

Девушка изобразила что-то вроде улыбки, грустной, полной обреченной покорности.

И сказала:

— Ах, мисс, если по правде, то все в Уоппинге знают, кто стоит за этим смертоубийством, как, впрочем, и за остальными бесчинствами тоже. Разве такое укроется в маленьком городке?