Собственность бастарда, или Золотая Бабочка Анкрейм (СИ) - Бреннер Марина

- Ага, - подтвердил Дьорн, сжав пальцами ягодицы девушки - Особенно штаны. В них настоящий пожар. Белла, ты... такая розовенькая... И пахнешь конфетой...

Больше всего всегда хотелось бастарду раздевать жену медленно, целуя каждый миллиметр высвобождающейся кожи. Легко прикасаясь к телу, желанному до одури, шептать всякие глупости в покрасневшие уши. Укачивать, усыплять невеликий разум Бабочки обещаниями сладколживыми так, как описано это в любимых ею дамских романах.

Как бы хотелось ему уметь говорить также витиевато и напыщенно, как делают это всякие Мартины, Джеймсоны и Патрики, прежде чем начать ожесточенно долбить какую нибудь Мону или Ванду! Кстати, всегда удивлялся он, пробегая глазами строчки - КАК хватает терпения у мужика на тот словесный понос?! Откуда берутся силы справляться и с собой, и с оглушительным нытьем в паху? Как не мешает тяжело дышащему от страсти любовнику почти непрерывная, постельная болтовня? ЧТО можно сказать, когда баба лежит перед тобой голая, горячая, стонущая, почти умирающая, текущая медом и плавящаяся от желания.

"Вероятно, бабам нужен весь этот цирк... - думал он, искренне не понимая, зачем - Ну, или мужики такие... Если не пропиздится, у него и не встанет."

Честно, он и с Беллой пытался проворачивать такие штуки! Совершенно честно! И искренне. 

Однако же, начиная хорошо, плохо продолжал. Скатываясь под конец в скабрезности, от которых геррна Приличное Воспитание начинала сконфуженно краснеть, хихикать и восклицать "Как это?", тут же прикрывая рот маленькой ладошкой и стыдясь неуместного своего интереса.

"Женщины любят ушами", - сказал кто - то и когда - то. Лорд же и на эту фразу нашел ответ. "Ну и люби девку в уши, раз не дает ни в какое другое место."

Нет, ему хотелось говорить с Беллой, но... потом. Ну вот только не сейчас, когда...

...смотрела она на него, ожесточенно выгибаясь под его руками, почти крича. Почти плача!

- Не жалей меня, Дьорн! - вскрикнула, упираясь в раскаленное плечо маленькой, теплой ступней - Сделай, как тебе надо. Я, наверное... сама хочу? Я... я не знаю... 

Разодрав вязку брюк, рыкнул почти зверем, еще больше распаляясь. И еще больше полыхая жаром.

Совсем не заметив, как пробежали сполохи синего огня, очерчивая кровотоки, подсвечивая кожу изнутри. Рассыпавшись по всему телу молниеносным фейерверком, пропали, оставшись в глазах двумя сапфировыми черточками.

Содрав с себя давящую, мешающую уже одежду, освободился.

Беллиора, резко приподнявшись на локтях, посмотрела на него, сглотнув комок приторно - сладкой слюны.

Пропустив фейерверк, сходила теперь с ума от вида восставшей, мужской плоти, от темной, повлажневшей кожи бастарда, от темных волос, скрывающих лицо, от... от почти звериного, утробного рычания.

В спальне ярко пахло желанием. И старой кровью. Кровью кого - то, убитого зверем когда - то давно. Очень давно! Возможно, тогда зверь и был изгнан из...

- Ноги шире, - приказал, наваливаясь кипящим уже телом, обжигая прохладную кожу девушки своей - Оооох, какая ты! Внутри...

Войдя сразу глубоко, прямо во всё ещё тугую суть, резко дернулся, приходя в сладостную ярость от готовности пары принять его.

Прижав стройные ноги к своим бедрам, начал двигаться жестоко и жадно, будто боясь не успеть, стараясь пропитать собой насквозь каждую клеточку тела Беллиоры.

- Двигайся! - опалил шепотом щеку, тут же легко прикусывая плечо - Двигайся, моя сладкая. Навстречу мне. Давай... Потечем вместе! Да мать же твою, какая ты внутри! Подожди...

Подождать сам себе сказал, от всей души протестуя против того, что пара опять ничего не получит для себя.

Приподнявшись, чуть оторвался от нее, проводя руку меж её ног. Быстро разведя мокрые складки женской плоти, нашёл клитор и стал ласкать его подушечками пальцев.

- Не плачь, - прошептал, сцеловывая слезы с глаз Беллиоры - Так тебе легче будет, моя... хорошая. Больно? Опять, что ли, больно?

- Нет, Дьорн, - выдохнула, обнимая мужа за шею - Просто очень... очень хорошо! Нет, не... прекращай.

- Нравится? - спросил, сдерживая себя и лаская жену так, как она просила - Нравится... Девочка моя... Зазнайка... 

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Прижавшись губами к полупаскрытому рту, утопил всхипы и выдохи Бабочки в глубоком поцелуе. Коснувшись языком маленького, карамельного язычка, заставил его танцевать, как оторвавшийся лепесток цветка под летним ветром.

И, почувствовав телом ответные судороги, а рукой - близкую влагу, вошел снова, уже больше не позволяя замирать ни ей, ни самому ему, яростно и где - то даже грубо лаская родное тело собой изнутри. Запирая. Ставя печать! Метку. Звериную, горячую метку.

- Ааааах, - длинно застонала Беллиора, изгибаясь радугой в руках бастарда - Я... аааах!

Прижавшись полыхающим, крутящим вихри низом живота к кипящему паху мужа, закипела сама.

- Вот, так, - отрывисто рявкнул, распрямляясь и вбиваясь в нее - Так, да! Кончай.

Упав на нее, сжал груди руками. Вцепившись зубами в плечо жены, излился сам, перемешав кипяток с резко пахнущим жизнью ответным ручьем влаги растаявшего окончательно женского тела.

- Не беги сразу в купальню, - шепнул, не отпуская задыхающуюся девушку и не выходя из неё - Полежи так... Сведи меня с ума. Так пахнешь... Ты так пахнешь, когда кончаешь...

Взяв обессиленную руку Беллы, приподнялся и прижал ее ладонь к месту, где они еще были соединены. Потом, прикоснувшись губами, перецеловал все пальцы, пахнущие ею и им самим.

- Дьорн, - вдруг выдохнула она, отворачивая голову и стекленея глазами - Мне всё же надо тебе сказать. А там хоть... смейся.

И, глядя прямо в недовольно сузившиеся синие глаза бастарда, ровно произнесла, приказав себе быть (а не казаться!), смелой:

- Я тебя всё же, наверное люблю, Дьорн. И вот... как хочешь теперь. Пусти меня.

Он отпустил её, просто обалдев от тона и слов, пробивших тонкие бреши в плотной занавеси воздуха спальни.

Беллиора укрылась в купальне, оставив растерявшегося мужа наедине со светом, бьющим ему в глаза и с собственными, разбегающимися в разные стороны, мыслями.

Прошло сто лет и миллион миллионов минут, прежде чем лорд Патрелл, повернув голову в сторону закрывшейся двери, произнес:

- Так и я тоже, Бабочка. Я тоже тебя люблю...

Глава 24

Пару дней Беллиора пряталась и старалась молчать.

Чувствуя жуткую неловкость и жгучий стыд за неудавшееся признание, боясь насмешек, шарахалась от мужа, как маграх от каленой на сковороде соли.

К сожалению, особняк хоть и вмещал достаточно в себя народу, мебели, тряпья, исторического барахла, так нелюбимого наследником, кухонной и прочей утвари, всё же не являлся гнездом порталов, разжижающих пространство, а посему особо прятаться было негде.

Так или иначе встречаясь с мужем за столом, невоспитанно буркала леди нечто похожее на "доброе утро", а ложась спать, желала "доброй ночи" очень похожим тоном. Глухо булькнув пожелание, стремилась тут же увернуться от объятий и закрыть глаза, хотя спать, как правило, совсем не хотелось.

Дьорн, сперва было обалдевший от нежданного признания и воссиявший лицом от наладившихся отношений с благоверной, теперь недоумевал. Искренне не понимая, "что в башке у Бабочки, и какая каша там кипит", старался всё же не раздражаться, дабы не сделать хуже, чем есть.

В какой - то момент он решил всё же спросить жену прямо. Делать из супружеского ложа поле боя, а из семейной жизни - карту сражений, бастарду уже начинало надоедать.

- Белла, что стряслось?

- Ничего. - ответила та, глухо дыша в подушку - Ничего. И всё. Оставь меня в покое, Дьорн. Тебе не понять.

- Всё так всё! - рыкнул в ответ, отвернувшись - "Не понять..." Конечно, где уж мне...