Три седьмицы до костра (СИ) - Летова Ефимия

Иногда я наклонялась к холмикам, читая незнакомые имена, приписки  от родных и даты, считая прожитые годы, сама не зная, зачем. Ни одно из этих имён не было мне знакомым и быть не могло, но я упрямо шла в глубину сада. Здесь не было уже никого, изредка пролетающие птицы, чёрные тени, разрывающие молочную пену тумана, не обращали на меня внимания.

Тут, в глубине сада, могилы были ощутимо старее, хотя и не слишком древние, деревянные таблички преимущественно потрескались и прочитать написанное можно было с большим трудом. Я достала оставшиеся яблоки, выбирая, кому бы их оставить. 

Тьма внутри вдруг рванулась, заколотилась об рёбра, прося свободы. Вокруг никого, и я позволила эту маленькую вольность. Чёрная бесформенная масса спустя мгновение приняла облик птицы - и полетела вперед, то и дело оглядываясь. Звала за собой. И я пошла.

Две сдвоенные могилы ничем не привлекли бы  внимание, если бы не нахально усевшаяся в проход между ними тьма.

- Что ты хочешь? - спросила я. В тишине голос прозвучал тонко и неуместно. Я присела на колени и прочитала табличку, на удивление целую и хорошо сохранившуюся:

"Римма и Алоиз Иститор. Дата смерти 17 день 652 года.

С любовью от преданных детей ваших Гериха и Отавии. Да примет Светлое небо вас в свои милосердные объятия"

Я перечитала еще раз, и еще, отчего-то долго отсчитывала прошедшие годы. Тридцать лет назад. Посмотрела на тьму. Птица оказалась безглазой - жутковатая подделка под реальность.

- Что мне с этим делать?

Иллюзорный ворок, разумеется, не ответил, а спустя пару мгновений и  вовсе растворился в воздухе без следа. 

Значит, мать Вилора, сестру Инквизитора, звали Отавией.

Что мне даёт это знание? 

Уж скорее не даёт, а требует. 

...оставшиеся яблоки я оставила там.

***

Вместо того, чтобы прямо из сада усопших пройти в небольшой проулок, где толпились экипажи "на заказ", и отправиться обратно в дом Ризы, я за воротами неожиданно для себя поворачиваю налево и иду вдоль ограды. Впереди виднеются каменные стены и кособокая крыша скромного служительского домика. У крыльца сидит несколько убогих - один безногий в странной конструкции, напоминающей гибрид лавки и садовой тачки, слепая женщина, оборванка с парой маленьких детей на коленях, еще один мужчина с копной нечесаных седых волос. Они - кроме слепой, безучасной ко всему, медленно раскачивающейся взад-вперед - впиваются в меня неожиданно цепкими взглядами.

- Ласса, не будет ли монетки? - хрипло говорит безногий, подаваясь вперед и чуть ли не соскальзывая со своего хитроумного средства передвижения. Дети бродяжки ковыряют грязными пальцами щербатые ступеньки.

Я отрицательно качаю головой, не зная, как добраться до двери. Стыдно сказать, но проходить мимо этих людей, более колоритных и притягивающих к себе взгляды, чем актёры на театральном представлении, было страшно. 

Седовласый поймал мой неуверенный взгляд и неожиданно мирно сказал:

- А служителя Лирата сейчас нет. Вышел он. Погуляйте пару горстей, ласса, а там и служитель подойдет. А может, и монетка-другая сыщется...

Я с некоторым облегчением отступаю назад, поворачиваюсь, чтобы уйти - и новый голос больно ударяет между лопаток:

- Эй, темница...

Ухожу, чуть сбавив шаг, делая вид, что это относится не ко мне.

- Постой, темница...

Четверть горсти спустя я не выдержала и оглянулась.

Слепая женщина шла за мной. У нее не было не палки, ни провожатого, но она двигалась довольно уверенно и скоро, периодически касаясь обветренной рукой металлической ограды сада усопших. Остальные убогие так и сидели вдалеке на крыльце, не проявляя никакого видимого интереса ни ко мне, ни к своей товарке.

Черные с проседью волосы обрамляли худое бледное лицо с размытыми розовыми пятнами на лбу и скулах. Чёрная повязка плотно закрывала глаза.

Я остановилась.

- Вы мне?

Женщина сделала еще несколько шагов в мою сторону, и только потом ответила:

- Тебе, тебе. Одна ты такая.

- Вы меня не видите.

- Верно. Но чувствую. 

- Что вы чувствуете? - я начинала нервничать. Женщина, возможно, не только слепая, но и с проблемами с головой. А "темница" - мало ли что она подразумевает под этим словом. Может, здесь так всех называют.

- Что вы связаны с этими... - слепая зябко передергивает плечами. - Из другого мира. Я знаю. Еще до того, как потеряла глаза, видела такую. От вас несёт холодом.

Мне действительно стало холодно - не от тьмы, от жуткого ощущения, навеянного ее словами. Захотелось уйти, и не было никакого любопытства или желания выспросить, что да как. 

- Видели? - неопределенно сказала я - то ли задала вопрос, то ли повторила сказанное ею слово.

- Да, - нервно отозвалась женщина. - Давно, в детстве. Она жила с нами по соседству, не здесь, далеко отсюда. Деревня у нас глухая была, маленькая, бедная. Она лечила за еду. Люди приходили к ней, она завязывала им глаза, не подсматривали, значит, чтобы. Я была еще маленькая и повязка спала. Я увидела. Она призывала тьму. И эта тьма ее слушалась и лечила. От нее веяло холодом. Но она была хорошим человеком, - неожиданно заключила убогая. - Потом отчим мой перебрал с огненной водой и поджёг дом. Я лишилась глаз. 

- Та женщина не смогла вам помочь? - тихо спросила я.

- О, ее пару лет как забили камнями, - буднично сказала незнакомка.

- Служители? - вырвалось у меня.

- Кто? - искренне изумилась женщина. - Нет, конечно. Да и не было у нас там служителей. Соседи. Подумали, что она прокляла их околевшую корову.

- Что вы от меня хотите? - разозлилась я.

- Исцелите меня, - жадно сказала слепая и сорвала с лица повязку. Я увидела бурое плетение сожженой кожи и зажмурилась.

- Не знаю, что вы там почувствовали, - начала я. - Но...

- Ты боишься, - сказала женщина. - Но я ничего не теряю. И ты ничего не теряешь. Я не расскажу о тебе. 

- Я не целитель, - резко оборвала ее я. - Простите...

- Я слепая и бедная, - прошептала женщина и сделала несколько шагов. - Но я знаю многое и многих. Ты же не просто так пошла к служителю, темница? Что тебе было нужно?

Я молчу. Мысли мечутся в голове. 

Не подослана ли кем-нибудь эта странная женщина? Абсурдная идея, но в это верится легче, чем в "холодом несет".

- Я никому про тебя не скажу, даже если ты откажешься, - настойчиво шепчет слепая и делает еще шаг ко мне. Теперь она стоит на расстоянии вытянутой руки.

- Я не целитель. Я не умею лечить!

- Целители, ха! Их искры обычно слабы. Все, в ком искра сильна, надежно спрятаны за стенами королевского замка, в темницах или дворце, в зависимости от степени их согласия отдавать свою силу на благо короне. Нет, наши целители не помогут мне. А ты... ты можешь всё исправить. Моя слепота - чудовищная ошибка судьбы. Тебе не нужно знать ничего, кроме того, что ты исправляешь несправедливость. 

- Я не умею, - жалко говорю я, не знаю, как уйти, а где-то в душе - жалея убогую. Вдруг женщина хватает меня за запястья, резко и крепко - не вырваться.

- Что ты хотела узнать у служителя?

Я выдыхаю и вдруг отвечаю:

- Мне нужно разузнать кое-что о семье... инквизитора.

- Ласа Иститора? - переспрашивает женщина. - Но у него нет семьи. Служители неба не заводят семьи, это известно всем.

- У него были родители и сестра.

"А ещё есть племянник", - мысленно добавляю я к своим же собственным словам.

Женщина отпускает мои руки и цепляется за забор, словно сил стоять самостоятельно у нее больше нет.

- Я думаю, служитель Лират сможет помочь. Он любит книги, часто читает нам... вслух. Вроде бы даже пишет, ходит иногда туда, где много книг, не помню, как называется. Скажи ему, что хотела бы написать книгу, он поможет. У тебя гладкая речь, слышно, что не из города, но учёная, он поверит. Только это не та просьба. Подумай, темница. Если понадоблюсь, спроси обо мне здесь.