Лунная Заводь (ЛП) - Эндрюс Илона
— Не говори глупостей. — Клара скрестила руки на груди.
— У «Руки» есть следопыт, — сказала Сериза. — Он может последовать за нами сюда.
— «Рука» хочет тебя, а не нас.
— Здесь небезопасно.
Клара вздернула подбородок.
— Ты можешь быть главной в семье, и если бы Уро не спал, он бы тебя послушал, но он спит, а я не собираюсь подчиняться приказам таких, как ты, в моем собственном доме. Иди своей дорогой.
Сериза стиснула зубы и забралась в лодку. Гнев волнами накатывал на нее. Она тронула поводья, и ролпи рванула вперед, таща их через пруд.
— Почему ты ей не нравишься? — спросил Уильям.
Сериза вздохнула.
— Из-за моего деда. Он пришел из Зачарованного. Он был очень умным человеком. Он учил меня и всех моих кузенов. У нас в Трясине нет нормальной школы. Некоторые даже читать не умеют. Но у нашей семьи был дедушка. Мы знаем кое-что, чего не знает большинство Эджеров, и это делает нас другими.
— Например, что?
Сериза перешла на галльский.
— Например, говорить на других языках. Например, знать основы магических теорий.
— Любой может выучить другой язык, — сказал ей Уильям по-галльски. — Это нетрудно.
Она вгляделась в его лицо.
— Вы полны сюрпризов, лорд Билл. Я думала, ты адрианглиец.
— Так и есть.
— У твоего галльского нет акцента.
Он наложил густой прибрежный акцент поверх галльских слов.
— Так лучше, мадемуазель?
Она моргнула своими огромными глазами, и он перешел на более грубый северный диалект.
— Я тоже умею охотиться на пушнину.
— Как ты это делаешь?
— У меня достаточно хорошая память, — ответил он ей на изысканном аристократическом галльском языке.
Она ответила в той же манере.
— Я в этом не сомневаюсь.
Ее дед, должно быть, был аристократом и тоже с востока. Она протягивала свою букву «а». Уильям отложил это на потом.
— Это действительно впечатляет, — сказала она.
Ха! Он ломал кости, убил измененного человека, носил ее двоюродного брата-носорога, а она и глазом не моргнула. Но в тот момент, когда он произнес два слова на другом языке, она решила оказаться под впечатлением.
Сериза снова перешла на адрианглийский.
— Людям вроде Клары это не нравится. Она думает, что мы «напускаем на себя важность», как она говорит, как будто то, что мы можем сделать, каким-то образом уменьшает ее заслуги. Знаешь, а она была права. Ты направляешься прямо в логово головорезов. Ты должен был принять ее предложение и вернуться в город.
Она слышала их разговор. Уильям покачал головой. У него была миссия, которую он должен был выполнить, и если он сейчас уйдет, то никогда больше не увидит ее.
— Я сказал, что поеду с тобой. Если я этого не сделаю, кто защитит тебя?
Ее губы слегка изогнулись.
— Ты же видел, как я сражалась. Неужели вы думаете, что я нуждаюсь в защите, лорд Билл?
— Ты хороша. Но «Рука» опасна, и на их стороне большая численность. — Он ждал, что она ощетинится, но она этого не сделала. — Кроме того, ты мой проездной билет в безопасный, теплый дом, где сухо, и где меня могут накормить горячей едой. Я должен заботиться о тебе, иначе у меня никогда больше не будет приличной еды.
Сериза откинула голову назад и тихо рассмеялась.
— Я еще сделаю из тебя Эджера, пока все это не закончится.
Ему нравилось, как она смеется, когда ее волосы падают набок, а глаза горят. Уильям отвел взгляд, пока не наделал глупостей.
— У тебя есть план насчет снайпера?
Она кивнула на труп.
— Я думаю, мы должны позволить мертвецу сделать всю работу.
Уильям взглянул на охотника и оскалил зубы на труп.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
ДВЕРЬ бесшумно открылась под давлением руки Паука, впуская его в теплицу. Пятьдесят футов стекла прикрывали узкую полоску земли, разделенную тропинкой надвое. Днем теплицу заливал солнечный свет, но теперь только слабое оранжевое сияние магических ламп питало зелень. Предыдущий владелец особняка использовал теплицу, чтобы выманивать огурцы из болотной почвы, он был бы потрясен, обнаружив странности, которые заполнили ее сейчас.
Паук оглядел две грядки растений и заметил уродливую фигуру Посада, сгорбившегося у корней верника на середине тропинки. Рядом с ним стояло большое ведро и тачка.
Паук зашагал к садовнику, гравий захрустел у него под ногами. Посад опустил свою маленькую, почти женскую левую руку в ведро и добавил горсть черного маслянистого удобрения в почву вокруг корней молодого дерева. Прозрачно-голубое, оно достигало семи футов в высоту, раскидывая идеально сформированные безлистные ветви.
Голубые ветви склонились к Пауку. Робко, как застенчивый ребенок, одна коснулась его плеча. Он протянул руку, и ветви ткнулись носом в его ладонь.
Он вытащил из тачки мешок с кормом и протянул дереву горсть зернистого серого порошка. Маленькая ветка задела его, зачерпнув порошок крошечными щелочками в коре. Ее собратья потянулись к его ладони, и все дерево наклонилось ближе к пище.
Посад продолжал загонять удобрение в почву трезубой садовой вилкой.
— Вы его балуете, — сказал он.
— Ничего не могу с собой поделать. Он такой любезный. — Паук скормил остатки корма дереву и пожал руки оставшимся веткам. — Извините, ребята. Больше нет.
Ветви коснулись его плеч, словно в знак благодарности, и дерево выпрямилось. Паук смотрел, как зерна корма плывут по стволу, непрозрачные и светящиеся, как снежинки, превращенные светом в крошечные звездочки.
Дерево было жизненно необходимо для слияния. Только с его помощью Джон мог соединить тело Женевьевы с растительной тканью. Этот процесс уничтожит ее волю и обеспечит полное подчинение. Слияние несет в себе свои опасности, размышлял Паук. Женевьева может потерять все свои когнитивные способности, что сделает ее бесполезной для него. Она может сохранить слишком много воли, и тогда она попытается убить его. Но у него не было выбора в этом вопросе. Дневник был просто слишком важен.
Посад перекинул тряпку через плечо и подтолкнул тачку вперед. За последние несколько дней опухоль на его спине и правом боку увеличилась, как это всегда бывало, когда колония собиралась разделиться. Толстые пурпурные вены обхватывали плоть горба под розовой блестящей кожей. Это притягивало взгляд.
Как и большинство измененных людей «Руки», Посад был задуман как оружие. Он должен был стать Мастером пчел, повелевать роями смертоносных насекомых. В боевых условиях идея оказалась крайне непрактичной, но Посад нашел свою нишу, заботясь о растениях, которые снабжали их химическими веществами для переделки людей.
— Я не могу найти Лаверна, — сказал Посад, стряхивая грязь с брюк большой правой рукой-лопатой.
Паук на мгновение задумался. Лаверн был одним из самых сильных охотников, но более неуравновешенным, чем большинство. Он проявлял склонность к каннибализму, а это означало, что его вот-вот заменят. Его использовали только под строгим надзором, и, насколько Пауку было известно, Лаверн не должен был покидать дом.
— Расскажи, — сказал Паук.
Посад поморщился.
— Кармаш велел держать ухо востро. Лаверн был в порядке вчера вечером, но сейчас он не в порядке.
Его заместитель отослал Лаверна. Паук почувствовал, как его захлестывает волна ярости, и мысленно сосчитал до трех.
— Ты уверен?
— Золотая мята с ним больше не связана. Пойдемте, сами увидите.
Они пошли по тропинке. Тачка скрипела с постоянной регулярностью, звук изношенных колес смешивался с сухим хрустом гравия.
В ноздри Паука ударил запах застарелой мочи. Тропинка повернула, и они остановились перед огромным цветком. Семи футов в ширину и бледно-желтого цвета, он распластался на земле, поднимаясь до пояса Паука. Фурункулы величиной с кулак, наполненные мутной жидкостью, покрывали толстые створки мясистых лепестков. Сеть бледных ложных тычинок поднималась к потолку, закрепившись за деревянный каркас крыши теплицы.