Муж для серой птички (СИ) - Баскакова Нина
манила прикоснуться, поделиться своим теплом.
Что-то во всем этом было дикое и неправильное. Он оторвался от ее губ и посмотрел на раскрасневшееся лицо. Почему-то они лежали на кровати. Мируша посмотрела на него сквозь полуприкрытые глаза, в которых пыталась скрыть страх. Кофта была задрана и открывала ее белый живот. Она даже не делала попыток прикрыть его, сопротивляться. Только вцепилась крепко в его плечи. Сейчас он чувствовал через ткань ее ногти, что впились ему в кожу, но не могли отрезвить, избавить от затмения, которое накрыло, стоило ей оказаться в его объятиях.
— Я не хотел тебя напугать, — он сам понимал, что это слабое оправдание, но другие слова не шли.
— Никогда не думала, что в вас, Силий, столько огня. Чуть не сгорела, — ответила Мируша. Дыхание сбито, страх в глазах не прошел, но она упрямо продолжала смотреть на него. — Мне часто говорят, что я наступаю на одни и те же грабли. Что я виновата. Надо быть тише и скромнее. Но так проще правду узнать, чем мучиться сомнениями. Я хочу до конца узнать.
— Что? — спросил он, опять не понимая ее. Она с трудом разжала руку.
Провела ею от его плеча до сердца. Забралась в вырез свитера.
— У тебя сердце готово из груди выпрыгнуть, — не скрывая своего удивления, сказала она. — Так и стучит, как будто в барабан бьют. Тук-тук-тук.
— Я как бы живой.
— Когда просто интересно, то сердце иначе стучит. Оно так сильно не заходится. Более спокойнее. Человеку ведь просто любопытно. А с тобой непонятно. Вот совсем непонятно. И целуешься ты иначе.
— У тебя есть какая-то планка по поцелуям? — спросил Силий.
— Люди каждый раз иначе целуются. Когда насильно берут, то словно хотят губы съесть. Дополнительно боль причинить. А если просто в кровать забраться, то холодно целуют. Это как не губы целовать, а свою руку. Когда жалость проявляют, то почему-то потом плакать хочется. Это чувствуется. Человек вроде с добром к тебе и свою выгоду получит, а все равно чувствуешь, что ему тебя просто жалко. А бывает, что еще любопытно. Это когда поцелуй неожиданный.
— Ты прям знаешь толк в поцелуях, — поправляя ее кофту, сказал Силий.
— Ты не думай. Одно дело целоваться, а другое дело вместе кровать делить. Я дважды кровать делила. Один раз когда нас похитили. А другой раз, нужно было прекратить всю эту череду зажиманий по углам. Мы с Луизой сбежали от похитителей сбежали. Я вернулась в растрепанном виде. И всем понятно стало, что честь потеряна. А любопытных много. Как это к хозяйской дочке под юбку залезть. Еще и так страшно было. Я и с одним кровать стала делить. Он сильный был. После этого они подходить боялись. Потом отец Луизу просватал за Весия, а я с ней уехала.
— Жуткие ты вещи рассказываешь.
— Я сейчас подумала, что расскажи вот это Борису, то он бы мне не поверил, — она рассеянно отняла ладонь от его груди и положила себе за голову. — Порой начинаю вспоминать всю свою жизнь, и она кажется какой-то страшной сказкой. Такой нереальной. И ведь на жалость не давлю. Для меня все это привычно. А люди или начинают жалеть, или не верят. Вот сейчас можешь сказать, что я все это придумала, чтоб меня пожалели. И никто не сможет моих слов подтвердить или опровергнуть, кроме Луизы. Но она ребенок еще. Борис так и вовсе может подумать, что это я план придумала, чтоб Луизу свести с князем, потому что я злая и коварная.
И мне даже отплеваться не получится. Вот смотрит он на меня, не верит, опять в чем- то обвиняет, а я не знаю, что сказать. А тебе все это говорю, так это только мою вину ухудшит. Я тебя настраиваю против друга. Дружинники — друзья. Голову тебе запудрила, сердце заставила биться сильнее, значит ведьма. Такими темпами я скоро на костре окажусь. Или в воде утопят. Как у вас с ведьмами поступают? Хотя Дижа приняли.
— Ты умная и смелая женщина. Такая же ведьма, как я колдун, — ответил Силий.
— А ты уверен, что не колдун? Может просто пока не знаешь, — покосилась на него Мируша, чем вызвала только улыбку.
— Уверен. Ты на меня не в обиде?
— Я тебя не понимаю. Ты — другой, — ответила Мируша.
— Мне кажется, я знаю ответ на твой вопрос, — сказал Силий. Мируша вопросительно на него посмотрела. — Ты.
— Что?
— Мне интересна ты. Не твой статус, не твое прошлое, настоящее или будущее. А ты. Птичка, которая рассуждает про поцелуи и пытается найти ответы на вопросы. Смелая, умная и желанная, — ответил он, наблюдая, как у нее на щеках появляется румянец. Но глаз не отвела. Силий посмотрел в сторону печки. — Чайник вскипел. Разговаривать с тобой приятно, но про еду забывать не стоит.
Они ели молча. Мируша то и дело ловила на себе взгляды Силия. От этого почему-то к щекам приливала кровь. Становилось жарко. Неправильно все это было. И вот так сидеть было неправильно. Вроде стол был довольно большим, но они то и дело сталкивались руками, когда одновременно тянулись за хлебом, солью или кружкой с ароматным чаем. Опять какие-то ягоды, от аромата которых приходило
лето.
— Ты сегодня дежуришь на стене? — спросила его Мируша, когда молчание стало тяготить. Еда была съедена, первая кружка чая выпита, а Силий и не думал уходить. Налил себе вторую порцию чая и теперь, удобно расположившись на стуле, поглядывал на Мирушу.
— Нет. Ищешь причину меня спровадить?
— А вдруг ты забыл, — ответила она.
— Не забыл. Хорошо, — он наклонился в ее сторону, сцепил руки замком. —
Вот я уйду. Чего ты делать будешь?
— Спать лягу.
— А уснешь?
— Я устала, — просто ответила Мируша. — Сегодня день был тяжелый. И…
— У тебя в глазах слезы. Плакать будешь. И похоже, что из-за меня. Уходить не помирившись, значит только между нами пропасть увеличивать.
— Утро вечера мудренее.
— Не для женщины. Вы за это время себе такое придумаете, что утром ужаснешься.
— Прям так хорошо в женщинах разбираешься, — хмыкнула Мируша.
— Есть какой-то опыт, — уклончиво ответил Силий. Она сидела напротив него.
С одной стороны, расстояние было вытянутой руки, а с другой — оно было очень большим, почти непреодолимым. И каждое его движение, каждый его лишний шаг, мог это расстояние увеличить. Он положил свои руки ладонями вверх. — Положи свои руки.
— Зачем?
— Просто положи. Не бойся, я тебе не причиню вреда.
— Не понимаю зачем это нужно.
— А ты проверь, — предложил Силий. Она улыбнулась и решительно положила свои ладони в его.
— И что теперь?
— У тебя руки холодные, — заметил Силий, осторожно поглаживая их.
— И?
— Их надо согреть. Сразу отвечу на твой очередной вопрос, чтоб они не мерзли. Ведь это плохо, когда холодно, темно, страшно и одиноко.
— Я не боюсь темноты. И одиночества. Если мне становится одиноко, то я найду себе отраду. Вот как с Борисом, — захорохорилась Мируша.
— Далекая звезда, до которой не дотянуться? Я понял.
— Ничего ты не понял. Если мне надо, я найду себе человека, но я не хочу.
— Потому что не хочешь ощущать все виды поцелуев, но не знать главного.
— Ты про любовь?
— Нет, — он поднес ее ладони к своим губам. Теплое дыхание огнем прошлось по коже.
— Силий, это…
— Знаешь, птичка, я очень давно не за кем ни ухаживал. Страшно представить, когда это было в последний раз. Мы были возраста твоей сестры. Именно в этом возрасте мне понравилась одна девочка, с которой я захотел прожить всю жизнь. Тогда как-то все было проще и сложнее.
— Почему?
— Потому что казалось, что второго шанса уже не будет. Что у меня только одна попытка. Да и тогда не было таких сомнений. Проще было сделать…
— Чем жалеть? — она понимающе улыбнулась.
— Можно и так сказать. А если берешь пример с храбрых воинов, то отступать сложно. Стыдно. Поэтому остается только идти вперед.
— И ты к ней посватался?
— Познакомился. Так как я давно уже наблюдал за ней, то знал, что ей нравится. Тема для разговоров нашлась быстро. Так и стали общаться. Общие интересы, потом семья. Но тогда мне наверное повезло. А вот сейчас сидит рядом со мной симпатичная девушка. И честно, даже не знаю, что же такое ей сказать, чтоб не обидеть.
