Евгения Савченко - Пороки

— Вечером, если захотите, можете придти. Здесь бывает много народу, и мы рады новым людям. Я расскажу вам всё при встрече, это будет интересно, поверьте.

— Мы придем, Тод. — Ответила я за нас обеих.

— Тогда, до вечера. — Он исчез за дверью.

Никки недовольно сжала мою руку, глядя на меня со злобой. Видимо, ей нужны объяснения. А я смотрела на неё, а видела лицо Юлия, Серого Кардинала, как назвал его Тод. Видела в её глазах его чуть раскосый, звериный взгляд. Именно глаза и длинные темные волосы делали его похожим на… индейца, наверное. Тонкие губы и строгие черты лица.

Моргнув, прогоняя видение, я поцеловала Никки в губы. На удивление, она мне ответила. А мне казалось, она сердится. Проведя кончиком языка по её губам, я вздохнула:

— Идем. Здесь очень много воспоминаний.

Примета № 2. Упавшая на пол ложка или вилка предвещает скорый приход женщины

Вечер 29 сентября

Неопределённое понятие «вечер» играло на нервах. Предупредив своих домашних, что вернусь поздно, я снова отправилась к зданию бывшего детского сада. Закат ещё только начинал разгораться в тихом осеннем небе.

Я понимала: Никки будет недовольна. Её тоже заинтересовали перемены, произошедшие с развалинами, удивили люди, которых мы там встретили. Но обо всём этом она говорила с чувством кислого негатива. Всё не так, всё не то. Готы. Так она называла любые субкультуры, которые терпеть не могла. Готы… Да никакие они не готы.

Вспомнился чёрный френч Юлия и потрясающее темно-фиолетовое платье Сатиры — короткое, с затянутым на груди корсетом. Затянутым так, что каждый вдох, казалось, делался с усилием, её тело словно вырывалось, протестуя против крепкой шнуровки.

Хотя… Я не могла прогнать ощущение, приклеившееся ко мне сразу после того, как я нерешительно взглянула в раскосые глаза Юлия. Этот человек стоит того, чтобы задыхаться рядом с ним.

Дверь, как и прежде, была не заперта.

— Эй, Кнопка, неужели ты осмелилась придти вновь?! — Язвительно-насмешливые слова, произнесённые глубоким тонким голосом, заставили меня пожалеть о том, что я не послушала Нику.

Из небольшой толпы, стоящей в холле, вынырнул Тод:

— Это я позвал их, Сатира. — Следующий его вопрос был обращен ко мне: — А где твоя девушка? Где Никки?

— Да, куда ты дела Скрепку, а? — Сатира рассмеялась каким-то неестественным, пьяным смехом.

— Угомонись, прошу тебя. — Тод немного виновато посмотрел на неё.

— А что такого? Просто они мне очень понравились, — она перевела взгляд на меня, и её глаза сразу стали холодными и колючими. — Мне кажется, в будущем у нас будут особенно тёплые отношения. Верно?..

— Я тоже на это надеюсь, — меня удивляло её состояние: словно пьяна, но это явно не так. Или всё-таки…

— Надо же, она умеет разговаривать! — Сатира кривлялась, смеясь мне в лицо. И всё же, она вызывала во мне больше восхищения, чем неприязни.

Кто-то из вошедших поинтересовался, скоро ли придет Серый Кардинал. Всполошившись, Сатира помчалась на второй этаж «переодеться». Тод разговаривал с кем-то, кого я не знала.

Воспользовавшись тем, что внимания на меня никто не обращает, я решила осмотреть холл, который теперь выглядел иначе, нежели при нашем утреннем посещении. Лоскуты ткани были сняты, под ними оказалось множество невысоких продолговатых африканских барабанов. Они были составлены так, что образовывали единую плоскость. И, что показалось мне ещё более странным, по ним ходили люди, оставляя каждым своим шагом тихий глубокий отзвук. Создавалось впечатление, что комната наполнена этими отзвуками небрежных шагов и словами, сказанными друг другу невзначай, шепотом, голосами, парящими в воздухе между силуэтами людей и их тенями.

Воздух наполнял одурманивающий дым. Осмотревшись по сторонам, я заметила, что многие из присутствующих держат в руках тлеющие палочки благовоний. Люди вдыхали их дым, они смеялись, разговаривали между собой и чуть покачивались, когда проходили мимо меня, оставляя за собой удушливый шлейф тлеющего бамбука, корицы или лаванды.

— Эту комнату называют Комнатой Там-Тамов. — Тод протянул мне руку, предлагая взойти на звонкую плоскость.

Я приняла приглашение и забралась к нему:

— И почему же?

— Потому что эти барабаны так называются. Ты разве не знала? — Он посмотрел на меня с такой насмешкой, будто бы я спросила об абсолютно всем известном факте.

— Не смотри на меня так, я себя тупицей чувствую.

От моих слов он расхохотался.

Толпа разрасталась, шум и запах тлеющего бамбука становились всё ярче. От непривычной обстановки голова начала кружиться, с каждой минутой набирая скорость.

Когда у Тода закончился приступ смеха, он предложил:

— Давай выйдем на воздух. Иначе ты плавно сойдешь с ума. В первый раз всегда бывает именно так, знаю по себе.

Я кивнула.

Стояла звёздная ночь. Млечный путь невозможно было разглядеть, но он бы только портил картину. Мерцающая роса на черном бархате неба…

— Надо же, ты ничем не отличаешься от остальных. — Тод достал пачку сигарет, чтобы закурить. — Выходя ночью из дома, сперва смотришь на звёзды. Неужели нет ничего более достойного внимания, чем эти маленькие недоступные огоньки на столь же недоступном небе?

От его слов у меня начался нервный тик:

— Тод, и это ты? С каких пор ты начал говорить словами пьяных поэтов?

Он посмотрел на меня с укором:

— Не осуждай за то, что пьяных. А вообще… Попробовала бы ты оставаться в этом доме и разговаривать как дворовое быдло…

— Вот, — меня порадовала перемена в его голосе, — У тебя уже выскальзывают отвратные сленговые слова. Значит, ты не поэт. А насчет звёзд, — я улыбнулась. — Звёзды хотя бы красивы. А на что ещё смотреть? На тебя что ли?..

Он оскорблено покачал головой:

— Как ты жестока…

— Чем тебе звёзды-то не понравились?! — Мое шуточное восклицание произвело на Тода какое-то вдохновляющее впечатление.

Театрально подняв к небу взгляд, он заговорил:

— Слишком далекие эти звёзды. Никчёмные, потому что достать их нет возможности. Я не могу найти смысла в том, что люди так часто думают о них. Все эти теперешние поклонники астрологии…

— Теперешние? — Поток его слов вверг меня в уныние. — Люди и в древности задумывались об изучении звёзд, Тод. Так что ты неправ.

— Я и не претендую на то, чтобы меня считали правым, — он всё ещё смотрел на звездное небо. — Но в звёздах нет смысла — это я так считаю. Не дотянуться, не познать, не ощутить, не попробовать. Думать о звёздах столь же бесполезно, как и мне любоваться с тобой звёздным небом, зная, что ты спишь со своей подругой.