Хлоя Нейл - Высокая ставка

Но едва ли дело было в дениме[3].

Кто-то разлил густые красные чернила на страницу, таким образом, все выглядело так, будто мое тело было изрешечено пулевыми отверстиями. И внизу обложки было нацарапано послание:

Дорогая Роуз:

Безумцы ничего не знают, но я знаю все.

Возвращайся домой, Роуз.

Я отпихнула засов осознания... и страха. Это было имя, которая я давно не слышала, не ожидала увидеть его снова, и не должна была видеть сейчас.

Я подтолкнула журнал ближе к Люку, чтобы он посмотрел.

— Где ты его нашла? — спросила я ее.

— На моей кровати, — ответила Рэйчел, нервно покусывая губу. — В моем доме. Почему, тетя Линдси? У тебя неприятности? Как они узнали, что мы связаны? И кто такая Роуз?

— У меня нет неприятностей, — твердо ответила я. — Это от кого-то, кто пытается доставить неприятности. Кто-то из моего прошлого. Они оставили это у тебя, потому что знали, что ты придешь ко мне, и знали, что я обращу на это внимание.

— Какого рода неприятности? — спросила она.

— Я не уверена. Не наверняка. — Но это было достаточно серьезно, раз они поиздевались над журналом и передали его моей племяннице. Я приняла быстрое решение. — Как ты сюда попала?

Она открыла рот, потом снова закрыла его, смущенная внезапной переменой темы. — Я приехала. Эмили разрешила мне взять ее машину. А что?

— Потому что я хочу, чтобы ты осталась в Доме на несколько дней, пока я буду разбираться с этим. — Я положила руку на ее, и почувствовала, как она дрожит от страха, что убивало меня. Мое прошлое, мои проблемы, не должны использоваться против нее. Это было несправедливо.

Это не было игрой.

— Прогрей свою машину, — сказала я. Ее хаотичные эмоции — страх за себя, беспокойство за меня, и небольшой стежок интриги — пробились на краю моего сознания. — Остановись прямо перед воротами Дома. Я возьму свою машину и поеду за тобой до дома. Ты можешь оставить машину Эмили и взять кое-какие вещи.

Рэйчел была хорошей девушкой, умной девушкой, и она знала, когда нужно поторопиться. Она встала и кивнула, перебросив сумку через плечо. — Я буду у входа.

Я подождала, пока она не скрылась в коридоре, прежде чем взглянуть на Люка.

— Эта проклятая обложка журнала, — сказала я, головная боль начала пульсировать позади моих глаз. — Я должна была знать, что это приведет к чему-нибудь мерзкому. Я должна была быть более осторожной.

— Ты знаешь, какого это, — сказал Люк, его голос был спокойнее, чем мой. Но это была его работа, в конце концов — приспосабливаться к кризисам.

— Просто мысль.

Он мгновение смотрел на меня. — Речь идет о Нью-Йорке, — заключил он. — Когда ты была "Роуз".

Я кивнула. Я родилась в штате Айова, но Средний Запад не был достаточно захватывающим для вампира, который превратил меня, Делайлы. Она предпочитала свободу и азарт в Нью-Йорке. Нью-Йоркские вампиры отвергли Гринвичский Совет, нашего бывшего Европейского повелителя, и систему Домов, которую он породил. По мнению Делайлы, свободная жизнь была лучше. Так я узнала, как быть вампиром в сборище, которое не заботится ни о ком другом, человеке или вампире. Мы веселились до рассвета, пили самогон в незаконных барах, танцевали с писателями и художниками. Я смирилась со своим бессмертием, и проверяла границы.

Мы с Люком знали друг друга достаточно долго, чтобы я дала ему почувствовать вкус своего прошлого в Большом Яблоке[4], рассказала о Сухом Законе[5], гангстерах, джаззе.

— Я все еще не могу представить тебя новичком вампиром в Нью-Йорке. У тебя старая душа.

— У меня старая душа, потому что я старая, — сказала я. — Я имею в виду, ты знаешь, для двадцати-девяти-летней.

— Конечно, — беспечно сказал Люк, но его глаза прищурились с беспокойством. — И угроза?

Это было то, о чем я была не готова говорить. Не была готова думать об этом. — Это длинная история, и я должна идти.

— Тогда ты можешь рассказать мне об этом по пути к дому Рэйчел.

— В этом нет необходимости, — сказала я, мой голос обрывался. Я закрывалась, и знала это. Закрывалась и не допускала его, сосредотачиваясь на текущей задаче.

Но Люк настаивал на своем. — Выходить без меня не вариант. — Он встал и взял свое пальто со спинки стула за столом. — Пошли.

— Рассказывай, — сказал он, когда получил разрешение Этана для временного проживания Рэйчел в Доме и мы были на дороге, огибая Озеро Мичиган, направляясь на север.

Я колебалась. Мое прошлое было не совсем чистым и блестящим, и мне не нравилось говорить об этом. Пересказывание истории не принесло бы пользы ни для кого, что доказал тот журнал.

— Это все еще затрагивает тебя, — сказал Люк, с его жуткой способностью понимать, о чем я думаю, что беспокоило меня. Эта способность была как раздражающей, так и успокаивающей.

— Это не должно затрагивать меня, — сказала я.

Люк фыркнул. — Все это хорошо, солнышко, но у меня есть глянцевый, забрызганный краской журнал, который говорит об обратном. Объясняй, иначе я позвоню Элен и попрошу твое личное дело, и узнаю все кровавые детали. И ты знаешь, что она даст его мне.

Элен была смотрителем Кадогана, женщина, у которой был очень специфический вкус в вампах. К Люку она относилась хорошо, ко мне никогда. Что делало его правым по поводу моего личного дела.

Я кивнула, не сводя глаз с дороги, и задних фар Рэйчел перед нами. — Первая строка из записки "Безумцы ничего не знают" из "Сердце-обличителя"[6].

— Рассказ По[7]?

— Именно. Это был пароль в нашем любимом нелегальном баре.

Люк кивнул. — Сапфир. Это была ты и цветочницы, не так ли? — Он перечислил имена вампиров, с которыми я сбежала. Вайалет, Дэйзи, Айрис, и я, Роуз[8].

— Это имеет какое-то отношение к ним?

— Они умерли, — тихо сказала я, немного помолчав. — Они попали под перекрестный огонь гангстерской вражды.

— Пули не убивают вампиров, — сказал Люк.

— Несколько пуль? Нет. Было не так. Их было много. Это была первая настоящая жестокость, которую я видела, и ее было очень много.

— И тогда ты приехала в Чикаго, — сказал он.

Я кивнула. — Села на поезд и начала все сначала. И с твоими мягкими и сдержанными указаниями, я научилась дисциплине. Я научилась уважать себя. Я пыталась оставить прошлое позади. Думаю, это было наивно.

— Спасибо, что рассказала мне это, — сказал он. — Что дала мне знать.

Он казался искренним, и чувствовался таким же. Он так и не дал мне повода сомневаться в нем. Но доверие было забавной вещью, и чем-то, о чем я не так много знала. Не чем-то, к чему я была готова.