Лилит Сэйнткроу - Сердце никогда не ошибается
Во всяком случае, так нам говорили. Мне не хотелось проверять правдивость этой информации.
Я отшвырнул одного из них и услышал треск металла. Включилась противоугонная сигнализация. Ее вой перекрыл весь остальной шум, на который я вообще не обращал внимания, потому что это был не крик. Крик стих, и это был плохой знак. Сухо хрустнула тонкая шея, и три оставшихся кровососа бежали. Один из них сильно прихрамывал и что-то шипел на странном пронзительном языке. У этих идиотов нет зубов, поэтому они даже разговаривать нормально не могут.
Темнота бежала вместе с ними. Большое Зло собрало свои игрушки и отправилось домой. Я стоял, едва не рыча, моя каменная кожа играла, а под ней билась сила Сердца. Ко мне вернулось обычное зрение, и я посмотрел вниз.
Кейт лежала, распластавшись на мокром бетоне, и дождь хлестал ее по бледным щекам. Один из кровососов рванул на ней блузку, и я смотрел на ее грудь в дешевом бюстгальтере из черных кружев.
Да, я смотрел. Пусть я не красавец, но я живой.
— О черт! — воскликнул я, не сводя с нее глаз.
Там, на бледном полушарии ее левой груди, виднелись плавные изгибы геральдической лилии. Черные линии были такими четкими, как будто их нанесла чернилами уверенная рука настоящего мастера. Но это была не татуировка. Лилия излучала собственный странный свет, темный и флуоресцентный, недоступный человеческому глазу.
Она была кандидатурой Сердца.
Я услышал позади себя топот бегущих ног и крики. Из колотых ран в ее горле, смешиваясь с дождем, стекала кровь. В темноте она казалась практически черной. Кейт истекала кровью. Она была кандидатурой Сердца. Ее укусил кровосос, присутствовавшая при этом горгулья никак этому не воспрепятствовала, и к тому же к нам сбегались люди.
На то, чтобы подхватить ее с земли и прижать к себе, потребовалась доля секунды. Кожаный ремешок ее сумочки разорвался, и сама сумочка теперь лежала на мокром бетоне. Ее куртка была изорвана в клочья. Подошва ее туфли держалась на честном слове. Заостренный подбородок Кейт торчал вверх, и при виде крови на ее коже у меня в голове начали происходить странные вещи.
— Господи! — заорал кто-то совсем рядом.
Я сжался, как пружина, приготовившись к прыжку.
Представьте ситуацию: парковочная площадка, представление окончено, обволакивавшая его темнота рассеялась, и к месту событий стекаются люди. Горгулья, принявшая свой истинный каменнокожий облик, который не мог скрыть даже просторный плащ; ее шляпа в пылу битвы слетела, а волосы взлохмачены и торчат во все стороны над заостренными ушами. И смертная женщина, истекающая кровью после укуса вампира. Ее машина превратилась в груду металла и стекла.
Уже перед самым прыжком до меня донеслись сирены быстро приближающихся полицейских машин. «Ух ты! Неужели на этот раз кто-то и в самом деле вызвал полицию? Что ж, молодцы!»
Мир подо мной перевернулся. Кто-то закричал. Я перемахнул через головы собирающейся толпы, от усилия издав звук, напоминающий грохот валунов. Мои мышцы и кости работали на полную мощность, я трясся, как отбойный молоток. Голова так и не пришедшей в сознание Кейт прыгала у меня на плече, и все, о чем я был способен сейчас думать, так это о том, что если она ударится об меня слишком сильно, то может получить сотрясение мозга.
Я никогда не считал себя самой сообразительной горгульей в мире. Но на этот раз я, возможно, поступил правильно.
С другой стороны, ее укусили. И ситуация обещала стать еще интереснее.
Я должен был вылететь на Бермуды в пять утра следующего дня.
Вместо того чтобы сидеть в неудобной позе в кресле бизнес-класса, вливая в себя напиток за напитком, чтобы не думать о пустоте, простирающейся между мной и землей, я сидел на корточках в колокольне церкви Беспорочного Зачатия в самом центре города. По куполу звонницы ритмично барабанил дождь, и с приближением рассвета тучи неуловимо, но неуклонно светлели.
Да-да, мой отпуск начался, и я остался дома. Редкостное везение!
Когда рассвет окончательно вступил в свои права, я спустился по шаткой лестнице вниз. Эту церковь построили в 1911 году, и ее архитектура вполне стандартна, в результате чего она располагает маленькой боковой часовней и узкой винтовой лестницей, скрытой стеной с фреской, на которой изображен Святой Стефан, и ведущей прямо в мою келью.
На самом деле это очень удобная комнатка. У меня есть собственная электроплитка и собственный холодильник (горгулья, которая жила здесь до меня, провела сюда электричество). Все свои вещи я стираю в прачечной под странным названием «Чистодежка-Прачетерия», а еще у меня есть туалет и душ. Здесь немного сыро, все-таки келья расположена под землей. Но для горгульи это не имеет никакого значения.
И сейчас здесь, на моей кровати (на которой я, кстати, едва помещался) лежала Кейт. Ее грудь вздымалась и опадала в такт ровному дыханию, золотая цепочка исчезла, но сережки в ушах уцелели. Она ни разу не шелохнулась с момента, как я ее сюда уложил и неуклюже проверил на предмет признаков сотрясения. Еще я попытался с помощью изоленты отремонтировать ее туфлю. Мне было невыносимо больно видеть ее разорванной.
Я осторожно коснулся гибких очертаний лилии и ощутил, как они задрожали под мозолями на кончиках моих пальцев. Под каменной кожей, на мгновение меня ослепив, ожило и забилось Сердце. Когда ко мне вернулось зрение, я уловил, как линии неуловимо сдвинулись, образовав хорошо знакомый мне цветок в круге — знак, ради которого все каменнокожие создания ночи напролет сражаются с Большим Злом. Этот знак символизирует очень многое. Свет. Благословение. Красоту.
Все то, чего мы лишены или с чем не способны сосуществовать в силу своего уродства.
Рваные двойные колотые раны у нее на горле наконец-то затянулись, поскольку я старательно замазал их самым лучшим из всех существующих коагулянтов — смесью слюны горгульи и чесночной пасты. Для этого мне пришлось жевать сырой чеснок, отчего из глаз потекли слезы.
Я отдернул руку — и как раз вовремя. Знак дрогнул, дыхание Кейт изменилось, она села на кровати и закричала:
— Господи!
От неожиданности я отпрянул и едва не упал. Она подскочила, попятилась назад и ударилась о стену, продолжая удивительно похоже имитировать свисток закипевшего чайника. Ее глаза выкатились из орбит, она размахивала руками и пыталась отодвинуться еще дальше.
Я не особенно волновался о том, что ее кто-то услышит. Святой Стефан изображен на массивной скале, отодвинуть которую в сторону под силу только горгулье. Кроме того, еще есть лестница и тяжелая дубовая дверь. Но ее вопль ввинчивался в голову, ранил Сердце под каменной кожей, и мне пришлось изо всех сил сопротивляться своему истинному облику, грозившему вырваться наружу и сделать ситуацию еще забавнее.
