В твой гроб или в мой? - Жаклин Хайд

Он быстро приходит в себя, его губы растягиваются в легкой улыбке.

— Все в порядке, да? У нас есть такси, которое ждет вас и отвезет туда, куда вы пожелаете, чтобы избежать неудобств, — говорит он, указывая на боковую дверь, ведущую на взлетно-посадочную полосу аэропорта.

Я пытаюсь выйти, но через несколько минут узнаю, что они потеряли мой багаж! Это настоящий кошмар. Все, что у меня есть — это сумка и ручная кладь, в которой моя пижама, тапочки, косметика и зубная щетка на случай задержки. Дурацкий самолет.

Час спустя я опускаюсь на заднее сиденье такси, а за окном падают снежинки. Румынская сельская местность спокойна и умиротворена. Полная противоположность моим чувствам. Я тяжело вздыхаю, пытаясь успокоиться.

Что мне делать?

Годами я мирилась с дерьмом Чеда: студенческими вечеринками, таблетками, выручала его из тюрьмы больше раз, чем могла сосчитать. И все это благодаря обещанию, что он возьмет себя в руки. Но он этого не сделал.

Слезы снова подступают, и я морщусь, протирая глаза. Плакать глупо. Мужчины глупы.

Я откидываю голову на подголовник и смотрю в пространство. Как я могла это не предвидеть?

Телефон вибрирует, и я делаю глубокий вдох, готовясь к бесконечным вопросам и полному игнорированию границ, которые мне предстоит вынести. Но ни один хэштег или грандиозный жест не поможет ему исправить то, что он натворил.

Внезапно я пожалела, что у моего телефонного провайдера нет международного обслуживания.

Я провожу пальцем по экрану, чтобы ответить на звонок, не в силах скрывать раздражение в своем голосе.

— Мам. Я действительно сейчас не могу справиться с чем-то еще.

— Обри, милая, мужчины иногда совершают подобные поступки, лучше просто смотреть на это сквозь пальцы. В конце концов, они приходят в себя. Так вот, твой отец говорит, что у него был серьезный разговор с Чедом, и он хочет, чтобы ты вернулась домой…

Гребаная. Мужская. Солидарность.

— Мама, — стону я.

Какой смысл вообще говорить ей об этом? Типа: «Привет, мам. Сегодня я чуть не попала в авиакатастрофу». Ее ответом, вероятно, был бы вопрос, хочу ли я белые или кремовые открытки для наших свадебных приглашений. Вот насколько, похоже, родители озабочены моей жизнью в данный момент.

— Он говорит, что сожалеет.

— Мам, он трахал Брэда в задницу, пока Эшли каталась верхом на его лице.

Она тяжело вздыхает, и не из-за того, что сделал Чед. Это была бы не Эмма Таунсенд. Моя мама предпочла бы, чтобы я никогда не упоминала о том, что он сделал, потому что иначе это станет реальностью, а у нас такого быть не может. Это разрушило бы идеальный образ, который она все время пытается создать.

— Он говорит, что сожалеет.

— Не нужно быть грубой, — она снова вздыхает, — просто вернись домой, и мы сможем со всем разобраться. Мы просто хотим…

— Я очень сомневаюсь, что серьезный разговор что-то изменит. Я закончила, и мне жаль, что ты не получишь того, чего всегда хотела.

— Обри Линн Таунсенд, что на тебя нашло? Это неправда. Мы просто хотим для тебя самого лучшего.

— Лучшего для меня? — я усмехаюсь. — Ты просто хочешь, чтобы я вышла за него замуж, чтобы вы с папой могли получить то, о чем всегда мечтали. Слияние.

Мой отец и его деловой партнер Итан Хокинс разрабатывали план развития компании столько, сколько я себя помню. Условие состоит в том, что я выйду замуж за Чеда и произведу крошечных наследников их многомиллионной империи.

По сути, это брак по расчету со всей утонченностью современной сказки. В результате Чед использовал меня, чтобы получить известность и славу, в то время как мой отец использовал возможность получить равные доли в компании. Все живут долго и счастливо. Кроме меня.

Измена, к несчастью для них всех, была для меня крайней чертой, и Чед перепрыгнул через эту сучку, как золотой призер Олимпийских игр.

Я смотрю в окно на проплывающий мимо заснеженный лес только для того, чтобы обнаружить в отражении свой свирепый взгляд.

— Мам, я не выйду за него замуж.

— Где ты?

Если я скажу ей, где я, завтра они пришлют сюда самолет и попытаются уговорить меня принять его обратно.

Качая головой, я делаю ободряющий вдох.

— Я перезвоню через несколько дней. Пока.

Прерывисто дыша, я вешаю трубку и бросаю телефон на колени. Моя грудь сжимается от боли и предательства в равной степени. Я не должна удивляться, что они не поддерживают мое решение уйти от него. Никто дома не поддержит. Он золотой мальчик, Чед Хокинс. Все его любят.

Мало кто знает, что он эгоистичный мудак, и это никогда не изменится, по крайней мере, для меня.

Мне нужно отвлечься, я открываю Instagram и просматриваю сотни сообщений, все с наилучшими пожеланиями в день моей предстоящей свадьбы. В животе все сжимается. Это катастрофа. Я понятия не имею, как мне это разгрести. Что я могу сказать? Шутка, мы не собираемся жениться, ха-ха. Или: Мужчины — мудаки! Хотите увидеть замок?

Это не имеет значения. Как только мы удаляемся от аэропорта и сети Wi-Fi, мой интернет вырубается, оставляя меня без полосок связи. Я быстро сбрасываю настройки сети на телефоне, но он все еще показывает «роуминг». Черт. Может, это и к лучшему. Я не смогу обреченно прокручивать свою разваливающуюся на части жизнь.

Я идиотка. Наши жизни так переплелись, что невозможно сказать, где заканчивается его, и начинается моя. Я думала, он хочет того же, чего и я. Думала, что он любит меня. Я думала что в конце концов, у нас будут милые херувимчики, и мы будем путешествовать по миру.

Слезы текут по лицу, а рыдания сотрясают мое тело.

— Мадам? — окликает водитель.

Я поднимаю глаза и вижу, что кончики его пальцев сжимают белый носовой платок.

— Ох. Спасибо, — я вытираю слезы со щек и сморкаюсь в чистый уголок платка, громко шмыгая носом. — Извините, — говорю я, пытаясь вернуть его, но он качает головой, улыбаясь в зеркало заднего вида.

— Оставьте его себе.

Может быть, рыцарство еще не умерло. Или, хотя бы, обычная порядочность. Или, возможно, он просто не хочет возвращать свой покрытый соплями носовой платок.

Почти час спустя мое сердце замирает где-то в горле, когда машина сворачивает за поворот, и в поле зрения