Солнечное сердце (СИ) - Катрин Селина Сирена Селена
Глава 2. Замок Харакун
Лорен
Я проснулась от ощущения, что тело затекло и матрас всё же слишком жёсткий. «Эх, говорил Пашка, что на здоровом сне не надо экономить, а я его не послушала», — пронеслось в голове, но мысль мгновенно растаяла, стоило открыть глаза.
Мир был чётким!
Я увидела даже крошечные трещинки в штукатурке на потолке, а затем с удивлением осмотрела комнату, в которой спала этой ночью. Я видела всё! То есть не просто стол — а тончайшие прожилки в дереве в структуре столешницы, не просто стены — а крохотного паучка, свившего за ночь кривую паутинку под потолком и поймавшего в свои сети несчастного комара. Я с изумлением рассмотрела даже искусный узор на одеяле, показавшемся вчера обыкновенным однотонным спальным мешком. Привычным жестом дотронулась до переносицы, чтобы поправить очки, и осознала, что их нет.
— Чудеса какие-то, — пробормотала я, не в силах поверить в случившееся. Нет, не могли же мне за ночь сделать операцию на глаза… Или могли?
В полнейшем ошеломлении я подошла к единственному окну в комнате. За стеклом открывался живописный вид на великолепные горы со снежными шапками, причудливыми деревцами с витыми стволами и частью замка. Последний имел непривычную для меня архитектуру: изогнутые двускатные крыши с заострёнными краями, узкие мостики и изящные в своей простоте белые колонны. Солнце уже поднялось над горизонтом, и золотые лучи отражались в мелкой красно-бурой черепице крыш. Судя по природе, лето или ранняя осень.
«Но из моего окна вид на парковку и дешёвый супермаркет. В прогнозе погоды обещали мокрый снег и слякоть».
Я попыталась поймать мелькнувшую, словно рыба на мелководье, мысль за хвост, но от этого лишь разболелась голова.
«Так, лучше об этом не думать», — дала я себе установку, поморщившись от громыхающих молоточков в висках. Стоило так решить, как пульсация крови уменьшилась, и даже дышать стало проще, будто кто-то невидимый ослабил железные тиски. Я медленно вздохнула и обвела взглядом комнату ещё раз, примечая то, что не могла рассмотреть накануне.
Вертикальной металлической бочкой с трубой оказалась печь, правда, ни золы, ни поленьев я нигде не обнаружила, да и дверца заела. Спала, как оказалось, я не совсем на полу, а на тоненьком матрасике, постеленном поверх циновки. Я подумала, не поваляться ли под тёплым одеялком ещё немного, но позвоночник протестующе хрустнул. Лежать на твёрдом ему не понравилось.
Что ж, значит, в другой раз.
Я обошла комнату, изучая стены из деревянных перекладин с тонкими бумажными панелями, случайно толкнула одну из них и… оказалась в туалете.
«Где бы я ни была, сантехника здесь вполне приличная», — вынесла вердикт, сделав необходимые утренние дела и приведя себя в порядок. Я уже хотела выйти обратно в комнату, как обратила внимание, что в одну из стеновых панелей вставлена не бумага, а зеркало. Из мозаичной отражающей поверхности на меня смотрела симпатичная брюнетка лет двадцати с острым подбородком, милыми ямочками на щеках, светлой, как фарфор, кожей, зелёными глазищами и густой ровной чёлкой. Последняя обрадовала.
«Всегда хотела иметь чёлку», — мелькнула мысль на задворках, но я уже воспринимала такие соображения спокойно. В конце концов, если уж ты не можешь вспомнить, где находишься и как тебя зовут, то наличие ранее отсутствовавшей чёлки — это меньшая из проблем.
Платье на девушке в отражении оставляло желать лучшего: длиннющие рукава и грязный подол, странная обмотка вокруг талии, сбившаяся набок за ночь, и пережавший желудок пояс. Я размотала последний, а вместе с ним и ещё один кусок ткани, и выяснила, что под платьем ещё одно платье-халат, а под ним — рубашка до середины бедра и симпатичные велосипедки чуть выше колен. Рассудив, что много одежды — это как минимум неудобно, а как максимум может помешать побегу — вдруг всё же понадобится делать ноги, — я отбросила половину тряпок и оставила лишь то, что посчитала удобным: велосипедки и рубашку.
К этому моменту, когда я собралась выйти из комнаты, её всю заливал солнечный свет. Желудок сказал утробное «ур-р-р», на что я со вздохом погладила живот и отправилась на поиски пропитания. Я была уверена, что кто-то в замке быстро поможет и подскажет, в какой стороне находится кухня, или где здесь едят, но коридор за коридором, комната за комнатой — всё оставалось пустынным. Более того, судя по скопившейся пыли на подоконниках и скудному количеству мебели, а также симпатичным восьмиглазым паучкам на стенах, здесь давно никто не жил. Ни хозяев, ни гостей, ни обслуживающего персонала… Странно.
Запустить лифт не получилось ни с первой попытки, ни с десятой, а потому я разыскала лестницу и исследовала этаж ниже. Здесь располагалось множество просторных залов с высокими керамическими кувшинами и фарфоровыми напольными вазами, стеллажами со смешными плоскими чайниками и чашками-напёрстками без ручек и узкими длинными мечами на мраморных пьедесталах под стеклянными крышками. Моё внимание привлекли несколько восхитительных ковров, зачем-то приклеенных на вертикальные перегородки, и изумительные картины тушью по натянутым лоскутам шёлка. Не замок — музей искусств! Однако вся попадающаяся на глаза роскошь выглядела немного поблекшей, потускневшей, будто хозяева давно про неё забыли или она попросту перестала для них что-то значить. Часть предметов даже находилась под чехлами. Я бродила по коридорам от одного к другому, с любопытством заглядывала под пыльные тряпки, шумно чихала и шла дальше.
Здесь были и чудные низенькие столики, едва доходившие до середины бедра, и множество разбросанных по полу подушек, и непривычные тканевые завесы вместо дверей. «Видимо, ткань для того, чтобы поглощать звук, но всё-таки дверь удобнее», — подумала я про себя. Помещения в замке оказались гигантскими, в такие влезла бы вся моя квартира, и ещё бы место осталось (иногда я натыкалась на очень толстые каменные стены), а уже внутри они разбивались на залы меньшей площади с помощью бумажно-деревянных перегородок и ширм. У одной такой я остановилась, внимательно разглядывая нарисованное на ней озеро, плакучие ивы с тонкими веточками и грозную армию мужчин в золотых доспехах, над которой в воздухе вился длинный усатый дракон. Красиво.
В одном из залов я обнаружила несколько стеллажей с запылившимися книгами и свитками. «Вот это да-а-а», — протянула, раскручивая один из последних. Никогда ничего подобного в руках не держала! Увы, испещрённое множеством иероглифов содержание мне оказалось непонятным.
Наконец на первом этаже нашлось подобие кухни: ещё одна огромная металлическая печь-цилиндр, множество хитроумной и совершенно незнакомой утвари, сваленная горой посуда, которой уже лет пять точно не пользовались — большая часть горшков, плошек и необычных прямоугольных тарелок была разбита, а осколки покрылись ржавым налётом, — и каменный — я не преувеличиваю! — хлеб.
— М-да, негусто, — резюмировала я, а желудок издал совсем уж недовольное «гр-р-р». — Ну, по крайней мере, если здесь едят человечину и я числюсь в списке возможных блюд, ни одной чистой вилки или ножа нет. Можно будет уповать на антисанитарию.
С тяжёлым вздохом я решила выйти на улицу. Нет, ну должен же кто-то ухаживать за тем стариком в инвалидной коляске? Не может же он жить здесь один? Наверняка где-то рядом есть сторожка или другое здание, где живёт если не охрана замка, то хотя бы нянечка.
Я толчком распахнула двустворчатые двери и, зажмурившись от яркого солнца, глубоко вдохнула свежий воздух. Он оказался потрясающим! Сама не знаю почему, я стояла и дышала, дышала, дышала… Лёгкие наполнял аромат сосен и шишек, луговых трав, солёной воды, цветов и чего-то ещё — вкусного настолько, что желудок приревновал очередной возмущённой трелью.
— Да-да, я ищу что-нибудь поесть, — пробормотала я и окинула взглядом прекрасный сад.
Впрочем, теперь, когда я могла рассмотреть любую мелочь, этот сад уже не казался настолько восхитительным, насколько я навоображала в сумерках. Половина изогнутых деревьев пожелтела, потому что им элементарно не хватало воды. Декоративные горбатые мостики через песочно-каменные клумбы где-то рассохлись, где-то облупились. Всё, куда падал взгляд, казалось обветшалыми останками некогда неземной красоты, хотя и хранило очарование в необычных формах гладких камней, в отцветших, но пышных кустах рододендронов и в изогнутых дорожках, покрытых похрустывающим гравием.
