Секс и ничего личного - Яна Ясная
Треск фольги, и я, приподнявшись на локте, смотрю как Вивьен раскатывает презерватив по члену — ровному, большому, красивому. И это зрелище заводит еще сильнее, потому что оно означает, что сейчас, вот сейчас-сейчас!
И когда это весомое тело опускается на меня сверху желанной тяжестью, я оплетаю его руками и ногами, и мы целуемся, то сплетая языки, то ловя друг друга губами. И я прогибаюсь ему навстречу, когда чувствую, как член ищет вход, а потом перехватываю его рукой, и ласкаю себя головкой, размазывая смазку по нему и по себе, трусь, ловя сладкие крохотные молнии…
И направляю его внутрь.
Давление. Наполненность. Медленное, плавное движение туда, а затем назад. И снова — не торопясь, давая мне привыкнуть.
Я хочу так, что мне не надо привыкать, но бережность оценила, спасибо.
Снова. И снова. И еще раз.
Теперь, когда мы оба мокрые, член скользит во мне легко, а ощущается восхитительно. Вив ловит этот момент.
И ухмыляется.
И добавляет ход.
Толчок, толчок, толчок!
Быстрей, быстрей, быстрей — я извзиваюсь и подмахиваю навстречу, и закусываю губы, чтобы не заорать.
Комната звукоизолирована давно, но мне все равно неловко. А потом Вив меняет угол, и его ствол на каждом толчке скользит по клитору.
И я забываю про неловкость.
И звонкое “Да-да-да!” дает отмашку, от которой Теккер срывается в бешеный ритм.
Толчок, толчок, толчок. Под веками темно. Толчок, толчок, толчок.
Так хорошо, хорошо, еще, пожалуйста…
Вот оно!
Дыхание перехватывает.
Я выгибаюсь.
Нахлынувший оргазм оказывается ярким, как с самой собой.
А навалившийся сверху через несколько мгновений Теккер — тяжелым, как гранитная плита.
—
Только толкнув дверь аудитории на следующее утро я неожиданно поняла, что все же волновалась.
После секса мы не обменялись ни словом, я почти сразу отправилась в душ, а когда вернулась, гросс Теккер уже свалил, не забыв прихватить свою работу. То ли пытался избежать неловкости, то ли счел, что за сим рассчитался и о чем тут еще разговаривать.
Признаться, это меня абсолютно устраивало, потому что действительно — о чем тут еще разговаривать?
И пусть сны мне снились будоражащие, утренняя пробежка привела голову в порядок, привычная рутина настроила на рабочий лад, и по дороге от общежития до учебных корпусов я думала о том, как лучше выстроить план курсовой, а не о каких-либо глупостях.
Но когда открывалась тяжелая дверь, сердце все-таки как-то неожиданно гулко бухнуло в грудную клетку.
Вивьена гросс Теккера в исполнители моего гениального плана по самоудовлетворению я выбрала не просто так. Привлекательных мужиков в академии полно, девушек куда меньше, специфика направления. Ладно, прямо таких, как Теккер, поменьше, но все равно не по пальцам одной руки считать.
Но у меня была репутация и я ей дорожила.
Даже если это и репутация отъявленной стервы.
И меньше всего мне бы хотелось, чтобы в шепотках по аудиториям носились слухи о том, что Кассандра Морель стервит от недотраха.
Гросс Теккер, хоть и крутился в мажорных кругах, в подлостях, тем не менее, мной ни разу замечен не был, а значит, был шанс, что о нашей сделке не узнает все его окружение, а с ним — и вся академия.
Теперь предстояло выяснить, подвели меня чутье и анализ или все-таки нет.
Однокурсники на мое появление отреагировали как обычно — никак. Я прошла на свое привычное место на задних рядах, откуда открывался отличный обзор и на преподавателя и на присутствющих. Мне в принципе нравилось наблюдать за людьми, хоть и не очень нравилось с ними взаимодействовать. И наблюдения отчасти помогали свести взаимодействия к минимуму.
Гросс Теккер в аудиторию явился с опозданием. Выслушал нравоучения профессора, покивал со скучающим видом заверив, что больше никогда, до следующего раза. Забавный факт, кстати, он никогда не опаздывал на занятия к тем профессорам, которые опозданий не прощали.
На меня парень не смотрел, и я расслабилась.
Ровно до того момента, как пройдя на свое место, прежде, чем опуститься на скамью, он обернулся назад.
Короткий взгляд, дернувшийся в приветственной улыбке уголок губ…
Это заняло мгновение, и перед моими глазами уже только стриженный затылок и широкие плечи, а все равно ужасно хочется облизнуть пересохшие губы…
— …на этом все, на следующей лекции мы обсудим с вами методы получения магических отпечатков, — профессор Но отчаянно пытался перекричать студентов, которые после фразы “на этом все” потеряли к происходящему какой-либо интерес. — Мадемуазель Морель, меня попросили передать вам, чтобы после занятий вы подошли в деканат!
А вот это уже интересно…
-
Статуя в главном холле академии права выражение лица имела самое сволочное. Сухощавая тетка с циничными носогубными морщинами явно повидала жизнь и вертела ее на мече, у этого изображения отсутствующем. Удивить ее было нереально, обмануть (тут само собой просилось более грубое слово) — невозможно. Не эту матерую щуку лет сорока-сорока пяти на вид, с едкой ухмылкой и хищным прищуром.
Приятель Микк, уже три с лишним года, как покойный, дай ему боги крепких парусов и теплых берегов в Небесной Гавани, таких называл “прохаванными”. Судя по лицу, она знала толк и в отдыхе, и в работе.
Вообще-то, богиню Справедливости изображали все по-разному (“У справедливости нет лица!”), но у моей Справедливости лицо было, и лицо именно это. Несмотря на то, что наиболее популярным образом богини для творцов всех мастей была прекрасная юная девушка с мечом в опущенной руке. Просто тот, кто ваял статую для для Высшей академии права имени Его Императорского Величества Теодора Второго Справедливого, был гением и видел суть. Не всем это дано, что поделаешь.
Спеша мимо статуи в деканат, я незаметно почтительно кивнула покровительнице.
Мне нравилось думать, что я буду служить этой тетке. Что мы с ней будем партнерами: я буду наказывать преступников здесь, а
