Побег от соблазна, или Встретить Его и не узнать! (СИ) - Бурунова Елена Михайловна
Мои глаза от обиды защипали, но слёзы так и не выступили. Наверное, я выплакала всё на могиле матери. Единственное, что я смогла, это также зло посмотреть на обидчицу.
Тара кинула мне простынь.
— Вытирайся! — рявкнула она.
От её грубого голоса я даже вздрогнула. Вот жестокая женщина. Как ей вообще доверили когда-то смотреть маленького масу Эдмунда. Её близко подпускать к детям нельзя.
Пока я вытиралась, косо смотря на злую Тару, в комнату вошли две рабыни. Они принесли мне одежду. Не успев закрыть за собою двери, рабыни продолжали обсуждать вполголоса хозяина.
— Видно, Мэг и после смерти держит хозяина за яйца, — шептала одна.
— Да, раз он притащил её в дом. Хозяйка уже рвёт и мечет в кабинете, требуя, избавиться от ублюдка, — хохотнула вторая.
Их перешёптывания прекратил грубый голос Тары:
— А ну, заткнитесь! А то плеть покажет, кто кого держит за яйца!
Те притихли, опустив головы. Тару в доме боялись. Через неё хозяева общались с рабами. Она раздавала приказы от господ и зорко следила за их исполнениями. Чернокожая экономка даже контролировала наказания за провинности. Жестокая и железная Тара.
— Дайте мне одежду, — вырывая из их рук, сказала Тара, — Заняться нечем? Почистите столовое серебро!
— Мы вчера его только начистили, — в один голос возмутились девушки.
— Ещё раз начистите или мне на конюшни вас отправить? — пригрози-ла экономка.
После таких угроз рабынь и след простыл.
Тара принялась меня одевать.
Моё первое платье. Это нерабская униформа. Не груботканая юбка.
Это был настоящий шёлк.
Голубого цвета платье, ленточки в тон и мягкие туфельки с бантиками.
Шёлковое платье нежно ласкало тело, а вот с туфлями вышла неприят-ность. Они были узкие, и сильно стискивали мои ступни. А стоило мне встать, как давящая боль расползалась по ногам.
Я простонала, переминаясь с ноги на ногу.
— Привыкай! — сказала Тара, заметив мои страдания. — Здесь, Лили, босыми ногами не ходят.
Взяв за руку, она помогла мне сделать несколько шагов по ванной ком-9 нате. Каждый раз, качая недовольно головою.
— Не знаю, что маса Эдмунд обещал твоей матери, — Тара тяжело вздохнула, — но в его дом ты входишь не рабою. Зря! Ой, зря, он делает это, — сложив руки на своём большом животе, говорила она. — Он пока-зывает тебе мир, от которого потом будет сложно отвыкнуть. Ты не белая, Лили. Ты рабыня и никогда не забывай об этом. Твоя мать забыла и вот результат. Где она? Нельзя любить своего хозяина. Это грех.
Закончив учить своей рабской науке, она взяла меня за руку и повела в кабинет хозяина. Я плелась за ней, не осмеливаясь поднять глаз. Туфли жали, но самое ужасное это тугая причёска. Тара очень сильно собрала мои волосы и перевязала их лентой, что я почувствовала, как натягивается кожа на лбу. Проходя мимо большого зеркала в холле, я мельком посмот-релась в него. В нём был непривычный мне образ Лили. Из зеркальной глади на меня смотрела настоящая белая леди.
Моя кожа имела поразительный контраст с угольной кожей Тары. И ес-ли, честно, я больше походила на белую девочку, чем негритянку. Даже волосы светлее и не так кучерявятся. Неудивительно, что меня считают чужой среди рабов. Теперь я и вовсе буду для них белой.
Когда мы вошли, господин Эдмунд сидел за своим столом, а его жена, расхаживая взад и вперёд, махая руками, кричала. Наше появление нисколько не угомонило её. Она, кинув взгляд в мою сторону, ещё больше заревела:
— Ты разрешил ей надеть одежду нашей дочери?! Ты сошёл сума!
Она же чёрная! Она рабыня! Откуда тебе знать, кто на самом деле её отец!
Они же совокупляются, как животные!
— Заткнись, Джейн! — стальным голосом приказал муж.
Джейн резко обернулась. Весь её вид выражал злобу и негодование.
— Ты оскорбляешь меня, Эдмунд! — прошипела она сквозь зубы. — Я
закрывала глаза на твои шашни с Мэг, но её ублюдка не потерплю в своём доме!
Хозяин Эдмунд резко встал и, упёршись руками в стол, посмотрел на разъярённую супругу.
— Это мой дом. Он принадлежит моей семье уже два столетия, и я буду решать, кто будет жить в моём доме, — его голос был холоден, как и он сам.
Госпожа Джейн и так всегда бледная, а тут её кожа стала белее хлопка на плантациях её мужа. Приложив руку к тяжело дышащей груди, она выбежала из кабинета. Пышная юбка Джейн, как пощечина, пролетела по моей щеке, заставив закрыть глаза. Открыла я их, только когда хозяин сама подошёл ко мне.
Его рука обожгла мне щёку.
— Ты будешь жить в моём доме, Лили, — он говорил, а глаза бегали по моему лицу. — Я не могу признать тебя официально, но прав дочери не лишаю. Ты получишь подобающее воспитание для леди, а когда придёт
10 время, я выберу тебе подходящего мужа.
Не выдержав такого пристального взгляда, я опустила глаза. Я смотрела на его камзол с позолоченными пуговицами, лишь бы не встречаться с голубыми глазами масы.
— Спасибо, хозяин, — прошептала я.
Его горячая ладонь погладила меня по волосам.
— Не хозяин, Лили, а отец, — поправил он меня.
Я сотни раз представляла себе наш разговор на тему отцовства, но в моих мечтах это было не так. Он не был скуп на слова и объятия. Хо-тя, что я знала о своём отце? Ничего. Я знала его, как строго хозяина. И отцом я ещё долго не смогу его называть.
— Ты похожа на свою мать, — всё ещё гладя мои волосы, говорил он, —
очень похожа.
Потом маса Эдмунд вернулся за свой письменный стол, и, шурша бумагами, принялся за работу. Тара увела меня в мою комнату.
Вот и вся аудиенция моего отца мне. Он сообщил мне о правах дочери, коснулся щеки и волос, сравнил с любовницей. Я вошла в его дом, как белая, но мой статус рабыни никто не отменял. Освободительные документы отец подписал в день смерти моей матери. Жаль, что я узнаю о них только в день его смерти, а увижу в день, когда меня продадут.
Жена Эдмунда возненавидела меня сильнее, чем ненавидела мою мать. Её гордость была задета. Муж притащил в дом своего ребёнка нагу-лянного на стороне. И всё бы ничего, только моей матерью была чёрная рабыня. Все соседи смаковали скандал в семействе Дарлингтонов. Госпожа Джейн считала меня виновной, что их временно бойкотировали в обществе плантаторов.
А вот мой отец несколько не скучал по сборищам лоботрясов и зазна-ек. Ему хватало дел на плантациях.
Скандалы имеют особенность будоражить умы, но и также быстро за-бываются. Через несколько месяцев случился новый скандал. Дочь плантатора забеременела от чернокожего раба и все забыли о незаконнорожденной дочери Эдмунда Дарлингтона. Джейн опять возобновила свои поездки на приёмы в Сент-Огастин и на балы к соседям.
Всё меняется, забывается и проходит. Но только не для меня. Моя жизнь в доме отца не была счастливой. За фасадами роскошного дома скрывались самые неприглядные тайны.
11
ГЛАВА 3. Госпожа рабыня
Я вошла в дом своего отца не рабыней, но и не свободной. По крайней мере, я не знала, что уже свободна. Я даже не знала, что такое свобода.
И что с ней делать с этой свободой. Мой мир был ограничен плантацией отца. Смотря за горизонт, когда вставало или садилось солнце, я видела только край земель, принадлежащих ему. Это было его королевство, где он абсолютный монарх. Властелин с правом миловать и казнить.
Я была свободной, и я была его. Его дочерью, которую он признал. Для всех домочадцев я была маленькая мисс Лили. Для гостей и друзей —
компаньонка Изабель или просто Лили. Для леди Джейн — черномазый ублюдок. Но всех их — рабов и белых, объединял один взгляд, который они бросали на меня, презрение. Я чужая для всех. Недостаточно белая и недостаточно чёрная. Я между ними. Я разрушила эту границу, соединив два мира в одном. Во мне…
У чёрных рабынь всегда рождались чёрные дети. Даже от белого. У белых женщин чёрные дети от негров. Позор этот не скрыть. Если белым мужчинам всё сходило с рук. Мужчинам всегда всё сходит с рук. Они же мужчины.
