Косячь как попаданка - Ася Медовая
— Пить будем? — сморщилась я, вспоминая гадский эликсир.
— Голову потеряла? — всплеснула руками подруга и прищурив глаза отобрала пузырек обратно. — Идем.
Зачем нам понадобилось зелье отображения я поняла позже, когда она обрызгала внутреннюю сторону раскрытого зонтика жидкостью и зонт словно растворился, позволяя видеть сквозь него.
Чем собственно подруга и занималась, задрав голову и разглядывая окна и балконы над нами.
Замок был большой и протяженный, я не знала, что прогуливаться мы будем только под окнами северной стены, взад-вперед, взад-вперед. Где-то на третьем развороте мне надоело.
— Знаешь, хочешь увидеть Нейла, гуляй сама. Мне скучно.
Я попыталась передать ей прозрачный зонт, но она запшикала, подхватывая меня под локоть и возвращая на проторенную дорожку.
— Ты что? Нельзя! На мне сразу же поставят позорное клеймо. Надо делать вид что мы прогуливаемся и ведем беседу.
— Тогда веди её, а то ты только вверх смотришь и молчишь.
— Да я все тебе уже рассказала. Лучше ты расскажи, как провела праздники в семье.
— Никак. Раз не хочешь беседовать…
— Хочу, но о чем?
Тут я почувствовала, что вот он шанс, порасспрашивать ее об этом мире.
— Давай я вопросы задавать буду, а ты отвечай.
Она кивнула.
— Вон там, в низком каменном доме со спуском вниз, кто живет?
Она резко остановилась, потеряв интерес к окнам сверху.
— Зачем ты спрашиваешь о нем?
— Нам же надо сделать вид, что мы беседуем? — я даже топнула ногой, чувствуя, что именно этот жест сейчас крайне необходим. И тут же скривилась от звука цокота металла по камню. Ох уж эти мне подкованные копытца!
— А. И мне надо ответить? Про Отверженного? Чтобы поддержать разговор?
— Отверженный — это титул? — задала я следующий закономерный вопрос. Ну, вот он же называл меня Приближенной? Значит, Отверженный — это что-то вроде титула.
— Что ты! Он — проклятый.
Я подняла брови и округлила рот. Никогда так не делала, поэтому очень удивилась не свойственной мне мимике и захлопнула рот.
— И?
— Что? — не поняла подруга, снова взялась за зонтик и задрала вверх лицо.
— Это заразно?
— Нет, конечно! — фыркнула она. — Это убийственно.
— Он может убить? — остановилась я, иначе оценивая его угрозу.
— Он единственный может всё, и ничего ему за это не сделают. Он уже проклят. Ну чего встала? Прогуливаемся дальше.
— А тебе не кажется, что это глупо, ходить с прозрачным зонтиком и заглядывать в окна к парням?
Подруга из этого странного сна вдруг остановилась, оглядела меня с головы до носков странных, но удобных ботинок, и заключила:
— Зонт только с внутренней стороны прозрачный, сверху им не видно, что мы делаем под зонтом.
— Да ты что⁈ — и снова брови поползли вверх, а рот… рот я сразу захлопнула. Странно я себя как-то веду.
— С тобой точно что-то не так, Айна. Может, сходишь к лекарю? Выпьешь эликсир?
— Два раза уже пила. Фу-у, такая гадость!
— И не говори… Ой, зелье испаряется. Нейла так и нет, — расстроилась подруга.
— Приедет. Пойдем в комнату. Покажешь, какие сериалы здесь перед сном крутят.
Она как раз складывала зонтик и снова застыла:
— Чего?
Я топнула ногой, и топнула еще раз, теперь уже злясь от того, что топнула в первый. Не хотела, но машинально.
— Ну а что у вас тут на развлечение? Тарелочка с наливным яблочком? Идем уже.
Я устала, запарилась, удовольствия не получила и уже хотела проснуться у себя. А быстрый способ проснуться — это поскорее заснуть.
* * *
Проснулась от ломящей боли. Мышцы сводило, болела каждая косточка в теле, голова трещала, словно с похмелья. Я пыталась провалиться обратно в сон, но даже поворот на другой бок давался с трудом.
Я протянула руку к тумбочке с настольной лампой и со стоном промахнулась, ударившись обо что-то другое. Еще пять минут пыталась открыть глаза и привыкнуть к темноте, а потом взвыла, дёрнув ногой, и заныла от болевого спазма из-за бесячего жеста.
Я все еще спала в странном сне, где была Айной.
С трудом встав и обувшись, поковыляла к проклятому мужчине в балахоне за его гадской настойкой. И мне было пофигу, что время не подходящее. У меня от спазмов в теле сводило челюсти, а на лбу проступала испарина. Но ничего, я доковыляю.
С трудом преодолев лабиринт из кустов, в занимающемся рассвете я вышла к низкой каменной постройке и толкнула дверь. Та тихо без скрипа отворилась.
Не закрывается. Бесстрашный, потому что по доброй воле к нему никто и не полезет? В моем случае воля недобрая. И чем ближе я оказывалась к цели, тем сильнее меня трясло.
Не от страха. Сейчас я сама была бесстрашная, пока не получу эликсир и не смогу наконец-то обдумать ситуацию.
Внизу что-то пыхтело и гремело. Даже если бы я дверь распахнула с ноги, меня за лязгом железа, шумом выпускаемого пара и льющейся воды, все равно бы не заметили. Так что я ввалилась в полутемный погреб, обхватывая себя руками, чтобы унять дрожь, и сразу осела на пол, прислоняясь к стене.
В полутьме, разгоняемой парой странных свечей, которые вроде бы похожи на электрические, но мигали и дрожали как настоящие, молодой мужчина, насвистывая незнакомую мелодию под нос, вышел из-за пузатого лязгающего агрегата, тщательно вытирая сырую голову полотенцем, а потом и ниже: грудь, накаченный живот и…
— Здрасте, — выдавила я, с трудом поднимая на него взгляд. — Я умираю…
Хорошо, что он продолжал удерживать полотенце внизу живота, потому что, как бы мне не было стрёмно от его крадущегося приближения, слабость от боли все же оказалась сильнее.
А он без слов, как заботливая бабушка, потрогал мне лоб, проклял кого-то себе под нос и повернулся ко мне задом.
Полотенце так и осталось у него в руках спереди. А зад… Хороший зад, накаченный, спортивный. И я закрыла глаза, чтобы потом не оправдываться, за то, что видела лишнее, вторгнувшись в чужое жильё.
Знакомый властный жест, надавливающий на подбородок, и я уже сама открываю рот и жадно ловлю губами горлышко, чтобы проглотить противную вязкую жидкость. И тут же млею, впадая в приятное оцепенение. Тело перестает трясти, спазмы стихают, и я могу протянуть расслабить ноги, до этого неестественно вывернутые из-за судорог.
А парень все еще стоит надо мной, и я до жути боюсь поднять глаза выше его голых колен, но и встать, чтобы смотреть ему в лицо еще не могу.
— Ты вернулась, совершенно не боясь, что убью? — над головой раздался его голос.
— Я думала, что