Выбор. Путь обретения себя (СИ) - Гераскина Екатерина
Радовало одно: пока я еле перебирала ногами в поисках выхода, в домике уже никого не было. Только на улице кто-то стоял и смотрел, как занимается огнем дом. Я понимала, что не смогу пока выбраться. Ведь никто не должен знать, что я жива. Поэтому я проползла на коленях, стащила с кровати свой плащ, а также окровавленную простынь и подоткнула ими внизу дверь, чтобы дым не так быстро проникал в мою комнатку. Рот и нос я закрыла лоскутом ткани, найденным тут же в комнате и смоченным водой из кружки. Затем я снова доползла до окна, уже заранее приготовив табурет, чтобы разбить стекло, и, встав на него, выскочить из домика. Но незнакомый соглядатай так и стоял. Сволочь!
«Сделай щит! Он должен задержать дым!»
— У меня нет магии.
«Попробуй. Сына больше нет. Магию никто не тянет…» — всхлипнула бабушка, и я вместе с ней, так как слова о сыне отозвались тупой и ноющей болью.
Затем я облокотилась на деревянную стену и, закрыв глаза, стала по памяти формировать защитный щит. Но тот никак не выходил. Я аж заплакала от бессилия, ведь была такой жалкой и разбитой. Столько терпеть, чтобы сгореть заживо?! Вот уж нет!
Сделав очередное усилие, я снова и снова чертила в воздухе руны и искала свой чертов резерв магии. Когда огонь уже начал «есть» дверь, заполыхала стена напротив, а языки пламени стали продвигаться к моему углу и убежищу, я смогла наконец-то напитать едва мерцающий магией слабый щит. Дышать стало чуточку легче. Щит мигал и грозился рассыпаться. Спустя минуту я поняла, что кислород в этом щите тоже заканчивается. Ведь мало сделать руну щита, нужно еще учесть и другие факторы. Я ведь читала об этом? Но пока действовать в критических ситуациях я не научилась.
С трудом поднимаясь и царапая лопатки об неотесанную древесину стены, я посмотрела в окно. Никого не было. Не теряя ни секунды, я вышибла стекло табуретом, оторвала от подола лоскут ткани, обмотала руку и сбила острые осколки. Поставив табурет, я взобралась на него, перевалилась через окно, ударилась коленями и руками о землю. Но слава богу ничего не переломала себя. Когда я доползла до кустов, то заметила, что щит так и мерцает, но не потух.
«Твой резерв жадно наполняется», — подтвердила бабушка.
А потом я то ли шла, то ли ползла в сторону и уходила как можно дальше от домика, что чуть не стал моей могилой. Я остановилась только, когда лес заступил за моей спиной плотной полосой, и упала на колени, заваливаясь на бок. Прижав ноги к ноющей груди, я горько и навзрыд заплакала, жалея себя, свою судьбу и своего сына.
Проснулась я на заре и, резко открыв глаза, провела по лицу пальцами, обнаружив сухие соленые «дорожки». Похоже, я снова плакала во сне. Тяжело вздохнув, я откинула затхлое одеяло и спустила ноги на холодный пол. Затем я подошла к бадье и, умывшись, оделась в чистый комплект одежды, что был у меня в мешке. Не забыла и про маску, что скрывала лицо ото лба и до подбородка с одной стороны. Спустилась вниз, я подхватила грязный комплект одежды и, прежде чем позавтракать в пустующем зале, передала его для стирки, накинув пару монет за работу.
Каша в горло не лезла, но я понимала, что мне нужны силы. Руки подрагивали, но я старалась пресечь подобное на корню. Быстро допив горький бодрящий напиток, явно разбавленный водой, я покинула трактир. Все самое ценное я всегда носила с собой. Да и не было у меня ничего особенного.
Пешком я добралась до того места, где была сначала счастлива, а потом пережила самое глубокое душевное потрясение. Не знаю, что я хотела увидеть на месте бывшего пепелища, но планировала начать поиски с этого места.
Только за тот год, что я не могла оставить гильдию и службу, на месте развалин уже был отстроен новый особняк, еще более помпезный и внушительный. Если раньше тут никто практически не жил, за исключением прислуги, то теперь я заметила троих воинов в зеленых мундирах, которые прогуливались по территории особняка. Я затаилась в тени деревьев, находясь как можно дальше от главного входа, и навесила на себя щит невидимости. Он слишком быстро расходовал мой резерв, но из-за его объема я могла потратиться. Затем я перешла на магическое зрение. И на мое удивление никакого охранного щита, как раньше, тут не было. Для меня это был хороший шанс проникнуть на территорию особняка незамеченной.
Больше не теряя времени, я перелезла через забор и приземлилась на полусогнутые ноги, сразу метнувшись в сторону сада, в котором когда-то просиживала часами. Казалось, тут ничего кардинально не изменилось, лишь кусты и деревья разрослись еще больше. Охрана скрылась из виду, а я стала оглядываться, потому что уловила едва слышное восклицание какой-то женщины.
Почти бегом я поспешила в глубь сада, но так и замерла, а потом упала на колени.
Глава 2
Показалось, что мир замер в этот самый момент. Он перестал дышать, так же как и я. Птицы прекратили петь в саду, ветер не трогал листву. Мир ждал, когда я сделаю первый судорожный вздох. И я сделала его ровно в тот миг, как увидела первый шаг своего сына. Он развернулся и добежал до небольшой горки. Чуть не упал, но тут же, поймав равновесие, ловко взобрался на деревянную лестницу. Сердце обмирало от страха за него. Я хотела кинуться к нему, помочь, поддержать, но… сын уже ловко скатился с горки. Заливисто рассмеялся. И снова побежал на горку. Настоящая белка в колесе, а не волк оборотень.
Я сидела на коленях, укрытая небольшим кустом с ярко-розовыми цветами и не могла насмотреться на него. Я вглядывалась в его маленькие, но такие похожие черты лица. В его небесно-голубые глазки, которые озорно сияли и, которые так и не потеряли яркости и не изменили цвет. Мысленно оглаживала пухлые щечки и гладила по светлой головке. Волосы его тоже не потемнели и не стали черными, словно смоль, как у Эдмунда. Мой маленький сын был моей копией. Такой крошечной, но точно мужественной. Сердце мое кровоточило, по лицу текла влага, мир растворялся в пелене слез. Но я смаргивала и снова до рези в глазах следила за таким непоседливым малышом. Мне почему-то казался он таким уже крупным. Не думала, что дети в два года могут быть такими рослыми и крепкими. Но видимо, оборотническая природа давала свое.
Я сжала до судорог пальцы на коленях, чтобы не сорваться с места и не подбежать к сыну, не обнять его. Это было так больно, что в груди постоянно что-то обрывалось.
— Молодой господин, нам уже пора возвращаться в особняк, — проговорила, по всей видимости, его няня. А ведь я только сейчас увидела ее. Немолодая, но еще пышущая здоровьем женщина. В сером платье и с белым передником. Она подошла к моему сыну и, слегка присев, перед ним снова повторила. — Ричард, пойдем. Нам пора обедать, а потом я расскажу тебе историю…
Мальчик склонил голову к плечу и странно, слишком серьезно посмотрел на женщину. Та ждала ответа. И тот, перестав улыбаться, кивнул ей. Она протянула ему руку, тот взял ее за ладонь, и они направились в сторону особняка. Мне было мало этих минут, что я видела его. Бесконечно мало. Но я была обязана молчать. Они отдалялись от меня. Ветер огладил мои мокрые щеки, взъерошил светлые короткие волосы. Но вдруг резко… мой сын замер. Отдёрнул руку и повел носом. Он развернулся, сверкая золотым янтарем глаз.
— Ма-ма, — разделяя слоги и постоянно втягивая воздух, проговорил он.
— Нет, маленький господин. Леди Лауренсия уехала на несколько дней и еще не вернулась.
Мальчик нахмурился. Свел густые светлые брови в кучу и отвернулся. Ветер изменил свое направление. И поймав маленько ручку моего сына, няня все-таки увела его.
«Ричард…»
— Да. Так его назвали,— прошептала я и обхватила себя за плечи. — Меня лишили даже возможности дать ему имя.
«Уходи, милая, отсюда. Не рви душу».
— Я не могу… мне мало этого…
«Мы придем еще. А сейчас тебе лучше бы вспомнить о своем резерве. Иначе мы не выберемся».
— Хорошо…
