Невозможная принцесса - Ольга Олеговна Пашнина
- Мы едем на поезде, потому что поезда для тебя обладают какой-то эмоциональной ценностью. Подозреваю, фильмы тоже – оттуда и отсылки. Пока ты не ступила на порог нашего мира, реальность вокруг питается твоей смертной жизнью. Но подумай сама. Что последнее ты помнишь?
- Как поймала такси, чтобы поехать…
- Нет, что последнее ты помнишь до машины.
Я умолкла. Ссору с мачехой помню отлично, как выскочила из дома, на ходу натягивая куртку – тоже. А дальше…
- Ты не помнишь, как поймала машину. Как села в нее. Как проделала часть пути. Если ты уснула или отключилась в баре, то почему ты не помнишь, как пришла в бар?
- Потому что иногда кратковременная память дает сбои… - не очень уверенно произнесла я.
- Или потому что момент смерти человека всегда окутан туманом. Чтобы не травмировать и без того шокированную душу. Вот что я тебе предлагаю, Аида. Представь, что я прав. Да, это может оказаться сном или бредом, но ты все равно не можешь заставить себя очнуться. Так притворись, что веришь мне. Ты умерла. Что думаешь?
- Что это несправедливо, - пожала плечами я.
Мужчина посмотрел на меня так, словно слышал подобные фразы каждый день: равнодушно и немного устало. Будто моя смерть для него – всего лишь работа, и в конце дня он забудет о девице, сидящей напротив, сойдет с поезда и пойдет в бар, чтобы выпить стаканчик-другой.
- Почему же?
- Мне всего девятнадцать. Я ничего не успела.
- А что такого ты спешила сделать, что не успела? Думаешь, мир не переживет, что ты не получила диплом средненького колледжа и не провела всю жизнь менеджером в супермаркете? Или что не рассталась с девственностью на выпускном? Или катастрофой для человечества станет твоя незакрытая кредитка? Кстати, чужая.
- Не чужая, а мачехи, - буркнула я, покраснев.
Он определенно знает обо мне если не все, то многое. Что говорит в пользу теории о бреде. И почему до сих пор не представился сам?
- Почему-то вы все считаете, что в ваших смертях есть трагедии. Будто то, что вы не прожили еще десять-двадцать-тридцать лет – ужасная несправедливость. Хотя на самом деле всем плевать. Миру плевать.
- Но не близким.
- Не им, - согласился незнакомец, и я даже приободрилась – нашли-таки точку соприкосновения!
Правда, потом он тут же снова вылил на меня психологический ушат холодной воды:
- К тебе это не относится, Аида. О твоей смерти никто не переживает.
На этом мы замолчали. Я сидела насупившись и сложив руки на груди, а мужчина безмятежно смотрел в окно, за которым, впрочем, ничего не было – только туман, густой и непроглядный.
- Как это случилось? – Я не выдержала первой. – Как я умерла?
- Понятия не имею, мне это не интересно. Да и тебе тоже. С этим пусть разбираются живые, у тебя свой путь.
- И куда же он ведет? – ехидно поинтересовалась я. – И почему его не видно?
- Потому что мы еще не перешли границу нашего мира. Сейчас я расскажу о нем побольше. Но сначала возьми печенье.
- Что? – не поняла я.
Вместо ответа незнакомец кивнул на дверь между вагонами, которая в следующую секунду открылась. Сначала показалась тележка со снеками и чаем, а следом за ней грузная женщина средних лет с абсолютно равнодушным выражением лица. Даже я бы сказала на нем было написано что-то вроде «задолбала работа».
Лишь при виде нас она немного оживилась.
- Сэм, ты сегодня лично?
- Да, Клара. Работаю внеурочно. Это Аида.
- Что будешь, Аида? – зевнула она.
- Эм… ничего, спасибо.
- Возьми, - вздохнул мужчина, чье имя я теперь узнала. – Чтобы успешно перейти границу, тебе нужно съесть что-то из нашего мира. Ты что, мифов не читала?
- Это в смысле зернышко граната?
- Граната нет, - ответила Клара. – Печенье будешь?
- Давайте, - со вздохом я махнула рукой.
Они все сумасшедшие.
Мне выдали пачку самого простого галетного печенья – и Клара с тележкой покатились дальше. Я не удержалась и вплоть до момента, когда за ней закрылась дверь, пыталась рассмотреть что-нибудь в соседнем вагоне. Там тоже едут души?
На вкус печенье оказалось похожим на пенопласт. И я не для красного словца сравнила: в детстве я отгрызла целый кусок от пенопластовой упаковки телевизора. Пережевывала белые гранулы, пока не спохватился папа и не отвез меня в больницу. Нас оставили там на ночь, мне не разрешали есть, а есть хотелось со страшной силой, и папа придумывал игры, чтобы отвлечь меня от голода.
- Мое имя – Самаэль, - сказал мужчина.
Это нехорошо. Точно не к добру.
1.3
- Когда человек умирает, его душа попадает ко мне, и я решаю, как с ней поступить – это если вкратце. Хотя на самом деле ко мне попадают единицы, в основном этой работой занимаются помощники.
- И почему я в числе этих единиц?
- Разумеется, потому что ты – избранная с уникальным даром. Существует пророчество, согласно которому от ужасного проклятия наш мир спасет юная девушка необычайной красоты и редкого ума. Хм… и правда, а что, собственно, ты тут делаешь?
- Очень смешно.
- Все были заняты по моему же приказу. Решил прогуляться сам.
- И запутались в часовых поясах.
- Знаешь, не помню в последнее время ни одной души, которую бы мне так хотелось отправить в аид.
Хм, забавно. Аид – похоже, так у них называется ад и мое имя – Аида. Немного нетипичное, надо сказать. Но мама ведь была актрисой. Им свойственны чудачества. Сейчас это прозвучало даже иронично.
- Значит, это не ад. И мы в него не едем.
- Не ад. А ты как думаешь? Куда ты попадешь?
- Мне кажется, я в целом неплохой