Издержки дипломатии (СИ) - Кузнецова Дарья Андреевна

Первых сейчас на улицах было куда больше, чем последних. Они забредали из Нижнего города, и хотя нищих и совсем подозрительных типов сюда не пускали, но и те, кто таковыми не считался, не тянули на благопристойную публику. Непонятно, зачем они приходили. Может быть, в поисках работы, с которой в городе с каждой неделей становилось всё хуже, но ничего хорошего их здесь не ждало. Беспорядков пока не было, и хотя на всех четырёх внутренних воротах имелась стража, их пока не закрывали. Но шайтары сбивались в группы, обсуждая газетные статьи, тревожные и противоречивые слухи.

Слухов ходила масса. О том, что командиры повстанцев желают взять власть в свои руки. О том, что в Совете Старейшин назрел раскол, и его члены заняты дележом власти вместо решения проблем страны. О том, что восставших ведёт наследница старой династии — та, что хочет стать новой Великой Матерью. В воздухе пахло переменами, и без того уставшие от нищеты низшие слои населения беспокоились. Одни не ждали ничего хорошего и боялись, другие заговаривали о поддержке повстанцев и дополнительно волновали законопослушных сограждан.

Состоятельным шайтарам тоже было тревожно. Для очень многих из них скорый уход эльфов — почти катастрофа. Они делали деньги, служа эльфам, а повстанцы таких не любят. Самые осторожные уже вывезли, что могли, и сами убрались подальше от столицы, а то и от страны, но таких было немного. Как и большинству разумных, шайтарам свойственно надеяться, что всё будет хорошо, и пыль уляжется сама собой, а бравые отчёты в газетах о победах правительственных войск над мятежниками лишь укрепляли эту веру. Несмотря на то, что побеждали они уже который год — сначала с эльфами, потом своими силами, — и всё никак не могли до конца победить.

Когда мы проходили площадь Первого Часа, историю названия которой я постоянно забывала узнать, там пришлось по стеночке обходить группу из пары десятков шайтаров, собравшихся послушать ветхую старуху с длинными белыми патлами, скрипуче вещающую о начале конца, о Предках, которые скоро встанут и придут очистить землю от нечистых, и призывавшую покаяться, пока не поздно. В толпе тревожно шушукались.

Смутные времена одинаковы у любого народа в любой стране и никогда не обходятся без таких вот городских сумасшедших.

Я ждала вопросов, но Табиба только проводила эту сцену любопытным взглядом, каким всю дорогу озиралась вокруг: видимо, посчитала загадочным местным обычаем. Или наоборот, правильно всё поняла и решила не обращать на безумную внимания.

— А по какому поводу приём? — спросила стажёрка где-то на середине пути, немного привыкнув к городу и его жителям. — И почему именно в музее? И почему так рано?

— Самое время, это больше рабочая встреча, чем приём. Мы стараемся укреплять культурные связи, всё же троллье наследие — наше общее достояние. И сейчас мы возвращаем шайтарам один ценный экспонат, который долгие годы считался утерянным. Венец «Глаз Матери», древнейшая из шайтарских корон, ей больше двадцати тысяч лет.

— А их много? — озадачилась Табиба. — Этих корон?

— Четыре, но предания говорят, есть ещё пятая. Три сохранились здесь, во дворце, уж не знаю, каким чудом, одну вывезли в смутные времена, а одна — легендарная. То есть о ней все слышали, никто не видел, но некоторые верят, что она где-то спрятана, и грозят страшными пророчествами неизвестного авторства на случай её находки. Мы возвращаем вот ту, вывезенную.

— А вывезли её тоже мы?

— Нет, у неё был сложный и тернистый путь. Её выкрали по заказу одного гномьего коллекционера, умудрились потерять по дороге, она раз десять поменяла хозяев, пока не осела в коллекции другого гнома, который прятался у людей, потому что на родине оказался вне закона. Потом его всё-таки выдали, лет двадцать делили коллекцию, и корона досталась нам вместе с некоторыми украденными уже у нас предметами. А теперь мы возвращаем её исконным владельцам.

В Верхнем городе есть единственная достаточно широкая, прямая и длинная улица — Красная, которая ведёт от главных Красных ворот к парадному входу дворца, но я её не люблю. Это скучная монотонная лестница, которая кажется бесконечной. Раньше над ней тянулась канатная дорога, но эта достопримечательность не работала уже несколько десятков лет, а потом её и вовсе разобрали — начала представлять опасность.

Мы сюда вышли в конце пути, и Табиба на несколько секунд застыла, любуясь видами. Я не стала поторапливать: Агифа отсюда, с небольшой площади на вершине лестницы, как на ладони. Да и дворец впечатляет.

На фоне общего упадка незыблемый, построенный на тысячелетия, он выглядит особенно грандиозно. Облицованная чёрным блестящим камнем огромная, метров десяти в высоту, стрельчатая арка главного входа словно вросла в скалу — от неё во все стороны тянутся чёрные прожилки того же камня, издалека похожие на трещины. Первое время мне очень нравилось их рассматривать и щупать те, до которых можно достать: даже так очень сложно поверить, что всё это — сделанная руками шайтаров инкрустация, слишком естественно выглядят прожилки и слишком тонкая работа.

По обе стороны из скалы вырастают сталагмиты сторожевых башен, а впереди поднимаются ярусы дворца, при беглом взгляде теряющиеся на фоне камня, но то и дело проступающие из него то необычным смешением пород, то тонкой резьбой, то великолепной колоннадой.

Вообще-то куда правильнее называть дворец Великой Матери замком — это достаточно укреплённое сооружение, в котором можно долго держать осаду. Однако ворот уже давно не осталось, да и не штурмовал его никто и никогда, враги оказались хитрее.

Через длинный прямоугольный холл с колоннами и тусклым освещением мы прошли к главным дверям и там встретили первых живых существ в музее — охрану, пару молодых крепких шайтаров в синей форме.

— Дара посланница, — уважительно склонил голову один из них, судя по нашивкам — старший. Оба с любопытством поглядывали на Табибу: это меня тут уже каждый камень знает, а молоденькая и хорошенькая орчанка — новое лицо.

— Добрый день, — кивнула я в ответ и, представив стажёрку, пояснила: — Это со мной, новая сотрудница. Ввожу понемногу в курс дела.

Табиба вымученно улыбнулась и коротко наклонила голову, а когда нам открыли тяжёлую дверь и пропустили внутрь, заговорила страшным шёпотом:

— Тётя Ярая, я забыла сказать… Я шайтарского-то не знаю! Совсем! Эльфийский только и пару элисийских. Сейчас догадалась, что ты меня им назвала, но...

— Выучишь, — вздохнула я. Сюрприза не получилось, я бы скорее удивилась, понимай она местную речь. Шайтарский — не самый популярный в мире язык. — Вот сегодня и начнёшь, будет чем заняться. Он родственный нашему, так что проблем не возникнет, если твоя способность к языкам, отражённая в досье, соответствует действительности. И, Табиба, не назови меня тётей при посторонних, хорошо? Я теперь всё-таки твой начальник.

— Прости, я не подумала, — смутилась она.

Провожатых мне не предложили, хотя пара молоденьких девушек в форменной одежде крутилась в первом зале музея именно на этот случай. При нашем появлении они примолкли и глубоко поклонились, на что я тоже ответила вежливым кивком. Стажёрка повторила за мной, окинула их любопытным взглядом и спросила, когда мы прошли мимо:

— Тебя тут хорошо знают? Они с таким уважением посмотрели.

— И да, и нет, — ответила я. — Тут, скорее, дело в статусе. Ты вообще ничего о них не знаешь? — уточнила я и, когда Табиба смущённо развела руками, пояснила: — У шайтаров традиционный матриархат, и из общественной жизни он никуда не делся, несмотря на то, что официально правит Совет Старейшин, в котором исключительно мужчины. Кроме того, волосы у них — это статус, право на который надо заслужить. Я бы, может, давно косы отрезала, мороки много, но приходится терпеть.

— И что, если постричься, уважать перестанут? — изумилась она и неуверенно подёргала кончики собственных волос. Её короткая модная стрижка едва доставала шеи. — А меня вот за это не?..