Каменное сердце генерала (СИ) - Пульс Юлия Александровна
Ваакри с того рокового дня выхаживала меня с неделю, поила, растирала, мыла, таскала. Поначалу отец ей помогал меня носить и выгуливать. Как только я смогла поворачивать голову, появилась надежда, но от груди я все равно не чувствовала тело. Мать решила забрать меня из лесной лачуги домой, обещала ухаживать. Так и случилось. Первое время родители самоотверженно выполняли все указания знахарки, даже сестра пару раз меня подмывала и меняла белье. Как раз близился день ее свадьбы. Вот тогда то про меня и забыли. Гулянка продолжалась три дня. Изредка в комнату заглядывал пьяный отец. Посидит немного, поплачет, выругается на судьбу злодейку и уйдет пить дальше. Из коридора постоянно доносились крики и звуки борьбы. Мать влетала в дверь в синяках и рыдала на моей зловонной постели. И от нее несло хмелем не меньше, чем от отца.
Я долго терпела, злилась на себя, что столько горя семье принесла. Но однажды не выдержала. Кричала до хрипа, звала на помощь, но ко мне никто не пришел. В забытье, одной ногой в Ханаане, всхлипывала, продираясь через фантомные боли. Уже с белым светом попрощалась и с нетерпением ждала ухода из бренного мира, когда скрипучий голос старухи за шиворот выдернул из трясины. Такой крик тогда подняла Ваакри, что все село на уши поставила. Палками погоняла главу поселения, мать мою нерадивую хворостиной отходила, и сестре досталось тумаков. Так я и оказалась в Изумрудной обители на краю Корундовой долины. Сюда свозили всех неугодных калек. С глаз долой, из сердца вон. Так легче дышать. Так жизнь окрашивается в прежние радужные краски и спадает ярмо.
Я рада, что Ваакри увезла меня из Амрааса и осталась со мной в обители, чтобы посвятить мне остаток своих дней. Здесь было все, чтобы прилично влачить жалкое существование. Деревянное кресло на колесах, к которому меня привязывали веревками и вывозили во двор. Ваакри возила меня по тропкам и рассказывала о своей молодости. Иногда садилась рядом на лавку и читала мне книги. В них красивые аристократки выходили замуж за королей. Они танцевали на балах в пышных платьях и жили совсем другой прекрасной жизнью. Я обожала эти прогулки. И вот сегодня как раз такой день, когда солнце в зените, а Ваакри в хорошем расположении духа.
Пережевывая вкусную молочную кашу, смотрела на свою спасительницу с благодарностью. Дай Солнцеликая ей долгих лет жизни, тогда и я свою просуществую как-нибудь.
— А о Тейле своем и думать забудь, поняла? — я кивнула, а у самой скопился ком в горле. — Разве любящий мужчина бросит свою зазнобу будь она хоть сто раз калекой? Не бросит никогда! И верить будет и ухаживать и рученьки целовать. Вот такого тебе надо, чтобы под крылышко взял, укутал, заботой окружил.
Первые дни Тейл навещал меня, даже плакал и рученьки целовал. Обещал, что поправлюсь и справим свадьбу, как и собирались. А потом приходил все реже и вел себя все черствее. Ко дню свадьбы Алаиды я вообще забыла, когда был в последний раз. Но духом не падала, понимала, как ему тяжело. Все на браслет сапфировый смотрела, верила, ждала каждую секундочку. А слез сколько выплакала. Так и не явился. Увидела его в последний раз, когда под чутким руководством знахарки меня грузили в повозку, что отправлялась в обитель. Он тогда подошел ближе всех, не побоялся, что старуха погонит. Косился то на палку в ее руке, то на меня. И хотел ведь что-то сказать, уже и рот приоткрыл да только подбежала к нему дочь пастуха, приобняла и увела. А я и почувствовать не смогла, как сердце мое разбивается. Только разумом все и понимала. Может, оно и к лучшему, что парализовало грудь мою тревожную.
— Да где же сокола такого отыскать? Скажешь тоже, — рассмеялась. — Да и кому я такая нужна, — улыбка резко сошла с лица.
— Ну и Ханаан с ними! — махнула она рукой. — И без них хорошо. Командовать зато никто не будет. А то вечно! Вон мой покойный супружник… туда не ходи, щиколотки под платье спрячь, взгляд не поднимай и ведра таскай. Противный был паршивец, но люби-и-ила дура, ой как любила! Аж воздуха рядом с ним не хватало. Красивый был, глаз не отвесть. Как рубаху снимет, как потный весь бревно подымет, жилы как натянет так что мускулы проступают. Ух! — мечтательно заурчала старушка и снова меня рассмешила. — Дуры мы бабы! Покладистого и неказистого искать надо. Чтобы в рот заглядывал и по девкам не бегал, а нам лютых подавай красавцев, чтобы за косу оттаскал и на сеновал замаливать вину.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Хотела сказать, что Тейл и красивый был и заботливый, но смолчала. Нельзя о нем думать, давно пора отпустить и забыть. Година прошла с того дня рокового. Не навестил он меня ни разу в обители. Я слышала, как Ваакри говорила с послушницей, думала, я сплю, а я все слышала. Женился он на дочери пастуха. Обрюхатил уже. Деточку они ждут. А у меня никогда семьи не будет. Хотела хотя бы троих родить, а теперь и одного не смогу.
— Ты чего взгрустнула? — заметила знахарка. Я мотнула головой в ответ, мол, показалось. — Ладно. Собираться пора. Разговор у меня к тебе есть. Дон, кати кресло!
Исполнительный Дон был нем, как рыба, но слухом тонким обладал. Когда бы я его не позвала, везде услышит, прибежит, поможет. Жестами расскажет, чем занимался весь день, а что не пойму, на дощечке мелом напишет. Так и общались. Валух валухом, — причитала Ваакри, — а душа добрая. И мне Дон нравился, но не в те минуты, когда тайком подглядывал за мной во время прогулки. Смотрел с озорными бесинками в глазах, будто подлетит сейчас в два шага, обхватит ручищами и утащит.
— Вот помру, — с этих слов традиционно начиналась каждая прогулка.
Дон крепче затянул веревки на кресле, проверил, чтобы не сдавливали мою кожу, и забежал обратно в обитель.
— Вот помру, говорю, — схватилась Ваакри сзади за поручни и покатила кресло вперед. — Дон о тебе позаботится. Сил у него хватит на пять таких как ты. Одна не останешься, — я же смотрела по сторонам и любовалась листвой. Птички щебетали на ветках, травка шелестела, свежестью пахло от ручья горного.
Мы свернули на широкую гладко притоптанную дорогу, и попали под сень деревьев. До чего здесь красиво! Почти как в Лихолесье родном. Только деревца не высокие и не такие густые кустарники. Зато уютно и ветерок ласковый. Похоже, Вайу сил на долину не хватает, скот наш по полянам Амрааса гоняет, забияка.
Знахарка подкатила коляску к краю лавки, смахнула пот со лба, затянула косынку потуже и присела. Погладила меня по щеке сухой рукой и тяжело вздохнула.
— Не хотела тебе говорить, Мэлори, надеялась, что слухи это все, но теперь уж точно знаю, настоящая беда пришла в наши земли, — показалось, что она постарела еще на несколько годин. Не нравилось мне начало разговора.
— Какая беда? — вкрадчиво спросила.
— Война, — еще раз тяжело вздохнула и опустила плечи. — Да что война! Захват, девочка. Говорят, крылатая армия спустилась прямо с небес. Грабят, разоряют, женщин в плен забирают. Кто такие неизвестно. Королевские колесницы за считанные дни с землей сравняли. Войска столичные разгромлены. Жители бегут, кто куда. Ждут помощи от других королевств. Горги и сияты пытаются в блокаду взять осевшие войска врагов. Я все думала, не дойдут до Корунтовой долины, но вчера Ния весточку принесла, что Амраас захвачен, — губы задрожали от страшного рассказа Ваакри.
— Как же это? А мама? Сестренка? — пропищала в отчаянии.
— Никого не пожалели. Расправлялись с мужчинами, что на защиту вышли, прямо у скалы. Тела в озеро сбрасывали. Кто смог сбежать, покинул село, кого-то пленили и в клетки посадили. Ния едва ноги унесла и сюда на твоем Вьюжке примчалась. Отпаивали ее всем храмом. Настоятельница приказала врата закрыть, мост поднять и стены укрепить. Но что им эти стены, Мэлори, если по воздуху они летают, как по земле ходят. Не ровен час, явятся и по наши души. В подземелье сегодня спустимся. Не знаю, сколько сидеть придется. Дон побежал запасы стаскивать в убежище. Нам бы атаку пережить. Может, мимо пройдут. Чего возьмешь с убогих да старых?
— Война, значит, — произнесла обреченно, в глубине души понимая, что жить мне осталось недолго. Уж лучше бы еще тогда в родном доме ушла по белой дорожке в Небесный Ханаан, чем беспомощно наблюдать за тем, как родные гибнут.