Леди Малиновой пустоши - Ольга Шах
В эту же ночь Михаил Дубровин погиб по дороге в аэропорт, не справившись с управлением на скользкой от дождя дороге.
Глава 2
Сознание возвращалось медленно, толчками, я то плавала в красном горячем тумане, то слышала чьи-то голоса, тонкий заунывный плач, то опять погружалась в приятную темноту, где не было ничего… в одно из выныриваний из темноты почувствовала, что красный туман становится светло-розовым и голоса становятся отчётливее. И почему-то сильно пекло спину, малейшая попытка шевельнуться, даже вздохнуть поглубже, вызывала такую вспышку боли, что я опять погружалась в темноту, но вначале чувствовала, как по спине бежит что-то мокрое и горячее.
Помню, ещё удивилась — где это я так успела обгореть на солнце, что так печет спину? Как-то, ещё лет в пятнадцать, я заснула на пляже и получила солнечные ожоги, вот примерно такие ощущения у меня были тогда. Но в сентябре, в Шотландии, невозможно обгореть. Погода не та.
Не знаю, сколько так продолжалось, но я теперь стала четко слышать голоса, вернулось обоняние, и надо сказать, пахло отвратительно. Попросту воняло. И лежала я хоть на чем-то мягком, но колючем, на животе, вниз лицом и что-то непрерывно лезло в нос, вызывая острое желание чихнуть. Спину ещё жгло, но чуть-чуть меньше, я хотя бы могла дышать без обмороков.
Тонкий, дрожащий детский голосок тихонько бормотал что-то, и ребенок явно плакал, хотя громко всхлипывать боялся.
— Мамочка, мамочка, не умирай, останься со мной, как же я один останусь… Мамочка, останься, не умирай…
Не успела я даже удивиться, к кому это ребенок обращается, хотя по моим ощущениям, малыш сидел рядом со мной и пытался погладить мне руку, как чей-то грубый голос невдалеке крикнул.
— Да перестань ты скулить, дай помереть мамке спокойно! И нам всем покой будет! А то ты да старуха ваша все ноете, не даёте помереть ей, и нам мешает!
Визгливый женский голос деланно засмеялся.
— Верно, говоришь, Ричи! Надоело это семейство! Ишь ты, благородные нашлись! Подумаешь, покувыркалась бы с молодым господином чуток, так не убыло бы, небось! А так кнута получила, а теперь стонет все, людЯм мешает, все помереть не может!
Говорили они на каком-то немного странном языке, вроде и английский, а вроде и не совсем английский, больше на гэльский похож. За эти месяцы в Шотландии я уже научилась различать некоторые наречия гэльского, знаю, что язык горцев сильно отличается от наречия жителей долин. Но этот говор мне незнаком. Возможно, простонародный какой-то вариант? Филологом я не была и такие тонкости мне были неизвестны. Но хотя бы понимала и то хлеб.
Но что происходит, никак не могла сообразить. Последнее, что помню — ложусь спать в отеле, счастливая оттого, что скоро прилетит Михаил и все будет хорошо. Помню ещё острую иглу боли в сердце… все. Меня похитили, что ли? В лучших традициях боевиков… ага, киднапнули. Причем, явно бомжи. Но что за ребенок сидит рядышком, пытаясь подавить всхлипывания?
Старчески кряхтящий голос приблизился к нам, ворчливо сказал.
— Мастер Уилли, идите, поешьте, я там малость принесла. Маму поил водичкой?
Ребенок тихо прошептал.
— Рини, а можно я здесь покушаю? Там страшно! Я хотел маму напоить, только она никак глотать не может, все проливается ей на рубашку…
А вот эти двое говорили совсем по-другому, четко, не гнусаво, правильно,… что там малыш говорил про воду? И я сразу поняла две вещи — что я до безумия хочу пить и вот почему у меня одежда мокрая! Но тогда, выходит, этот мальчик именно меня называет мамой? Бред какой-то!
— Что, мастер Уилли, боитесь, что опять у вас еду отберут и толкнут, что бы вы упали? Ладно, кушайте тут, а леди Мэри я сама напою, да может она хоть пару ложек Кокки-леки проглотит…
И в самом деле, теплые руки ловко приподняли мне голову, и вода из деревянной ложки осторожно полилась мне в рот, пересохший, как пустыня Сахара. Даже язык от сухости прилип к небу, что и затрудняло глотание вначале. Но потом дело пошло лучше, глотала воду так, как будто боялась, что она закончится или у меня её отберут.… И уже когда я устала глотать, мне ещё впихнули в рот несколько ложек чего-то типа жидковатого овощного пюре с каким-то резким вкусом. Я машинально проглотила и видимо, скривилась, поскольку тот же старческий голос тихо вздохнул.
— Да, птичка моя, что это не настоящий Кокки-леки, и без масла и на одной воде, да и репы больно уж много положили, и горошка совсем мало… да кто ж нам хорошей еды даст? Эта леди Ровена приказала опять уменьшить еды для слуг. А какая ж вы слуга? Вы ведь леди, как есть! Вот и молодец, птичка моя, покушали! А теперь давайте, я вам повязку на спине поменяю, лекарь вот снадобье дал.
И меня опять уложили вниз лицом. Смена повязки была болезненной, точнее, отдирание присохшей к ранам тряпки. Да так, что я вся взмокла от боли. Теперь я поняла, что это именно я получила кнутом… За что? И почему эта старушка, как ее там мальчик называл, Рини, кажется,
