Медвежья услада - Елена Синякова

Их не спасли ни рации, куда они кричали. Ни современные ружья, которые я разламывал и гнул.

Каждый поплатился за то, что сделал ее хрустальной душе так больно.

Каждый лег мертвым рядом с убитой медведицей.

Но с того дня я потерял свой сон.

Свои мысли.

Свое сердце.

**************************

Нельзя играть в игры со смертью и надеяться на то, что она поймет оплошность и простит ее.

И это в нашем глубоко прогрессивном и полностью механизированном мире смерть – это старуха в черном балахоне с косой.

А здесь она прекрасная белокурая девушка, чьи губы холоднее льда, а в ясных глазах отголоски Северного сияния.

Здесь – в белоснежном ледяном мире на самом краю земли.

В Арктике.

В мире, где тепло умеют ценить и дружат по-настоящему, не предавая и не ничего не требуя взамен, потому что условия жизни настолько суровы, что человеческая подлость и алчность просто не выживают.

– Алу! Как же ты нас напугала!

Я хотела улыбнуться, но едва ли это получилось.

Лютый мороз не умеет быть нежным.

И если уж попал в его объятья, то будь готов к тому, что он просто раздавит.

Не от злости.

Не потому что хочет увидеть твои страдания.

Он просто не умеет по-иному.

Он как дитя, которое обнимает бедного хрупкого цыпленка, не понимая, что своей силой душит его.

Да, именно так я себя и чувствовала, – словно меня пытались раздавить, но отчего-то не довели эту затею до конца.

Болело все, от кончиков ресниц до ногтей на пальцах ног.

Я не чувствовала тепла, только понимала своей пробуждающейся головой, что меня отогревают, и потому было так больно.

Я читала, что так бывает, но впервые ощутила этот эффект на себе.

Эффект, похожий на то, когда отсиживаешь ногу, а потом пытаешься встать и тебе кажется, что ты наступил на ежика.

Так вот, сейчас эти ежики были в каждой моей мышце, и не просто бегали стадами, а еще и кусались! Но они делали все, чтобы я пришла в себя.

И жила.

– Сумасшедшая Алула! – продолжала ворчать рядом со мной Инира, а я снова попыталась улыбнуться и с усилием распахнула глаза, чтобы сквозь пелену тяжелых ресниц увидеть свою единственную подругу на всем континенте.

Моя звезда (прим. «Инира» с эскимосского означает «звезда»), которая тянула меня только вверх, не позволяя отказаться от общества людей, как бы мне этого ни хотелось.

Девушка с удивительной экзотической красотой, которая ошеломляла, – небольшая, худенькая, но с округлыми бедрами и полной грудью, Инира была потомком племени эскимосов-инуитов, а потому ее глаза были раскосыми, но большими, словно миндаль.

Высокие скулы.

Маленький аккуратный нос.

Кукольные пухлые губы.

Черные гладкие волосы почти до колен.

И огненный характер, который был способен растопить даже лед Арктики.

А еще она была дочерью шамана.

Особенной девушкой, которая по древнему преданию должна быть отдана белому медведю, когда в Северном сиянии покажется красный след. Как дань великому и ужасному духу Туунбаку – демону, сброшенному на землю в облике страшного белого медведя, чьи глаза стали красными от злобы, пороков и алчности.

Красивая и страшная легенда, которая, впрочем, встречалась и у других народов, но была позабыта за техническим прогрессом и наукой.

В мой первый приезд на стоянку инуитов на границе Гренландии и Арктики шесть лет назад Инира восприняла меня в штыки, потому что посчитала, что я красивее, и статус главной разбивательницы сердец делить ни с кем не хотела.

– А ведь она тоже звезда, – улыбался ее отец-шаман, который выглядел как обычный мужчина, курящий трубку с каким-то замысловатым рисунком, облаченный в простой вязаный свитер и тяжелые унты, кивая на меня, скованно застывшую и обнимающую урну с прахом отца.

– Алула – это одно из трех имен самых ярких звезд в созвездии Большой Медведицы.

Инира только фыркнула в ответ, зыркнув на меня яростно и, наверное, даже презрительно, когда вскинула подбородок, отчеканив:

– На небосводе может быть только ОДНА яркая звезда.

– Посмотри вверх, – хоть и тихо, но твердо отозвалась я, не собираясь претендовать на ее красоту или популярность, но и отступать от своей клятвы, данной папе на смертном одре. Слишком мучительно долго добиралась я сюда, чтобы отступить, натолкнувшись на подобное неприятие себя. – На небе миллионы звезд, и каждая из них прекрасна.

Шаман рассмеялся, чуть выгибая брови, а потом протяжно выдохнул с широкой улыбкой:

– Узнаю нрав моего друга с большой земли! Входи, дочка! Здесь никто тебя не обидит, мой дом – твой дом!

Инира была в бешенстве от гостеприимства своего добродушного отца, и найти общий язык, чтобы подружиться, мы смогли далеко не сразу.

Но зато сейчас не могли провести друг без друга и одного дня, прикипев друг к другу душой.

Мы были двумя полюсами, совершенно разными и такими непохожими. Но, видимо, именно это сыграло свою роль и свело нас настолько крепко, как плюс и минус.

Инира была обворожительной, общительной и бойкой в отличие от меня, предпочитавшей оставаться в тени любых разговоров.

– Мы всю ночь вымаливали твою сумасшедшую душу у духов всей деревней! А она улыбается! – серьезное и встревоженное лицо Иниры появилось теперь прямо передо мной, когда подруга рассматривала меня быстро и цепко.

И судя по ее взгляду, вид у меня был, прямо скажем, не очень.

– Я сто раз говорила тебе не уходить на ледники большой пустоши! За каким дьяволом тебя снова понесло туда?!

– Я хотела найти его, – прошептала я, чувствуя, как тонкая корочка на пересушенных губах трескается, причиняя боль. – Голубоглазого медведя.

Подруга всплеснула руками, как всегда очень эмоционально и красноречиво, давая понять, что она