Тайны Циты. 2. Декоративка. Книга 2 (СИ) - Грин Агата

Присев, бородатый мэнчи сказал тихо, чтобы только я слышала:

 — Норов у тебя дурной, а язык поганый. Кого угодно до беды можешь довести.

 — Спасибо, Треден, за комплимент.

 — Во-во, я об этом. Цедишь слова непонятные с умным видом… Не дразни парня. Он и так взбаламученный, вся жизнь под откос, а тут ты…

 — Что я?

 — Все ты понимаешь,  — упрекнул Треден.  — Тебе бы лишь поперек сказать, ядом плюнуть. Сколько ни гляжу на тебя, а понять не могу, чего ж ты такая злющая-то?

 — Действительно, чего это я такая злющая? Меня всего-то похитили, клеймили, били, собирались насиловать…

 — Потому и били, что язык за зубами держать не умеешь.

 — Знаешь, Треден, я уже большая девочка, меня поздно переделывать.  А Зен, он сам цепляется ко мне.

 — Ничего не поделаешь: будет и цепляться, и смотреть…  — промолвил Треден.   — Сама знаешь, почему.

 — Знаю,  — тихо-тихо подтвердила я и решилась признаться:  — Я вас покину. Моя цель Мэзава.

 — Это лучшее место для тебя…

 — Не говори Зену. Он это может нездорово воспринять.

 — Когда будет подходящий момент, я сам помогу тебе уйти, а позже все объясню ему.

Я кивнула и, прищурившись, посмотрела туда, где сидел Зен. Млад, словно почувствовав, что у желтоглазого  на душе неспокойно, подошел к нему и  опустил свою огромную морду ему на колени; мэнчи принялся почесывать его между ушами.

«Все-таки он зверь»,  — подумала я, но не о волке.

Глава 2

Мы пробыли в пещере два дня, и это были непростые дни. Усталость, не слишком оптимистический настрой и внутреннее раздражение сделали  нас вспыльчивыми и недовольными.  Птенчик, наоборот, радовался остановке и, сидя в своем гнезде-сумке, радостно и бодро сводил нас с ума криками, хотя поводов для криков не было – его и кормили,  и  развлекали. Млад недобро косился на это крикливо-визгливое существо,  пока его терпение не лопнуло и он не попытался сожрать это самое существо.

Я, естественно, встала на защиту своего пернатого подопечного, а Треден встал на защиту меня. Отогнав от нас злобно порыкивающего волка, бородач предупредил меня:

 — Посмотри-посмотри, какое чудище ты решила воспитать! С ним маленьким уже не совладать, а что будешь делать, когда подрастет?

 —А я рада, что он такой шумный!  — возразила я нахально.  — Это значит, что он здоров и активен, и, как и всякий ребенок… то есть зверенок… то есть птенчик, шумен!

 — Млад у меня шум не любит, так и знай – зазеваешься, проглотит твоего  ребенка-зверенка-птенца!

 — Пусть только попробует! Если проглотит, я ему брюхо распорю и птенчика своего вытащу!

 — Что-о-о-о?  — всерьез рассердился простак Треден, который все никак не мог привыкнуть к моей манере насмешничать и возражать.   — Ежели ты моего волка тронешь,  я тебе голову-то откручу, хоть гавкать перестанешь, собака ты брехливая!

 — Догони сначала, пень трухлявый! 

 — Хватит! — рявкнул Зен, выходя из транса задумчивости, и поднялся.  Как только мэнчи подал голос и встал,  все затихли: мы с Треденом замолчали, птенец прикрыл клювик, а Млад перестал тихо ворчать-рычать. У Зена был авторитет, потому что что он среди нас самый сильный и приспособленный к выживанию, и мы вольно или невольно подчинялись ему. — Я выйду осмотреться, посмотрю, как лег снег и решу, как нам будет безопаснее идти. Вернусь к вечеру. Не грызитесь.

Застегнувшись и накинув капюшон, Зен оглянулся и хлопнул по бедру, произнеся  команду. Млад прошел мимо Тредена и последовал за Зеном, словно тот и есть его хозяин.  Убрав тряпки, которыми мы заткнули щель, через которую и попали в пещеру, желтоглазый пролез наружу, а затем помог Младу.

Сразу стало холоднее, и внутрь нанесло снежной пыльцы.

 — Млад твой волк или Зена?  — спросила я раздосадованно.  Раньше меня очень успокаивала мысль о том, что в первую очередь зверь подчиняется Тредену, а не Зену, и в случае стычки будет выполнять именно приказы Тредена. Что, если я ошибаюсь?

 — Он… наш,  — с заминкой ответил бородач, и тоже раздосадованно.   — Когда нашли его волчонком, оба заботились.

 — Не может такого быть.  Волк видит нас как стаю, а в стае должен быть вожак. Ты или Зен вожак?

 — Чего ты хочешь от меня? За птенцом своим гляди,  — ушел от ответа Треден, и пошел затыкать щели. 

Я вздохнула, присела рядом с птенчиком,  который,  почувствовав свежее дуновение холода,  заволновался. Я протянула руку, чтобы поправить «гнездо», и ощутила, как меня крепко и весьма болезненно прихватывают клювом за руку. Гуи считал меня мамочкой,  и проявлял любовь, пощипывая за всякие места. Я даже стала бояться наклоняться к нему низко – а ну как за нос схватит или прицельно клюнет в глаз?

 — Бяка-кусака, — под нос себе пробормотала я,  потирая потревоженную руку.  — Разве так себя ведут приличные гуи?

Птенчик предпринял еще одну попытку меня цапнуть,  и когда я его отпихнула, с обиженным видом устроился на тряпках в сумке. Тряпки пованивали, но я пока что не меняла их и уже прикидывала, что заменю веточками, когда мы покинем пещеру.

Треден забил тряпками щель, проверил факел, подошел к нам и сел рядом.

Я подготовилась к продолжению нашего словесного сражения и, вздернув подбородок, начала:

 — Птенец не такой уж…

 — Что ты знаешь о Мэзаве?  — перебил меня мэнчи.

 — Страна, управляемая Великими матерями,  страна без рабства,— ответила я,  вспоминая учебу в доме ведуна и лекции Кирила. — Имеет выход к морю, говорят в ней на том же языке, что и в Ниэраде. В Мэзаву мечтают попасть многие дикарки, и некоторые женщ… то есть мэзы и декоративки пытаются сбежать туда.

  — Таким, как ты, там и впрямь живется вольготнее.  Ты жесткая и решительная, прирожденная мэзавка.

 — Мэзавка-мерзавка?  — уточнила я со смешком.

 — Мерзавка…  — повторил Треден, помрачнев. — Не знаю, Ирина, не знаю…

 — То есть ты не уверен, мерзавка я или нет? Ну спасибо!  — фыркнула я, впрочем, не обидевшись.

 — Да брось ты это все! — фыркнул и Треден. — Я с тобой серьезный разговор веду.  Много лет назад меня купил на ярмарке в третьем ов-вене отца Чау ни-ов из двенадцатого ов-вена отца Хауна. Звали его Слего. Я и сейчас не могу сказать, чем этот Слего занимался. Молодой,  совсем мальчишка, он отличался от ни-ов, которых мне раньше доводилось видеть. Чудак он был, даже придурочный. Но богатый.  Я таскал его вещи, сопровождал в переходах, пока мы не добрались до двенадцатого ов-вена.  Слего отвел меня к распорядителю, где меня зарегистрировали и переклеймили, и привел в лес. В выбранном месте мне быренько поставили времянку, принесли кое-какой скарб и вещи. Слего велел, чтобы я жил в этом домике и примечал, когда слышно богов. Иногда он приходил, выпрашивал про богов и про всякое другое, угощения приносил, одежду – по выпивку ни раза не принес, и строго запретил напиваться в деревне! Он обещал, что вот так в лесу я проживу недолго, до зимы, а потом он заберет меня в город… Ох, знала бы ты, Ирина, каково южанину оказаться на севере,  поселиться в лесу, где побалакать можно только с деревьями да зверями! Я жутко скучал по дому и всего боялся. Мало того, что холодно, так еще и темно, одни ели вокруг, и боги та-а-а-к страшно сердятся…

 — А Боги, они…

 — Тс-с-с! Слушай и не перебивай! Слего говорил, я во времянке проживу до наступления холодов, но когда выпал первый снег, он не пришел, а я сам ни в жисть не осмелился бы сунуться в город, тем более пограничный! Мэзавцы ж всегда жару давали, когда случались стычки, в лесу же было спокойнее, всегда можно было схорониться. Я  речку приметил, рыбачил, стал учиться охоте, скорешился с местными. Первую зиму я прожил, весной стало легче, а к лету так и вовсе раздолье настало. Я привык к новой жизни и перестал ждать Слего, у меня новые заботы появились. А он возьми да появись! Да не один, а с мэзой, к тому же беременной. Я как увидал их, так и сомлел. Она была младше тебя, худая, а пузо такое, что на нос лезет, и Слего белый весь, еще придурочнее, чем был. Ввалились ко мне и просят: помоги…