Эбигейл Гиббс - Тени школы Кейбл
Края тумана увлекали меня вперед. Споткнувшись, я пыталась удержаться, пока белое облако тумана вдруг не исчезло в черной дыре, которая закрылась прежде, чем я успела увидеть, кто ее создал.
Моим глазам открылась ужасная сцена. Сидя или лежа на земле, человек десять моргали и растерянно смотрели по сторонам. У некоторых шла кровь. В центре лежал мужчина. На нем не было ни царапины, только вокруг головы растекалась темная лужа крови.
Одна женщина склонилась над ним и трясла его за плечи, другая пыталась нащупать пульс. Затем она потянулась к первой женщине и, положив ладонь ей на руку, покачала головой.
— Отэмн, сделай же что-нибудь! — потребовал догнавший меня Нейтан.
Только теперь люди подняли головы и заметили меня.
— Нет, Нейтан, он умер, я не могу…
Он подтолкнул меня вперед:
— Конечно можешь, ты же Сейдж! Сейдж могут все.
Я опустила взгляд на человека на земле и, чувствуя, что на глаза наворачиваются слезы, покачала головой.
Зачем Нейтан это делает? Он же знает, что я не могу оживлять мертвых!
— Это твой долг! — не унимался Нейтан.
Сдерживая рыдания, женщина с трудом произнесла:
— Их было двое… с серыми шрамами. Они ударили его черным огнем.
Серые шрамы — Экстермино! Черный огонь… заклятие смерти!
— Простите, но я действительно не могу…
Я попятилась назад. Я ничего бы не смогла сделать, даже если бы не была парализована страхом перед Экстермино… в Бриксеме. Нападают на людей. Это какая-то бессмыслица. Что-то подсказывало мне, что их мишенью был Сейдж… но ведь я единственный Сейдж на много километров вокруг.
Женщина снова закричала и принялась трясти мужчину. Смотреть на это я больше не могла. Оставив Нейтана, который не отрываясь наблюдал за происходящим, я взмыла в воздух и полетела прочь.
Глава 2
Отэмн
Курсовая работа: сочинение-сообщение на тему «Я и цель моей жизни»
Меня зовут Отэмн Роуз Элсаммерз. Мне почти шестнадцать. Я Сейдж и хранитель, поэтому цель моей жизни — защищать людей, в частности учеников школы Кейбл, от атак Экстермино, группы Сейдж, которые отказываются признавать власть нашего монарха и совершают настолько ужасные преступления, что их шрамы становятся серыми.
Восемь лет я жила с бабушкой в школе Сент-Сапфаер в Лондоне. Но после ее смерти, так как по людским законам я еще несовершеннолетняя, мне пришлось переехать к родителям в сонный приморский городок на южном побережье графства Девон, где число Сейдж близится к нулю.
Люди этого измерения боятся, высмеивают и держатся в стороне от представителей моего народа — Сейдж. И все потому, что сами они ничего не хотят знать о нашей культуре. Наглядным примером тому может служить мой опыт в качестве хранителя. Вот уже год, как я учусь в этой школе. Все это время я терплю безжалостные насмешки, а дружат со мной всего несколько человек.
К счастью, в этом году я закончу последний класс из числа обязательных по человеческим законам, а значит, после еще десяти месяцев мучений выполню все требования системы образования и закончу два года обязательной работы хранителем. Но несмотря на всю ту ненависть, которую я испытываю к этой школе, вы настаиваете на том, чтобы и классы старшей школы я заканчивала в Кейбл. Однако уверяю вас, скорее уж Проклятые сложат оружие, чем я на это соглашусь.
Поехали дальше. У меня светлые волосы с золотисто-каштановыми прядями. Стоит отметить, что это мой натуральный цвет. Глаза у меня цвета янтаря. Ноги слишком короткие. А светлая кожа слишком быстро обгорает на солнце. (Вот, позвольте заметить, простые предложения, которых, по вашему мнению, не хватает в моих сочинениях.)
А что еще плохого? (Я использовала риторический вопрос. Теперь я выполняю все требования к написанию сочинений?) Что же выделяет меня как Сейдж и делает легкой мишенью? Что позволяет моментально идентифицировать меня как существо, не принадлежащее к человеческой расе?
Мои шрамы.
Они есть у каждого Сейдж на правой стороне тела. И у каждого шрамы уникальные, как отпечатки пальцев. Они служат напоминанием о том, кем мы есть, чем обладаем и чем управляем.
Вот, такова моя жизнь.
P.S. Я отказываюсь набирать это сочинение на компьютере, поэтому вам, сэр, и проверяющему, если вдруг мою работу решат перепроверить, придется, как вы выражаетесь, «расшифровывать» элегантный и витиеватый почерк, который я вырабатываю с шести лет. Более того, я считаю это задание оскорбительно простым. Ну в самом деле, это же можно было написать за пол-урока, неужели стоило давать его как курсовую работу на лето?
Еще раз пробежав текст глазами, я сжала губы. Чушь! Это была чушь, пусть и правдивая, но все же чушь, а за напыщенный тон меня наверняка оставят после уроков или как минимум сделают предупреждение. И все же я не могла справиться с соблазном немного пошалить. Я положила сочинение в прозрачную папку и убрала ее в рюкзак, который был уже собран к первому дню нового учебного года.
Подойдя к зеркалу, я схватила щетку и попыталась прочесать свои густые волосы, вздрагивая от того, что расческа запутывалась в светлых прядях. Решив не тратить времени на их выравнивание, я прошептала несколько слов, и волосы выпрямились сами собой. Затем я подвела глаза карандашом, схватила рюкзак и, перепрыгивая через ступеньки, побежала вниз, понимая, что рискую опоздать.
— Мама! Подвозить меня к парому сегодня не нужно, я в школу полечу.
Ответа не последовало, и я завернула в кухню, в которой, как оказалось, никого не было. Засунув кусок свежего тоста в рот, я закричала:
— Мама!
Но украденный завтрак приглушил звук моего голоса.
— В зале! — услышала я в ответ.
Я пробежала по коридору и толкнула дверь в комнату. Там, свернувшись калачиком на диване, мама что-то быстро набирала на клавиатуре ноутбука. Я посмотрела на цифры и символы на экране и нахмурилась.
— Я полечу в школу.
Она вздохнула, отложила ноутбук и встала, чтобы поцеловать меня в щеку. Заметив выражение моего лица, она закрыла крышку.
— Это по работе. Кстати, о работе. Ты ведь помнишь, что почти всю неделю будешь дома одна, пока твой папа и я будем в офисе в Лондоне? И никаких шумных вечеринок. Поняла?
Я раздраженно вздохнула, что нередко случалось, когда я разговаривала с мамой.
— Устраивать вечеринку было бы пустой тратой времени. Все равно никто бы не пришел.
