Аллигат (СИ) - Штиль Жанна
— А что тебя? Тоже не тронут. Славик, как всегда, замолвит за тебя словечко. Глядишь, на рынке и для тебя работа найдётся.
— Что? — опешила Ольга. Рука с иглой застыла в воздухе. — Вячеслав Леонидович? Как это «замолвит»?
— Как и прошлый раз, — Павловна уставилась на Ольгу как на неразумное дитя. — Уж не знаю, что он там говорил бывшему директору, но… его послушали. А разве вы со Славиком…
Лицо Ольги залило жаром; заледенели пальцы. Чуть дыша, она прошептала:
— Что с… Бобровым? — назвать Славиком пятидесятидвухлетнего мужчину не поворачивался язык.
Валентина Павловна ничуть не смутилась:
— Ну и неважно, что он на двадцать лет старше тебя. Зато все его дети пристроены. Всё внимание тебе будет. Не гляди, что он такой неказистый. Я его с первых шагов на нашем «Рассвете» знаю. Да что я тебе рассказываю, сама видишь: мужчина серьёзный, вдовец. Не разведённый какой-нибудь. Квартира, машина, дача на берегу озера.
— Вы что, мне его сватаете?
— А и сватаю, — закивала она поспешно. — Не просто ж так. Все знают — нравишься ты ему.
Ольга тоже знала об этом, но главного инженера в качестве воздыхателя никогда не рассматривала. Полтора года назад похоронив жену, он при любом удобном случае оказывал Ольге знаки внимания, был предупредителен и вежлив. Являясь одним из немногочисленных постоянных читателей, Вячеслав Леонидович часто приходил в библиотеку поговорить о литературе и прочитанных книгах, выпить чашку чаю с принесённой им шоколадкой или коробкой конфет. Собеседником он оказался великолепным и нельзя сказать, что ей его общество было неприятно. Однако, мужчина никаких чувств, кроме уважения, в ней не вызывал.
Теперь же, узнав, кому она обязана тем, что до сих пор не попала под сокращение, чувствовала себя неуютно. Что он говорил бывшему директору и как убеждал его в нужности очевидно ненужной штатной единицы, оставалось только догадываться. А она, наивная, полагала, что хоть в этом ей немного везёт и очередной директор является тайным книголюбом. Сердце Ольги облилось кровью. Настроение, с самого утра подпорченное странным видением, упорно поползло вниз.
— И сама устроишься, — не унималась сваха. — Будешь жить, как у Христа за пазухой. Пора подумать о себе. Женский век, он короткий. Красота быстро меркнет. Не успеешь и оглянуться. Тридцать годков — не двадцать пять.
Тридцать два, — мысленно поправила Ольга неуёмную женщину.
Валентина говорила и говорила, а игла в руке Ольги подрагивала. Ничего нового для себя она не услышала — слово в слово мамины речи. Но, это же мама! А вот нравоучений от посторонней женщины, выходящих за принятые рамки приличий, ей выслушивать было мучительно. Уважение к почтенному возрасту собеседницы и врождённое чувство такта удерживали от резких возражений.
— Хватит, Валентина Павловна, — всё же не выдержала Ольга, прервав словесный поток женщины и опустив глаза. — Я сама решу, с кем мне быть.
Торопливо перешла к «уроку»:
— Смотрите, на месте бутонов пришиваем бусинки. Вверху — мелкие, ниже — крупнее. Будем их обшивать белой лентой. Вместо бусинок мелкие цветки можно вышить французским узелком. Вот так… А под крупные скатать шарики из ваты.
Время за вышивкой пролетело быстро. Женщины говорили о погоде, экологии, об очередном повышении цен. Говорили ни о чём.
— Ну и напоследок, — Валентина Павловна подошла к стеллажу с новинками, выбирая приглянувшуюся книгу.
Ольга прочла:
— Жить надо так, чтобы тебя помнили и сволочи.
— Как? — ахнула уборщица. — Ещё разочек прочитай.
Ольга выполнила просьбу.
— Не принимайте близко к сердцу. Это же Раневская, — улыбнулась она.
— О-хо-хо, знаю я эту Мулю-не-нервируй-меня, — вздохнула Павловна, горестно кивая, проталкивая коробку с рукоделием себе под подмышку. — Пойду я. Ты это… Не обижайся на меня за слова мои. Я ж хочу, как лучше. Душа за тебя болит.
Достав из кармана лоскут белой ткани, Валентина Павловна шумно в него высморкалась.
Ольга обняла женщину:
— Я всё понимаю и не обижаюсь на вас. Ниночке привет передавайте. В следующую пятницу будем вышивать нарциссы.
Она знала, что её жалеют за глаза, сочувствуют. Была благодарна, что молчат, не бередят и без того постоянно кровоточащую рану. За шесть лет никто и словом не обмолвился, что знает её историю. А знали все.
***
Ольга перепроверяла текстовую часть годового отчёта, когда раздался звонок секретаря.
— Оль, тебя вызывает директор.
— Уже? — удивилась она. Новый директор начал знакомство с персоналом с конца штатного расписания?
— Давай, быстро.
Всегда приветливая Катерина показалась грубоватой. Определённо что-то произошло.
Скинув безрукавку, Ольга остановила взгляд на бурках. Долго не думая, быстро переобулась в ботильоны на невысокой шпильке, с осени оставшиеся в шкафу в качестве запасной пары. Осмотрев себя в зеркале, прошлась массажкой по волосам, откидывая их на спину. Отметила побледневшее лицо с яркими, лихорадочно блестевшими глазами. Натянуто улыбнулась, поиграв ямочками на щеках.
Катя сидела за своим рабочим местом, ожесточённо молотя растопыренными пальцами по клавиатуре. Стрельнув глазами на дверь кабинета, она дала Ольге понять, что ей не до разговоров.
За директорским столом сидел неожиданно молодой мужчина. Он прижимал к плечу мобильный телефон и разговаривал с абонентом на английском языке, попутно копаясь в чёрной папке-портфеле для документов. Бросив взгляд на вошедшую, коротко кивнул на её робкое приветствие, и указал глазами на стул напротив себя.
Ольга заметила своё фото в уголке личного дела, лежащего перед ним. Подавив вздох и сдерживая нарастающее волнение, села.
Достав из портфеля книгу, директор открыл её на заложенной странице. Перевернув закладку, оказавшуюся авиабилетом, продиктовал с неё написанный от руки номер телефона.
Ольга невольно прислушалась. Мужчина настоятельно кого-то просил позвонить по данному номеру и назначить встречу в Лондоне через две недели.
Закончив, он с любопытством глянул на женщину, сидящую перед ним. Положив авиабилет назад, отложил книжку на край стола и подвинул к себе раскрытую папку с личным делом. Просматривал немногочисленные тонкие листы, не спеша начать разговор. Ксерокопия диплома об образовании изучалась им особенно тщательно.
Ольга украдкой рассматривала директора: красивый зеленоглазый шатен с короткой модельной стрижкой. На вид лет тридцати пяти — тридцати семи. Судя по длине рук и ширине плеч — выше среднего роста. Она перевела взгляд на обложку с режущим глаза кровавым названием «La Peste». Удивилась, что книга была на французском языке. Ольга повела бровью: Альбер Камю «Чума»? Разумеется, в оригинале.
— Ковалёва Ольга Егоровна. Библиотекарь, — услышала она, быстро отводя глаза от романа. Яркий румянец залил её бледные щёки, будто она была поймана с поличным.
Мужчина положил личное дело перед собой, откинулся на спинку кожаного кресла и уставился на женщину. Руки с ухоженными ногтями расслабленно легли на подлокотники.
Она выжидающе посмотрела в его равнодушные усталые глаза, не к месту вспомнив, что не знает ни его имени, ни фамилии.
— Рассказывайте, Ольга Егоровна, — не отводил он взора от её лица.
— О чём? — подобралась она.
— Как книги читают.
— Вам нужна сводная ведомость? За какой срок? Я подготовлю, — отозвалась настороженно. Усиливающееся волнение мешало дышать ровно.
— Сводка мне не нужна. Скажите так.
Тотчас вспомнился Бобров. Успел ли он замолвить за неё словцо? Если да, то каким оно было, это словцо? Кто она в глазах очередного директора: содержанка-любовница, не способная позаботиться о себе? Из глубины души поднимался протест.
— Постоянных читателей… шестнадцать, — вздохнула Ольга, расслабляясь, покручивая на пальце брелок-рулетку с ключом от библиотеки. Волнение внезапно отступило, и она почувствовала себя увереннее. Вид мужчины располагал к непринуждённому общению и внушал доверие. — Виртуальных семьдесят три. Фонд библиотеки составляет двенадцать тысяч триста шестьдесят четыре экземпляра. В том году в библиотеку поступило двадцать три книги и двадцать четыре журнала. Составленных актов на списание нет.
