Сердце Дракона (СИ) - Салиева Александра
В общем, чувствовала я себя счастливее некуда. Ровно до той поры, пока не добрела до отчего дома. Впрочем, замечать неладное я начала ещё по пути туда. Просто, по обыкновению, любой населённый пункт любого княжества к вечернему времени после самой длинной ночи в году уже успевал пережить, как минимум несколько массовых драк с разгромом казённого имущества, несколько публичных расправ с особо незадачливыми женихами от особо непреклонных родителей той степени жестокости, которую только позволяла фантазия беснующихся старших того или иного рода, на чью территорию попадало «пламя своего сердца» с ивовой веточкой, а у ратуши так и вовсе одна огромная толпа то и дело сменяла другую, и пусто там точно никогда не было. Но не сегодня. Этим вечером город подозрительно притих. Можно сказать, почти вымер. А такое, на моей памяти случалось только в двух случаях. И если до наступления одного из них у всего нашего княжества был срок ещё в пару недель, то… определённо, князь Ордмера очень-очень зол.
Исходя из последних выводов, двигаться по пустующим улочкам я старалась, как можно быстрее и незаметнее, тщательно скрывая от возможных свидетелей своё присутствие в столь странный час. Центральными воротами пользоваться не стала, юркнула с южной стороны через небольшую садовую дверцу, о существовании которой мало кто был в курсе. Проникновение осталось никем не замеченным. О наличии тайного хода даже не все дозорные знали. И тут от сторонних взглядов лишних свидетелей мне удалось скрыться. Я даже саму себя похвалила. И за умения, и за то, что удалось безжалостно подавить вспыхнувшее любопытство по поводу оглушающей ругани с другой стороны дома. Жаль, в конечном итоге меня это особо не спасло.
Двери в собственные покои я отворила совсем чуть, петли даже ни скрипнули. Но вот там… были все! И сестрица, стыдливо разглядывающая каменный орнамент пола, подозреваю, уже несколько часов к ряду, и нянюшка, которая должна была за мной неустанно приглядывать, не отпуская никуда без сопровождения, а также прислуга — в ряд выстроенная, и собственно самый главный среди всех — тот, кто виноват во всём этом безобразии (а как иначе назвать столь беспринципное вторжение в мою личную пространственную зону?). Массивная фигура отца заграждала собой целое окно. А оно, между прочим, было ого-го каким высоким и широким! Мужчина, заложив руки за спину, наблюдал сквозь стекло за происходящим около центральных ворот — как раз за тем, что я теоретически благоразумно пропустила. Прежде думала, будто благоразумно. Теперь же всё больше склонялась к мысли, что там, внизу — всё получше будет, чем здесь, в западном крыле третьего этажа. И уже даже почти ретировалась в это самое «наиболее благополучное направление», ведь родитель моего появления всё ещё не заметил, однако побег не удался.
Мои личные покои наполнило резкое и обидное:
— О, вернулась, наконец-то!
Не самый приятный в данный момент слуху голос принадлежал предательнице Этери. И за это я одарила её многообещающим взглядом.
Вот не могла промолчать?
Вспыльчивый нрав отца поостынет через парочку денёчков, потом он осознает, в смысле — вспомнит, что самое важное на свете не какие-то там условности и правила, а его родные любимые кровиночки, то бишь — я… ну, и эта, которая предательница Этери (она хоть и предательница, но всё равно ж кровиночка, куда её девать). Потом мы все вновь заживём счастливо. И возможно, мне даже удастся избежать наказания за свою провинность. Всё-таки как раз мой день рождения настанет. Чем не подарочек?
Ага, я всё ещё в душе наивность и мечтательница!
Последнее я ощутила особо остро, когда отец медленно развернулся ко мне лицом, а моей мечтательной и наивной натуре вынужденно пришлось сперва прекратить отступать обратно в коридор, затем и вовсе войти в покои как положено.
— Айлин Ордмер Алтари! — прозвучало властное и бескомпромиссное, наравне с лёгким дребезжанием стёкол.
Суровый у меня родитель, что сказать…
— Доброе утро? — отозвалась, понимающе уставившись в пол, как и Этери, старательно изображая раскаяние. — Вечер, то есть, — вспомнила о времени суток, а не только о том, когда сама проснулась.
Но то ли я раскаяние плохо изображала, то ли степень папиного гнева зашкаливала сверх обычной (в таких ситуациях) меры, потому что следом раздалось ещё более громкое:
— Что гласит последний княжеский указ о самой длинной ночи в году?!
Шумно сглотнула.
— Дословно? — поинтересовалась робко.
Ввиду присутствия нескольких десятков свидетелей, другие мысли как-то разбежались разом. В конце концов, при таком количестве посторонних приёмчики, призванные надавить на отеческую любовь, не используешь.
Показательная порка, не иначе.
— Айлин Ордмер Алтари! — снова повторил моё полное имя отец.
И только. А это демонстрировало наивысшую степень его гнева. Раз уж с другими словами тоже никак не мог найтись так сразу.
- Да, папа, — ответила покорно, принявшись смотреть в пол ещё более основательно, а выражению лица придать ещё больше осознания всех своих грехов, заодно и вины за оные.
Не помогло.
— Как ты могла?! — прозвучало в открытом обвинении. — Твой проступок совершенно непростителен. Таким безответственным поведением ты подрываешь весь миропорядок нашего княжества!
— Причём тут я и миропорядок княжества? — изумилась машинально.
— Ты — княжна, Айлин! — прогрохотало совсем рядом в досадном напоминании.
— Младшая, — внесла смягчающее обстоятельство.
Лично мне это всегда казалось очень весомым фактором. Да и для папы тоже. Иногда. Но не в этот раз.
— Тем более! — рявкнул взбешённо отец… то есть князь Ордмера.
Вот теперь я удивилась ещё больше.
— Ты не можешь выйти замуж, пока не выйдет замуж твоя старшая сестра!
Предел моего удивления, кажется, плавно достигал апогея.
— Я и не собиралась выходить ни за кого замуж, — поспешила откреститься от таких громких предположений.
— Да-а-а? — протянул злобно родитель. — Именно поэтому ты отпустила по ордмерской реке аж тридцать шесть венков?! Не один! Тридцать шесть, Айлин! Тридцать шесть!!! — шумно выдохнул и устало прикрыл лицо ладонью в явном жесте «глаза б мои тебя не видели».
Почти достигший апогея предел моего удивления сделал неожиданный кульбит и рванул далеко за границы любой шкалы своих привычных возможностей. Ордмерский князь, между тем, подхватил меня под руку и одним рывком переставил к окну, заставив смотреть в сторону двора.
А там…
Как раз продолжал нарушаться тот самый упомянутый миропорядок нашего княжества.
У центральных ворот собралась большая часть местной знати, вместе со своими жёнами и, чтоб их мавка потопила, сыновьями. Те с восторженно-радостными физиономиями держали перед собой, на манер какой-нибудь истинной драгоценности, те самые венки, что я ранним утром по реке пускала на пьяную голову. Помимо знати, нашу землю нетерпеливо топтал мельник, притом без сына, но с семью дочерями (сына у него в принципе никогда не было, да и жена скончалась лет двадцать назад — от старости). За спинами семейства мельника ругались единоутробные близнецы — отпрыски лучшего из ордмерских кузнецов. Они никак один венок на двоих поделить не могли. От самого венка, к слову, в процессе «деления» уже лишь ивовая веточка с ленточками остались, да ошмётки травы под их ногами. Впрочем, о чём именно они спорили, было совершенно непонятно, ибо все остальные голосили ничуть не хуже — кажется, требовали выдать им невесту и слово княжеское. И только чуть подальше, у частокола, тихонько горевал, глядя себе под ноги, сын нашего казначея. Где находился в это время сам казначей — вообще непонятно. Его обычно из княжеского дома пинками не выгонишь, а тут потерялся где-то из виду (надеюсь, не побежал на реку за оставшимися венками, чтоб продать их подороже!). Но зато присутствовала его супруга (уже третья по счёту), по совместительству мачеха пригорюнившегося парня. Она-то и сочувствовала ему, ласково поглаживая по плечу. Я, к слову, ему тоже чуточку посочувствовала, ибо Герт — суженный Этери, именно из-за него мы на реку ордмерскую ночью пошли. Но, ввиду новых обстоятельств, очевидно, свадебку старшей княжны всё же придётся отложить. Как минимум до следующего утра после самой длинной ночи, ибо князь-отец категорически против родниться с казначеевым родом. Сам казначей мужик был неплохой, и жена у неё пригожая. Да вот только жадный он слишком. Если уж он сейчас княжескую казну регулярно считает с особой маниакальностью, то, что будет, когда почувствует себя, как дома? Я могла только предположить, а вот отец и того даже делать не собирался, заранее обезопасив всех нас от возможных последствий.
