Осторожно: злая инквизиция! (СИ) - Ясная Яна
Мне не раз и не два намекали с кислым видом, что я вполне могла бы воспользоваться безналичным расчетом, но, начав соблюдать традиции, трудно остановиться.
К тому же всегда приятно взглянуть в глаза человеку, который пилил из прекрасного далека в наши не избалованные приличным асфальтом края ради моего взноса, и прочитать во взгляде все, что он обо мне думает.
Остальные плательщики, не выпендриваясь, переводили денежный эквивалент по курсу и тихо радовались, что не надо иметь дела с представителями Ордена лично.
Но тут есть одна маленькая деталь: я на самом деле не торговала своим даром. Принципиально. Никогда. Соответственно, любые попытки меня на этом подловить были обречены на провал, а значит, я могла позволить себе выкобениваться сколько душенька желает.
Многоуважаемый Максим смотрел на меня таким серьезным, умным и укоряющим взглядом, что я тут же поняла, насколько плохо поступаю, заставляя хорошего и занятого человека попусту тратить время, и угрызлась совестью.
Угрызлась бы — если бы не выдрессировала ее давным-давно, на заре розовой юности.
Поэтому вместо совести все эти увещевания и взывания к лучшим чувствам разбудили во мне здоровый цинизм.
Будем честны: инквизиция всегда была не прочь въехать на чужом горбу в рай. Вот и сейчас с прекрасной в своей наглости непринужденностью пытается свалить на меня свою работу.
— У вас ко мне есть еще вопросы? — светски поинтересовалась я. — Может быть, все же инвентаризацию?
— Ну что вы, как можно! — оскорбился мой гость, шевельнув пальцами, и на мизинце снова блеснул перстень с рельефным узором. — У меня ни предписания для подобной работы нет, ни разрешения!
— Тогда будьте любезны, — я недвусмысленно указала ему на выход.
Ибо нечего тут!
У меня и без всяких залетных дел по горло!
Уносите прочь, многоуважаемый Максим, свой нос, взгляд и подтянутую задницу, не отвлекайте занятую женщину!
И демонстративно уставилась в монитор компьютера: электронный магазин сам себя не обслужит, знаете ли.
— Ксения Егоровна, хорошо, вам не жаль сестер по ремеслу, — проигнорировал мой посыл этот не-брат Максим, разглядывая меня со все тем же естествоиспытательским интересом, — Но вы не боитесь, что убийца может и к вам прийти?
Пф-ф-ф, не мытьем так катаньем, да, дорогой? Не вышло на чувство долга поймать — будешь на страх за свою шкуру ловить? Нет уж! Тем более что мне было что на это ответить:
— Пусть приходит, — со все той же безупречной любезностью отозвалась я, стремительно стуча пальцами по клавиатуре. — У меня как раз интересная индульгенция завалялась…
Я на секунду замерла, внимательно перечитывая текст сообщения.
И только потом договорила:
— На снятие живой человеческой кожи!
И резко поставила точку в разговоре — и в реале, и в сети, одним звонким нажатием клавиши «энтер».
Инквизитор стиснул зубы, перекатил желваки. Встал, поправил пиджак.
— До свидания, Ксения Егоровна.
«Пропади ты, стерва, пропадом!» — безошибочно прочитала я в этих словах.
Дверь, выходя, он, впрочем, прикрыл чертовски аккуратно — отравив мне тем самым миг сладкого торжества от того, что я его все ж-таки пробила.
Ну что за люди в этой инквизиции, а?! Непременно им надо испортить чужой триумф!
В Средние века, в темные-темные времена, в которые инквизиция отчаянно пыталась внести хоть малую толику света и для того густо-густо уставила кострами Европу и чуть пореже — Русь-матушку, практиковал сей славный Орден выдачу индульгенций. В том числе — и ведьмам. Им, правда, не за плату, а лишь за весомую помощь в деле поимки своих совсем уж зарвавшихся сестер по ремеслу.
К слову сказать, иных из «сестер» вовсе не грех было сдать святым отцам.
Ну да речь не о том.
То противостояние, длившееся не одно столетие, закончилось в итоге — даже не позорным поражением одной из сторон, а вроде как перемирием.
Инквизиторы и маги более-менее пришли к согласию, обязались обоюдно хранить тайну существования магии, ведьмы и колдуны очертили границы, за которые они более не переходят, инквизиция приняла свод правил, по коему обязывалась не тянуть их в пыточные и на костер по собственному произволу…
Паритет.
Правда, инквизиция в итоге все равно оказалась сверху. И лишь одно отравляло им осознание победы.
Индульгенции. Те самые, раздаваемые когда-то во множестве.
Беда в том, что они, большей частью, не имели срока давности, как и имени предъявителя, и наши, кто поумнее, не спешили пускать их в дело, и так они хранились веками, передаваясь от родителей к детям.
Прошло полтысячелетия с тех пор, как полыхали костры испанской инквизиции, мир безвозвратно переменился, сама инквизиция из религиозного ордена стала светской организацией, разветвленной структурой, в которой обращения «брат» и «отец» остались лишь данью традиции…
А нет-нет да и выплывают до сих пор документы, дарующие предъявительнице право на то, что и в Средние века было деянием сомнительным с точки зрения морали и нравственности, а уж в наше время и вовсе… Дичь, от которой шевелились волосы. Вроде права взять «живую» человеческую кожу и применить ее в дело — а «живой» кожу называли, если что, за то, что снимали ее отнюдь не с трупа. Очень, очень сильные артефакты можно на основе такого материала сотворить.
Очень, очень грязная магия.
И именно на нее одна из моих «пра-» (и еще много раз «пра-») бабок когда-то получила дозволение от тех, чьи права и обязанности унаследовал мой сегодняшний гость.
Мой удар был ниже пояса: инквизиция ненавидела эти проклятые бумажки, ее представители шли на многое, лишь бы их как можно меньше осталось на руках, готовы были их выкупать и обменивать на льготы…
Вот только, пусть многие из индульгенций и содержали в себе разрешения на такие вещи, которые ни один нормальный человек не станет делать, вне зависимости от наличия либо отсутствия позволения, пусть инквизиция и предлагала действительно весьма привлекательные условия, выпускать из рук эти средневековые писульки колдовские семьи не спешили.
Индульгенции, несмотря на всю свою бесполезность с точки зрения магической практики, хранились бережно, трепетно, давно превратившись в весомый козырь на случай неприятностей с Орденом.
Мало ли что в жизни случится.
И в моей семье тоже хранили.
Но все же, до чего хорош, подлец!
Сытый, уверенный в себе. Олицетворенное самообладание как оно есть — и огонь, тлеющий под гнетом самоконтроля.
Что скрывать — нравились мне такие, как этот многоуважаемый Максим.
Подбери слюни, подруга, тебе до такого мужика еще килограмм пять-десять лишних нужно сбросить!
…а если ради мужика нужно что-то сбрасывать — то в топку такого мужика, потому сбрасывать что угодно нужно только ради себя!
Придя к такому выводу, я решительно свернула рабочие окна и направила стопы свои (а с ними все прочее тело свое) в торговый зал.
Надо бы Ленке мозги вправить на тему инквизитора. А то уж больно она млела.
Своего продавца я застала созерцающей сквозь витрину мини-парковку перед магазином — ту самую, с которой только что отбыл инквизитор.
И только я открыла рот, чтобы сделать сотруднице внушение на тему «Любезничать — любезничай, а откровенничать — ни-ни!», как она выдала:
— Козел. Из налоговой, что ли?
Я закрыла рот с той стороны — как говаривали в одном сериале.
— С чего ты взяла? — осторожно уточнила, опомнившись.
— Чую! — мрачно отрезала Леночка.
Да не-е-е, быть того не может!
На всякий случай перепроверила: точно, не ведьма!
Спокойно, мать, не только ведьмы имеют право на наблюдательность и жизненный опыт!
— Не важно, — отрезала я и перешла ко вкрадчивому тону, который, как правило, не сулил ничего хорошего. — Лена… Почему у нас витрины не протерты?
Текучка кадров у меня огромная: четыре-пять месяцев, и продавец сбегает, не выдержав постоянных придирок, скандалов и нападок на ровном месте. Ленке еще месяца два нужно, не меньше.