Франциска Вульф - Рука Фатимы
Через час все кончилось. Беатриче тяжело опустилась на потрепанный диван в ординаторской и с благодарностью взяла кружку кофе, которую протянул ей Генрих. С тех пор как забеременела, она старалась ради будущего ребенка не пить кофе, но иногда ей необходим этот черный эликсир жизни, чтобы взбодриться. Адреналин поддерживает ее тело и дух, придает силы организму.
А сейчас уровень гормонов стресса в крови начинает падать, наступают усталость, измождение и опустошенность. После всего сделанного она испытывала неудовлетворенность, комплексовала.
Беатриче действовала автоматически, полностью сконцентрировавшись на пациенте; контролировала каждое свое движение. Все ли правильно, не допустила ли ошибки, чего-то, что повредило бы больному? Об этом она думала, рассматривая клочья окровавленной одежды, срезанные ею с тяжелораненого, раздробленные кости, разорванные мышцы.
Иногда трудно определить, к чему относятся различные фрагменты тела. Они с Генрихом собрали все осколки костей, сложили их в восемь стерильных пакетов с этикетками – так во время операции быстрее найдешь нужный осколок. Вместе с анестезиологом подвешивали к стойке все новые пакеты с донорской кровью. Наконец состояние пострадавшего стабилизировалось. Сейчас ему предстоит операция: одну ногу придется ампутировать. Можно ли спасти вторую, покажут ближайшие несколько дней – если он вообще выживет.
Мужчина, неудачно пытавшийся оказать ему помощь, уже в палате интенсивной терапии. Внешне его раны кажутся незначительными. Ожоги в двух местах, где произошло соприкосновение с электрическим проводом, составляют не больше десяти процентов кожного покрова.
Но внутренние повреждения страшные. Электрический ток, пройдя по телу, выжег на своем пути все ткани, превратив их в кашу, вызвав шок, инфаркт миокарда, отек легких. Несчастного пришлось трижды реанимировать: ток высокого напряжения сказался на работе сердца. Благодаря слаженным действиям хирургов, анестезиологов и медсестер больного удалось спасти. Однако исход операции все еще неясен.
Генрих плюхнулся в другой угол дивана и закурил сигарету, глубоко затянулся, выдохнул дым в потолок. Он сейчас выглядит так, будто в отцы ей годится, а ведь ему нет и тридцати.
– С тобой все в порядке? – сочувственно поинтересовалась Беатриче.
Она работает в хирургии уже шесть лет, такие ситуации хорошо ей хорошо знакомы, но она никак не может к ним привыкнуть. Больничные ужасы часто преследуют ее в снах. Наверное, по-настоящему так никогда и не привыкнет – все время ее терзают боль и страдание. А Генрих в этой мясорубке совсем недавно.
– Все нормально, – тихо промолвил он, – правда, не представляю, сумею ли когда-нибудь…
– Привет, коллеги! Какой занятный вечерок! Да тут материала на три сценария хватит! – Доктор Томас Брайтенрайтер, только что вернувшийся с дежурства, устроился на табурете. – Какие еще дела, Беа? Тебе давно пора быть дома и отдыхать, вытянув ноги.
Беатриче прикрыла глаза – только его и не хватало. Он первоклассный хирург – компетентный, способный. Многие даже считают его одаренным. Он настолько вжился в хирургию, что никогда не пропускает ни одного дежурства, всегда готов подменить других. Даже проводит отпуска в горячих точках.
Пока Беатриче и Генрих возились с тяжелоранеными, Томас присматривал за всеми остальными пациентами и, видимо, испытывал при этом только удовольствие – как всегда.
Чем сильнее стрессы – тем больше он чувствует себя в своей тарелке. Вообще-то он никогда не позволяет себе никаких злобных выпадов и колкостей. Но с тех пор как беременность ее перестала быть тайной, Беатриче все чаще оказывалась объектом его насмешек. В таких случаях обычно она не лезла в карман за словом, одергивала его. Но сейчас у нее нет сил на перепалку, слишком устала.
– Может, хотя бы сегодня оставишь свои шуточки при себе…
Томас удивленно повел бровями.
– Я только беспокоюсь о тебе и твоем малыше. Денек сегодня, прямо скажем, не легкий. Ты, должно быть, очень устала. В конце концов, надо же думать о защите материнства и детства.
Залепить бы ему пощечину… С тех пор как забеременела, она и сама испытывала угрызения совести – ведь у нее есть законное право отказаться от ночных дежурств. Но тогда другие врачи должны выполнять ее работу. Она и сама прекрасно знает, что вредит себе. Зачем лишний раз напоминать об этом…
– Томас прав, – поддержал его Генрих, опередив ответ Беатриче. – Твой рабочий день давно кончился. В твоем положении не грех подумать и о себе. В нашей запарке мы иногда об этом забываем. А тебе и правда давно пора домой.
Она устало улыбнулась – Генрих искренне ей сочувствует.
– Послушайся коллег, Беа, – мягко подхватил Томас, – и не волнуйся, мы справимся и без тебя. Нам все равно пора привыкать к мысли, что ты скоро выпадешь из нашей компании на три года.
Ну вот, Томаса понесло – жаждет, как видно, ухватить все дополнительные дежурства.
– Что ж, хотите от меня избавиться – пеняйте на себя! – Она поднялась, поставила чашку в мойку. Там уже скопилось немало грязной посуды – кому-то сегодня ночью придется ее мыть. – Удачного вам дежурства! – И скрылась в раздевалке.
Беатриче припарковала машину, когда часы показывали больше половины восьмого. В гамбургском квартале Винтерхуде, рядом с Альстером, где она жила, узкие улочки были застроены в девятнадцатом столетии. Тогда еще не думали об автомобилях и гаражах – и сейчас места для парковки нарасхват, за них идет ожесточенная борьба.
По вечерам, возвращаясь с работы, Беатриче по нескольку раз объезжала близлежащие кварталы в поисках необходимого кусочка асфальта хотя бы в двух улицах от своего дома – здания в стиле «модерн». Здесь, на четвертом этаже, у нее собственная просторная квартира. Сегодня повезло: прямо у подъезда – свободное пространство, будто специально для нее зарезервировали.
Может быть, это как раз ее день, а она не знает… Взяла сумку с соседнего сиденья и выбралась из машины. Не успела от нее отойти, как заметила в освещенном проеме лестничной клетки мужскую фигуру. Лица не видела, но сразу узнала – Маркус!
В панике Беатриче стала судорожно соображать, не сесть ли обратно в машину: возможно, он ее не заметил… Нет, слишком поздно, уже машет ей рукой. В нерешительности она обошла автомобиль, пересекла узкий тротуар и медленно поднялась по ступенькам к входной двери.
– Привет, Беатриче! – Маркус взял ее за руку и расцеловал в обе щеки.
Ему часто приходилось бывать по делам во Франции, вот он и привез оттуда такую манеру приветствовать друзей. Ей она не очень нравилась – казалась какой-то фальшивой.
