Вероника Мелан - Выстрел (СИ)

— Нет…

Ее рот скривился в рыданиях. Жалкой, безобразной — вот какой она теперь была. Уже сломанной безо всяких пыток.

— Вот и я думаю, нет. Опять же, сделай я это или то, что перечислил ранее, я был бы мудаком. Моральным уродом без принципов. А я не мудак. Повезло тебе, да?

Повезло? Воздуха бы…

Дуло перестало давить в живот; пистолет вернулся в кобуру. Серые глаза прищурились.

— Но это не значит, что добрый я отпущу тебя просто так. Нет. Я сделаю иначе, сделаю так, чтобы ты запомнила нашу встречу. Хотя бы на какое-то время. А пока помнишь, подумала. — Когда к лицу протянулась рука и погладила ее по волосам, Райна потерялась, перестала понимать, чего ждать, лишь внутренне сжалась, как ожидающий пинка щенок. — Красивые волосы. Любишь их?

Кивнула на автопилоте. При чем здесь это?

— Побрить ее, — раздался хлесткий приказ. — Наголо!

— Нет!!!

Она сама не знала, почему сорвалась с цепи и принялась пинаться и брыкаться. Впервые с того момента, как оказалась в этой квартире, проявила агрессию.

— Ишь какая! — зло проворчали слева. — Волос ей, суке, жалко!

Когда принесли поднос с ножницами, бритвой и стаканом воды, Райна обезумела. Дергалась, как объевшийся грибов шаман во время ритуального танца, опрокинула стакан с водой, умудрилась схватить с подноса ножницы и принялась остервенело размахивать ими вокруг себя. А когда неожиданно получила кулаком по лицу, осела на вовремя подставленный кем-то стул, осоловело тряхнула головой и только теперь увидела, что из рассеченного виска человека с бинтом по левой стороне, заливая скулу, льется кровь.

— Дура. — Серые глаза находились всего в нескольких сантиметрах от ее и горели яростью. — Дура!

А потом плевок в лицо. Злой, полный презрения плевок, который долетел до самой ее души. Райна зажмурилась, беззвучно разрыдалась и отвернулась в сторону.

Брили ее молча.

(VibeatZ & Ne0n prod. — beat#3)

— Они же у тебя почти до жопы были! Ты чем думала? Решила побрить?! Что, вообще мозги потеряла?!

Райна успела положить ключи на комод, разуться, пройти на кухню, достать из старых закромов пачку лапши и банку тушенки и поставить кастрюлю с водой на огонь, а Барни все орал. Орал, что волосы были едва ли ни единственным ее достоинством (вот и выяснилось), что она могла бы участвовать в конкурсе красоты, а теперь эта возможность накрылась медным тазом. С отвисшей от ярости нижней губой и выпученными глазами истерил, что не хочет прижимать к себе в постели лысую бабу и что не может понять причин, по которым Райна решилась на такое…

А она молчала.

Варила лапшу, сухими глазами смотрела прямо перед собой, отдирала алюминиевой ложкой прилипшую ко дну вермишель и хранила гробовую тишину.

На следующий день Барни зашел домой на обед, но есть не стал. Лишь брезгливо кинул на кровать длинноволосый парик и хлопнул дверью.

Часть 2

(Max Richter — Infra 3)

Наступили заморозки. Выпал снег; сначала тонким слоем укрыл тротуары, ледяной коркой покрылись лужи. Затем слой снега уплотнился, вырос в сугробы, укутал собой все вокруг: крыши, лавки, дома. Прижался к стенам, заставил переобуться в зимние сапоги и переодеться в то, что у кого нашлось в шкафу: пуховики, дубленки, куртки. Шубы редко — город бедный.

Росли сугробы, рос и ежик на голове у Райны.

Сначала короткий, ощутимый только если провести ладошкой, мягкий на ощупь. Потом чуть длиннее — можно ухватиться пальцами. Через месяц стало можно проводить по уже не лысой, как шар, голове расческой. Пока только для смеха; торчащие вверх волосинки не путались между собой, и расчесывать их было незачем.

Но Райна иногда расчесывала.

И много думала.

Все чаще пропадал вечерами Барни. Не возвращался домой по несколько суток, мало объяснял, почти перестал разговаривать. Только иногда с бутылкой пива или с телевизором. А она все чаще смотрела в окно. На то, как падает пушистый снег, на то, как бредут по своим делам прохожие. На низкое серое небо, на осторожно пробирающиеся по скользкой дороге машины. Смотрела в никуда и думала о том, что неплохо бы найти работу. Неплохо бы собраться с силами и что-то изменить, но все не удавалось. Сонная апатия, пришедшая вместе с зимой, укутала белым и источник внутренней силы, который, наверное, где-то был… Был. Иногда чадил, пытался загореться, сформироваться в непонятное, но тянущее душу желание, стремление к чему-то, но быстро чах.

И Райна, не обращая внимания на ворчливое бормотание Барни, смотрела в окно, думала и неосознанно дотрагивалась до медленно растущего на голове ежика.

(11.06 Vybe Beatz — Fck the world или Jay Jay Johanson — Suffering)

Он, конечно, пропадал и раньше. На три, максимум на четыре дня.

Но ведь не на восемь? Нет-нет, что-то однозначно случилось. Да еще эта рвущая душу записка:

«Райна, если скоро не вернусь, позвони по вот этому номеру. Покажи мое сообщение, о тебе позаботятся. Барни».

Незнакомый номер шел ниже.

Зачем нужно было оставлять ее? Чувствовал, что попадет в беду? И «скоро» — это сколько? Сколько куковать в пустой квартире, ожидая шагов за дверью? Сколько смотреть на опостылевшие стены, варить для себя и ждать-ждать-ждать… Днем одной страшно, ночью и того хуже. Новое утро, новое пробуждение в одиночестве, и новая волна отчаяния: он не вернется… Уже не вернется.

Почти нетронутую испортившуюся еду она выкидывала в мусорное ведро, которое не выносила уже неделю. Плотно завязывала ручки полиэтиленового пакета, чтобы не пахло, и убирала кастрюлю в раковину, чтобы завтра сварить что-то еще. И снова выкинуть в ведро.

Это случилось в феврале.

Все еще стояли холода, и Райна едва только-только походить на человека — не на худого мальчика-укурка, а на девочку с короткой, почти красивой стрижкой. Она едва дотерпела, дождалась, пока немного отрастут волосы, — не могла ходить в парике — и собиралась искать работу, даже купила газеты…

А тут такое.

В страхе за Барни, за себя и сделавшееся вдруг неизвестным и тревожным будущее она продержалась еще три дня.

А потом кончились деньги.

И варить стало нечего.

Поднявшись следующим утром с постели, Райна, дрожа от холода, разогрела остатки риса, поела. Укуталась в теплую кофту, натянула носки и подошла к окну, за которым валил плотный снег.

Вот и еще один день в тишине. Потом вечер. И ночь. Стоило подумать о холодной постели, как она поняла: все, больше не выдержит. Будет звонить. Чей бы номер ни был записан на листе, она объяснит ситуацию и попросит о помощи.

Не до хорошего. И не до гордости.