Ирина Сорока - Ведьмина диета (СИ)
Загрустила я, домой отправилась.
Не люблю я кашу, сколько бы ни говорили, что полезная. Может, ну ее, стройность? И так вроде ничего. Сало пока по земле не волочится. И чего себя мучить?
* * *Следующим утром.
Сижу, давлюсь гречневой кашей, да без фруктов, да без соли. Просто она в доме закончилась, а на ярмарку только через неделю идти. Чувствую, как злые слезы по щекам катятся.
Но я же решила! Мое слово кремень.
Как раз в тот момент, когда готова была кашей с курами делиться, в горницу влетает бесенок.
— Где Еремей?
Вот, ни здрасте вам, ни до свидания, а сразу, где предатель и мучитель.
— Уехал твой Еремей, — с обиды еще одну ложку в рот отправила.
— Как же так? — жалко хлюпнула носом Забава.
— Дела, — философски отвечаю и снова ложку в рот.
— А я ему чернобурку принесла, — опустилась на лавку девушка, и только что не плачет. Но часто-часто носом хлюпает.
Смотрю на нее, красавица, каких мало. Стройная, высокая, глаза, что драгоценный камень — изумруд. Волосы, правда, коротки, да в мужскую одежду одевается, но это дело поправимое. Одна беда уже четыре года, как сироткой осталась. Вроде и девка видная, да приданного нет, вот никто и не сватается.
— Ты не расстраивайся, — пожалела я девушку, он записку оставил, обещал вернуться. За тобой.
Ой, зря я это сказала. На девичьем лице расцвела счастливая улыбка, и теперь она готова была расплакаться от счастья.
Дернул же нечистый такое сказать… Хотя. Забава девушка хорошая, работящая. Еремей тоже ничего, если не считать коварного обмана с пирожками. Решено, нужно их поженить. Хорошая пара получится.
— Да, ладно тебе, — погладила сиротку по плечу, — может осенью еще и свадебку сыграем.
Не успела сказать, как снова на пороге гости. Может и мое счастье пожаловало?
— Эй, ведьма, выходи! — гаркнули за околицей.
Ага, на смертный бой. Знаем мы таких храбрых молодцев, два века, как приказом всех царей, запрещено ведьм истреблять, но эти все не успокоятся.
Вышла на крылечко стала в позу сахарницы, руки в боки. И как можно противнее спрашиваю.
— Чего надо?
— Письмо для тебя, от самой царицы! — торжественно отвечает стоящий на улице воин.
Я от удивления со ступеней чуть не свалилась. Мы же с царицей в ссоре, лет сорок как.
Хотя не так. Это бабка моя в ссоре, а я так за компанию. Даже причины ее не знаю.
«Повелеваю ведьме из деревни Трясуны, прибыть ко двору. Сейчас же!»
И даже личная подпись стоит.
Впервые молодец даже не вызвав на смертный бой победил.
Стою, хлопаю глазами, как какая-то благородная девица, а в уме прикидываю, чем мне это грозить может. Задумала что-то царица краев наших. Вот точно. Бабка мне про нее не сказывала, да сейчас и не спросишь. Ушла на Дальние луговицы травы на зиму собирать. Значит, выход один, ехать. На месте разберусь что делать. Чай не убьет, побоится.
— Жди, — коротко служивому отвечаю, а сама в горницу, собираться в путь-дорогу.
— Ты куда? — с лавки Забава спрашивает.
— В Молнеград, царица призывает, отвечаю, а сама в узелок смену одежды, да мешочек с крупой складываю.
— И я с тобой! — подскочила сиротка ко мне.
— Нечего баловаться, дома сиди, — строго ей отвечаю и за порог.
Посмотрел на меня растеряно служивый.
— А конь твой где?
— Где, где, не родился еще, поди, вот где.
— Так на чем же ты поедешь?
— Пешком пойду, — отвечаю, в сторону тракта разворачиваюсь, иду.
А служивый-то тонкий весь и хлипкий. Лет двадцати от роду, толку только то, что басом разговаривает. Он вздыхает и плетется за мной.
— Может, у кого коняшку попросишь? — жалобно так спрашивает. — А то до столицы три дня идти пешком.
— На сенокосе они нужнее, — не оборачиваясь, отвечаю. Путь хоть и не близкий, но дойду, чай не развалюсь.
Вздохнула и дальше отправилась.
Солнышко все выше, а мы все медленнее идем. Устали.
— Слышь, ведьма, давай на привал остановимся? Покушаем, отдохнем?
Покушаем, говоришь?! Представила, что мне кашу снова есть, только шага добавила.
— Царица, написала, срочно, так что некогда прохлаждаться, — как можно серьезней говорю, а у самой живот от голода сводит. Трели на все окрестности распевает.
Снова вздохнул служивый, да не решился с голодной ведьмой спорить.
Сколько-то мы шли с ним, только солнышко уже к западу клониться начало.
— Слушай ведьма, а давай мы вместе на моем коне поедем, глядишь, все быстрее будет?
Подумала, а действительно, все же у лошади четыре ноги и ходит она быстрее. Для обычной девки так-то путешествовать неприлично. Но я-то ведьма, у нас свои законы. Так и порешили. Только перед закатом выбрали себе полянку, да на ночлег устроились. Костер развели, лапника на постель натаскали.
Витязь откуда-то достал большой шмат сала и мне предложил. Глянула на него исподлобья, убрал и даже сам есть не стал. Кашей попросил поделиться. Наверное, чтобы мне обидно не было. Глупый, не обидчивая я. Но сало лучше при мне не есть.
Неспешно спустились на лес сумерки, а за ними и ночь пришла. Ухнула где-то сова, завел свою заунывную песнь шакал.
Хорошо. Лежу, смотрю на звезды.
Вдруг из чащи кто-то лезть к нам начал. Ломает ветки, ругается. Вскочили мы с солдатом. Он меч достал, я травки-помощники. Ждем, кто же выйдет, на наш веселый огонек.
И только приготовиться успели, как на полянку вывалилось чудище лохматое. Высокое, все в лохмотьях, да волосы в стороны торчат, на манер одуванчика. Насилу Забаву признала.
— Ты зачем здесь?
— Глашка! — со слезами на глазах кинулась она мне на шею. — Родная-я-я! Думала не найду вас, погибну в лесу-у-у!
— Говорила глупой, дома сиди, — строго так с ней разговариваю, а сама по спине плачущую девчушку глажу. — Лучше расскажи, почему в таком виде.
— Глаша-а-а, — девушка разрыдалась еще сильнее. — Ты уехала, а там Терентий за углом меня поджидает. Затащил в ближайший сарай и начал приставать. «Ты Забава девка ничейная и никому нужна не будешь. Тебе терять нечего. Давай Забава позабавимся», — говорит. Насилу ноги унесла. На его коня вскочила и за вами, а конь по дороге в кусты сбросил. Вас догнать не успела. А потом пешком шла. Назад боюсь и вас не встретить — тоже бою-ю-юсь.
Последние слова с трудом разобрала за непрестанными всхлипами.
— Служивый, тащи воду скорее, — говорю, а самой кровавая пелена перед глазами. Я когда в Трясуны от бабушки перебралась, сразу предупредила деревенских, что бесчинствовать не позволю. Каждого накажу, так что век помнить будут. Для нас ведьм закон не писан, мы сами закон творим.
