Жаклин Митчард - Рожденные в полночь
— И зачем нам это? — вмешалась Мередит.
— Дэвид Джеллико… — прервала Мэллори сестру, запнулась, помолчала, но, преодолев секундное замешательство, продолжила: — Он не такой, каким хочет казаться.
Бабушка слушала молча.
— Она с ума сошла! — обращаясь к Гвенни, воскликнула Мерри. — Мэлли думает, что Дэвид — свихнувшийся маньяк, который совершает поджоги и убивает собак.
Бабушка молчала.
— Она думает… — продолжала Мередит. — Я не знаю! У меня нет доказательств…
Бабушка по-прежнему молчала.
— А впрочем, мне и не нужны никакие доказательства. Как можно серьезно относиться к такой чепухе?
— Это не чепуха, — сказала Мэллори.
— Эти идиотские видения появились у тебя после пожара, — недовольно заметила Мерри. — Ну ладно! Если ты и впрямь думаешь, что Дэвид замыслил что-то нехорошее, что делать? Что ты собираешься предпринять?
— Я прослежу, куда он ездит… — подумав, ответила Мэллори.
— Как?
— Я еще не знаю. Бабушка! Ты ничего не посоветуешь?
Гвенни пожала плечами и отрицательно покачала головой.
— Можно воспользоваться велосипедами, — предложила Мэлли.
— Нет, нет и еще раз нет. Я не езжу на велосипеде, — сказала Мерри. — А ты ездишь, только чтобы показать свое превосходство! Я подарила свой велик Адаму еще в прошлом году. Да и до этого редко на нем каталась.
— Надо придумать, как проследить за Дэвидом. Возможно, это должно быть что-то вроде эстафеты. Только тогда придется рассказать о моих подозрениях кому-то еще. Не знаю… Мама говорит, что где есть воля, там найдутся и средства. Мы должны…
— А ты обещаешь, — перебила ее Мерри, — заткнуться и отцепиться от меня, если выяснится, что Дэвид — сентиментальный молодой человек, который устраивает безобидные розыгрыши?
— А ты обещаешь заткнуться, если мы выясним, что он шизик, который убивает животных и устраивает поджоги?
— По-моему, — вмешалась в разговор Гвенни, — разумнее будет не подымать шума, не посвящать в это посторонних, а потихоньку задавать нужные вопросы нужным людям…
Мэлли нервно вздрогнула.
— Я могу быть… ну… забыла… проницательной… Проницательной и молчаливой. Я это умею. Раньше я вообще предпочитала помалкивать. А теперь только и делаю, что болтаю без умолку.
— Ты растеряна, вот и все, — сказала бабушка. — Когда люди сбиты с толку, они начинают вести себя нехарактерно.
— А я не умею быть молчаливой и проницательной, — призналась Мерри.
Даже Мэллори не смогла сдержать улыбку.
— Зато ты всегда непредсказуема, — сказала она.
Поцеловав бабушку на прощание и уже покидая ее дом, девочки вдруг поняли, что во время всей этой долгой беседы Гвенни не сказала о тревожащей их проблеме и двух слов. При этом ее молчание воспринималось близнецами как согласие на авантюру, которую они уже начали называть между собою операцией «Дэвид».
Сначала они воспринимали свой замысел несерьезно.
Впервые за всю жизнь близнецы не сошлись во мнениях и решили доказать неправоту друг друга.
Пипин не объявлялся. Дни сменялись один за другим, и Санни уже потеряла всякую надежду.
— Надеюсь, он попал в хорошие руки, — сказала она Мэлли, приклеивая фотографию щенка на дверцу своего шкафчика.
Фотографию она украсила желтой ленточкой. Холодный комок тоски свернулся в животе Мэллори. Да, это тот песик, из видения. Она уверена, хотя и видела его нечетко, как бы сквозь дымку. Вместо чувства триумфа над сестрой душу Мэлли переполняло сочувствие. У шкафчика Санди собралась толпа девочек.
Мэллори ущипнула Мерри за локоть и прошептала ей на ухо:
— Ужасно, правда? Все еще думаешь, что у меня богатое воображение?
— Не занудствуй! — в тон ей ответила Мерри и отдернула руку. — Ты делаешь выводы из простого совпадения. Собаки убегают и теряются каждый день. Ну и что? Не драматизируй. Зачем превращать тривиальный случай в преступление века и пытаться обвинить во всех смертных грехах вполне приличного парня?
«Скорее, это твои друзья любят драмы, — скривив губы в насмешливой улыбке, подумала Мэллори, — особенно если они случаются с посторонними».
Прозвонил второй звонок, и все поспешили в классы. Мэлли проводила их взглядом. Подружки Мередит были из тех мягкосердечных девочек, которые наперегонки спешат выразить сочувствие чужому горю: «Мне так жаль, что…» Вспоминая своих умерших котят и щенков, они принимаются плакать горючими слезами, и их, в свою очередь, начинают утешать. Своим поведением они напоминали Тэа, одну из сестер бабушки Гвенни. Та тоже любила посочувствовать чужому горю. Ее муж Генри, бывало, говорил: «Поминки для Тэа — все равно что для других чемпионат по футболу». Она ходила на похороны даже совершенно чужих людей.
После школы Мэлли решила навестить бабушку Гвенни одна, без свидетелей, и поговорить с ней. Вечерняя пробежка по пересеченной местности протяженностью в пять миль оказалась не сахар.
Бабушка была рада видеть внучку, но, к изумлению Мэллори, совсем не удивлена. Приняв душ, девочка переоделась в один из старых спортивных костюмов бабушки.
— Я не хочу ежедневно ссориться с сестрой, — перешла она к делу. — Вначале мы перестали видеть одинаковые сны, а теперь еще вся эта кутерьма с Дэвидом.
— Надо помолиться, — посоветовала Гвенни. — Я считаю, что не стоит беспокоить Бога людскими молитвами, но святые, мне кажется, с удовольствием слушают людей. Они ведь и сами были когда-то людьми. Думаю, святые помнят, что тоже совершали ошибки. Моим покровителем является святой Антоний,[6] патрон тех, кто теряет вещи. Я постоянно что-то теряю. Тебе же, как провидице, надо обращаться за помощью к святой Бригитте Шведской.[7]
Слова бабушки поразили Мэллори.
В отличие от своей сестры Тэа и некоторых других родственников, ревностно исповедовавших католицизм, Гвенни не особенно интересовалась религией. Она любила повторять, что женщины семейства Мессенджер (ее фамилия в девичестве была Мессенджер) — практичные люди, которые умеют натянуть палатку и почистить пойманную ими же рыбу. Тэа, которая была старшей среди четырех сестер и двух братьев, отличалась излишней набожностью, о чем Гвенни не упускала возможности высказаться довольно жестко.
Мэллори закончила зашнуровывать свои кроссовки «Рибок».
— Ну, готова? В путь? — спросила внучку Гвенни.
— Нет.
Бабушка нагнулась и крепко обняла Мэллори.
— Я ни к чему не готова.
— Вот почему я советую тебе молиться. Молись, чтобы тебе открылась истина. Молись.
