Сны - Ольга Богатикова
Он мягко развернул меня к себе, бережно вытер со щёк мокрые соленые дорожки.
— Я жалею не тебя, а себя, — тихо сказал мужчина. — Я давно работаю в больнице и знаю, как важно быть милосердным. Однако сейчас прошу о милосердии тебя. Я не могу остановиться, понимаешь? Мне нужно видеть твои глаза, твою улыбку, чувствовать прикосновение рук. Не прогоняй меня, пожалуйста. Я хочу быть счастливым, Виола. Хотя бы несколько дней, чтобы потом вспоминать их, как самое лучшее, что было в моей жизни.
Я осторожно коснулась его щеки, провела пальцами по линии скул. Виктор перехватил мою руку, прижался губами к запястью. Потом привлек к себе и крепко обнял.
Забавно, но именно так мы провели несколько следующих дней. Утром и вечером Мюррей приходил ко мне в палату — с цветами, журналами, полезными сладостями. Пробежавшись взглядом по заметкам медсестер, внимательно рассматривал что-то в районе моей грудной клетки, после чего усаживал меня к себе на колени и отпускал только тогда, когда приходила пора прощаться.
Я обнимала его за плечи, с наслаждением вдыхала запах кожи и, чувствуя нежную пульсацию сердца, благодарила Бога за свою болезнь. Право, если бы не она, сумели бы мы когда-нибудь встретиться? Смогла бы я почувствовать себя более счастливой, чем сейчас — в его теплых надежных объятиях?
С каждым днем наши свидания случались все чаще. Всякую свободную минутку Мюррей стремился провести со мной а пару раз даже оставался на ночь. Спали мы, правда, раздельно, я — на кровати, а мой возлюбленный — на маленьком узком диванчике в углу.
Глядя на наши восторженные лица, медсестры паллиативного отделения молча поджимали губы и качали головами. Меня их мнение по поводу отношений с Виктором не волновало, зато он, замечая эти ужимки, хмурился и грозился перевести меня из паллиативного отделения в кардиологическое, под собственное наблюдение.
Я в ответ только улыбалась. Тем сильнее было мое удивление, когда в конце второй недели пребывания в медцентре, Мюррей заявил:
— Собирай вещи, Виола. Сегодня ты переезжаешь в другую палату.
— Это в какую же? — удивилась я.
— В очень светлую и удобную. Но — в соседнем отделении.
— В твоем?
— В моем.
— Виктор, это глупо. Неужели ты правда думаешь, что косые взгляды сиделок…
— Их взгляды меня не интересуют. Я должен кое-что тебе показать. Идем, тебе наверняка понравится.
Он привел меня в просторное помещение с белыми стенами, в котором находился прибор, напоминающий тонкий металлический столик с подножкой.
— Становись на эту дощечку, — скомандовал маг.
Я, конечно же, подчинилась.
— Что это такое?
— Визуализатор биополя. Помогает увидеть мельчайшие следы болезни в организме человека. Незаменимая вещь при постановке и подтверждении диагноза. Вот, смотри.
Он сделал пасс рукой, и передо мной появилось квадратное изображение, состоящее из множества разноцветных пятен.
— Это снимок твоего биополя, — пояснил Виктор. — Его сделали двенадцать дней назад, когда ты поступила в наш медцентр. Обрати внимание на сиреневые круги в центре фото. Это остатки колдовства, повредившего сердце. А теперь погляди сюда.
Он сделал еще один пасс, и рядом со мной появился другой разноцветный снимок.
— Так выглядит твоя аура сейчас. Найдешь отличия?
Я внимательно вгляделась в расплывчатые пятна.
— Сиреневых кругов нет, — с некоторым удивлением отметила я.
— Они пропали вчера вечером, — в глазах Виктора сверкали звезды. — И я, и медсестры всю ночь за тобой наблюдали. Тебе больше нечего делать в паллиативном отделении, Виола.
У меня перехватило дыхание.
— Аорта и трехстворчатый клапан полностью восстановлены, — продолжил Виктор. — Дело только за митральным клапаном, но это ерунда, мы с коллегами легко его вылечим. Примерно через месяц тебя можно будет выписывать домой.
Мои ноги дрогнули, и я едва не упала с визуализатора на пол. Мюррей мгновенно подхватил меня на руки.
— Обрати внимание, Виола, — горячо прошептал он мне в ухо, — я согласен выписать тебя исключительно к себе домой.
Я обняла его за шею, заглянула в глаза. Неужели меня помиловали перед самой казнью?..
— Здесь нет никакой ошибки, Виктор? — неуверенно спросила у него. — Все доктора, которые меня смотрели, в один голос говорили, что я скоро умру.
— Так и было, — кивнул мой любимый целитель. — Вихри «Артэ» должны были тебя убить, но почему-то этого не сделали. Более того, их эффект обратился вспять. Я никогда в жизни не видел ничего подобного. Твой случай уникальный, Виола, и им наверняка заинтересуются мои коллеги со всей страны. При условии, что мы кому-нибудь об этом расскажем.
— А может быть, все дело в твоих целебных пирожных?
Он усмехнулся.
— Исключено. Они могли повлиять на общее укрепление организма, но не более того.
— Тогда как же я вылечилась⁈
— Ты еще не вылечилась, — улыбнулся маг. — У нас впереди много работы, моя хорошая. Однако то, что жить будешь долго и счастливо, я тебе гарантирую.
Он перехватил меня поудобнее и понес к выходу.
— Что до твоего чудесного исцеления, то тут у меня есть лишь один вариант.
— Какой же?
— Только не смейся. Много лет назад, когда я был студентом медицинской академии, один из моих преподавателей — почтенный старец с большим жизненным опытом, как-то сказал: на свете есть всего одна сила, перед мощью которой меркнет даже самая сильная магия. Она способна творить чудеса, которые не под силу ни одному чародею.
Виктор остановился у окна, поставил меня на ноги.
— Это любовь, Виола, — серьезно сказал он. — Искренняя, настоящая. И знаешь, теперь я понимаю, что мой старый профессор был прав. Больное сердце можно исцелить только любовью.
МОРЯНА
По мотивам сказки Ивана Панькина «Машенька — ветреные косы»
Судя по всему, эти двое были мужем и женой. Стоило им ступить на палубу «Кельпи», как к их паре оказалось приковано внимание и команды, и остальных пассажиров. Еще бы! Они так разительно отличались друг от друга, что любой, глядя на них, задавался вопросом: как вообще эти люди могут быть вместе?
Он — высокий, худощавый, с белой кожей и платиновыми волосами до плеч. Если бы не сине-зеленые глаза, этого мужчину можно было принять за альбиноса. В его холодном пронзительном взгляде, гордой осанке и всем облике сквозила такая сила и граничащая с высокомерием уверенность, что окружающие отступали с его пути и испытывали невольное желание поклониться.
Она была его полной противоположностью: небольшого
