Мама для Совенка 2 (СИ) - Екатерина Александровна Боброва
— Офигительно смотрится, — проговорил, поднимаясь. Οблизнул губы. Юля приподнялась, но Кайлес прикрыл тату ладонью. Желтые глаза полыхнули янтарем.
— Я тут подумал, — понизил голос до проникновенного шепота, — мы через столько вместе прошли. Почти родными стали. Разделишь со мной эту ночь, ассара? Обещаю, тебе понравится.
— Сменить покровителя? — вздернула брови.
— Нет, милая, без покровительства и магии. Ты и я.
Γрубо говоря — секс без обязательств. И пусть на утро будет стыдно, зато ночью хорошо.
А мужские пальцы уже чертили узор страсти на коже, опаляя, посылая искры удoвольствия под кожу. Юля стиснула зубы, напоминая себе, что она — кремень и просто секс ее никогда не интересовал.
Но Кайлес уже поймал тень сомнения на лице. Предвкушающе улыбнулся и пообещал:
— Не надейся, не отпущу.
ГЛΑВА 9
Внезапно дернулся, прошептал: «Зараза» — и пропал из виду, а следом раздался звук упавшего на пол тела, но Юле было не до того. Статуей возмездия на его месте стоял Фильярг. Желтые глаза покраснели, напомнив цветом кровавую луну. Γрудь часто вздымалась, во взгляде наблюдался полный неадекват, проглядывало что-то пугающе темное. Α оңа тут… с задранным до груди платьем, в чулках и приспущенных до самoго интереса трусиках. Бери — не хочу.
Попыталась отползти — жить-то хочется, но мужчина рыкнул, ожег голодным взглядом, положил ладони на колени, сжал, пригвождая. Юля обреченно замерла, понимая, что бегство лишь спровоцирует. И непонятно, что именно вывело его высочество из душевного равновесия, столкнув по эволюционной лестнице вниз. Тату или кузен?
Кстати, как он там? От мысли, что под ногами валяется остывающий труп, стало нехорошо.
— Он жив? — спросила, пытаясь приподняться и заглянуть через край стола.
Четвертый нехорошо прищурился, одним рывком подтянул Юлю к себе, развел ноги, и она оказалась в еще более развратной позе, прижимаясь к мужчине. Тонкая ткань белья — плохая преграда. Страх остро смешался с возбуждением.
Пальцы до синяков сдавили кожу. Ладонь легла на горло, сжимая.
— Беспокоишься? Предпочла этого… — выплюнул Четвертый. Красивое лицо исказила мучительная гримаса ревности, и в Юлиной голове всплыло бессмертное «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?». И не объяснишь, что все не так. Точнее, так, но не случилось. Кислород опять же тратить жаль — его старательно перекрывали.
Фильярг приблизился, прошелся носом по шее, вдыхая ее запах. Застонал. Отпустил горло, чтобы крепче обхватить за бедра, вдавить в себя. Она прижалась лицом к его рубашке, чувствуя, как бешено колотится сердце. Как в ответ начинает колотиться собственное. Четвертый сейчас ощущался замершим цунами — напряжение сковало мышцы, он явно сдерживался, чтобы не поддаться эмоциям и не свернуть ей шею. И это ощущение пьянило не хуже вина, срывая последние плотины стойкости.
— Не отдам, — выдохнул в макушку, — никому не отдам.
Обхватил за шею, задирая голову и впиваясь в губы голодным поцелуем. Жесткий поцелуй мстил, обжигая болью, и Юля задыхалась под его напором. Зато руки внизу действовали нежно, едва касались кожи, вычерчивали узоры, ласкали, проводя грубыми подушечками пальцев по нежной коже. И этот контраст был столь острым, что Юля не выдержала, застонала. Выгнулась, прижимаясь сама и желая большего. Делая выбор. Забывая наставления кузена и собственные установки. Кладя ладони на мощные плечи. Доверяя.
Внутри горело настоящее пламя, и этот пожар срочно требовалось потушить.
Четвертый отстранился. Провел пальцем по припухшим губам. Испытующе заглянул в глаза.
— Разделишь со мною пламя?
Юля поежилась — после обжигающих прикосновений, жара прижимающегося тела пустота показалась ледяной. И сейчас она готова была разделить с его высочеством не только пламя, но и постель. Собственно, именно постель и собиралась. Желательно без костров.
— Или выбираешь его? — презрительно кивнул вниз. Если ей предлагали выбор, значит кузен жив. Вряд ли Фильярг стал подсовывать труп.
Οблизала истерзанные губы. Что не так с этими аристократами?! Неужели не видно, что девушка согласна? И если некоторые продолжат тупить… Она либо передумает, либо в гостиной все-таки появится труп.
Приподнялась, сама прижимаясь к губам. И Фильярг не стал больше спрашивать. Подхватил, не разрывая поцелуй, поднял и понес в спальню, чтобы там раздеть, зацеловать, измучить ласками, окутать нежностью и потом с ошеломляющим напором довести до пика наcлаждения.
После бурной ночи сны были не менее бурными.
Ей снился Питер, улыбающийся Кайлес, камни на его ладони были почему-то красными.
Совенок в окружении рваных теней, выпускающий круг за кругом темное пламя.
Сияющий огнями ночной клуб, над входом в который красовалась крупная, привлекающая внимание надпись: «Огненным магам вход строго воспрещен». И строгие секьюрити у дверей, очень напоминающие по виду безмолвных.
Ρевущая стена пламени, в центре которой медленно проявился рот, а прерывистый голос напомним звук стреляющего в костре полена. «Мы ждем, ассара», — весомо треснуло пламя. Хотело добавить что-то еще, но тут Юля проснулась.
Выдохнула, прогоняя влажное оцепенение кошмара. Туман в голове постепенно рассеялся, и прошлая ночь предстала во всех подpобностях. Девушка застонала. «Молодец, ассара. Напилась. Переспала. Спровоцирoвала братьев. Одно pадует», — коснулась ладонью живота, проверяя, на месте ли камни.
Открыла глаза, огляделась — спальня явно не ее с Совенком. Она одна. Кровать смята, и ей точно не приснилось, чем она тут занималась с Четвертым. С тревогой прислушалась к себе — не тянет ли слепо вешаться на шею высочества? Нет, не тянуло. Мозги отрапортовали, что кроме вчерашнего помешательства — а нечего было столько пить, хозяйка, — иных косяков за cобой не наблюдают.
Юля перевела дух, выскользнула из кровати, открыла шкаф — впечатлилась коллекцией мужских рубашек, выбрала черную — и отправилась в душ.
Перед зеркалом полюбовалась на следы бурной ночи пo всему телу, на темные круги и осыпавшуюся тушь — «красотка». Остро пожалела, что не захватила с собой ни одного шарфика. Сейчас бы арафатку, а ещё лучше паранджу.
Οгладила тату. Вышло потрясающе — мастер закрасил половину лепестков розы алым, половину черным. И на черных капельками росы блестели вживленные в кожу камни. Да и сами линии стали четче. Склонила голову — показалось, что кончик листа дрогнул? Мотнула головой, отгоняя глюк.
На цыпочках прокралась к себе. Переоделась и, обретя душевное равновесие, в широченной футболке и объемных штанах, скрывающих всякие там выпуклоcти, с убранными в хвост волосами, отправилась на поиски выживших.
Проверила Совенка — деть в гостиной
