Там, где цветёт папоротник - Лена Бутусова
При виде колдовского клинка Змей Горыныч заревел страшным голосом, так что земля под ногами задрожала, и плюнул огнем прямо в Маруна – со всех трех голов.
Любомира даже испугаться не успела, охотник прикрыл ее собой, а сам выставил вперед меч. И змеиное пламя, точно ударившись о невидимую стену, тремя речками обтекло их с обеих сторон и над головою. Казалось, Змей замешкался, увидев это, а Марун, напротив, чувствуя свою силу, шагнул вперед, занес клинок для удара:
– Ты как гостей встречаешь, морда змеиная? – просил громко и с вызовом.
– Какие же вы гости? – внезапно пришел ответ. Горыныч говорил грубым голосом, почти рычал, понять его было непросто, но возможно. – В гости с зачарованным оружием не ходят.
– А это на случай слишком горячего приема, – Марун не сдавался.
Собравшись с духом, Любомира отодвинула Маруна в сторону и сама вышла вперед:
– А мы не в гости, мы к себе домой, – ведьмочка вздернула подбородок повыше, чтоб было не так страшно глядеть на чудище. – У меня родня по ту сторону моста.
– У всех родня по ту сторону моста, – Змей усмехнулся зловеще. – Нет живым ходу на Калинов мост!
– Ты что же не помнишь меня, Змеюшка? – Любомира начала ластиться, сама от себя не ожидая такого изворота. Марун только удивленно на нее покосился, но, как водится, промолчал. – Я ж Ягинина внучка, Любомира. Ну, посмотри на меня попристальнее.
И Змей посмотрел. Он вытянул шеи, приблизив все три головы к лицу Любомиры. Ее обдало жаром из его глоток, в нее впились взглядами три пары ярко-зеленых глаз. И так ей показалось это неуютно, так боязно, что захотелось бежать прочь без оглядки. Вот только ноги ведьмочки словно вросли в землю, руки повисли плетьми – не могла она ни отвернуться, ни броситься наутек. Так и стояла под взглядом Змея Горыныча, точно кукла, совершенно нагая и беспомощная.
– Кончай девицу пугать, – Марун видел, каково было Любомире, и тут же шагнул на помощь с занесенным мечом.
– А тебя, оборотник, вообще никто не спрашивает. Я с сестрицей разговариваю, а ты стой в сторонке, да помалкивай, – одна из голов Змея ответила Маруну в то время как остальные две продолжали изучать ведьмочку.
– Неужто ты тоже мне родственничек? – ведьмочка спросила с вызовом, собрав всю свою храбрость.
– Можно и так сказать. Внучатый племянник жены деверя сестры твоей бабки. Все мы здесь друг другу родственнички, – Змей усмехнулся всеми тремя своими чудовищными пастями и отвернулся.
А у Любомиры из-под ног словно выдернули опору, она обмякла и упала бы, если бы Марун ее не поймал.
– Чего забыла в Нави… сестрица? – Змей отступил на шаг и опустился на брюхо. Огнем он больше не плевался, но и пропускать путников на мост тоже не торопился.
– Скажи… братец, – ведьмочка снова шагнула ближе к Змею. Она все никак не могла выбрать, с которой из его голов разговаривать, и потому переводила взгляд с одной на другую, – цветет ли еще в вашем царстве папоротник?
– Ну, цветет, – сам Змей прекрасно знал, как обращаться со своими тремя головами: одна из них зорко следила за охотником, вторая беспечно ловила пролетающих мимо мостка мошек, а третья говорила с ведьмочкой. – Он у нас всегда цветет, круглый год.
Любомира облегченно выдохнула:
– Вот, и славно. Мне бы один цветочек его раздобыть. Всего один, больше не нужно, – ведьмочка просительно сложила ладони перед грудью.
– А зачем тебе цветок папоротника? – Горыныч подозрительно прищурился. – Для него, что ли? – покосился на Маруна, и тот только стиснул зубы и крепче перехватил меч-кладенец.
– А хоть бы и для него, – Любомира засмущалась, опустив глаза.
– Поможет ли? – одна из голов снова приблизилась к девушке.
– Яга сказала, что поможет, – Любомира старательно отворачивалась, но, в конце концов, не выдержала и посмотрела прямо в глаза крылатого Змея. И на миг утонула в двух зеленых омутах.
– На нем очень сильное проклятие лежит, – вторая голова внимательно оглядывала Маруна со всех сторон, а охотник только медленно поворачивался так, чтобы меч-кладенец всегда был между ним и Змеем.
– Баба сказала об этом, – Любомира кивнула. – Кто ж такой его оговорил? Не ты ли случаем? – с подозрением прищурилась, глядя в лукавые глаза Змея.
А в ответ Горыныч рассмеялся – громоподобным гулким смехом, точно гроза прогромыхала за лесом.
– Я? Да, сам себя он оговорил!
Повисло молчание, а затем Любомира медленно обернулась на Маруна:
– Правда, что ли?
Тот кивнул:
– Правда.
А Змей продолжал:
– Сам проклятие берендеево на себя наложил да в шкуру медвежью влез. В сердцах, видать, говорил, раз до сих пор ее носит. Ну что, все еще хочешь ему помогать? Цветок папоротника добывать ради того, кто сам себе не мил? – вытянув одну из шей, Змей прошипел в самое ухо Любомиры, а она даже не отстранилась, пораженная открывшейся правдой.
Девушка скрипнула зубами, посмотрела на охотника и решительно кивнула:
– Хочу. Пусть себе не мил, зато мне мил.
Услышав эти слова, Марун обернулся, но Любомира уже отвернулась обратно к Змею:
– Пропустишь, Змеюшка? – она снова взглянула в его зеленые глаза-омуты. И хоть голова ее кружилась, и несло ее по волнам чародейским, Любомира улыбнулась, как могла, ласково, – Мне только туда и обратно. Один цветочек сорву и сразу назад.
– Одна пойдешь? – Змей продолжал околдовывать Любомиру, упиваясь своей властью.
– Одна не пойдет, – Марун шагнул было ближе к девушке, но Змей зашипел на него, отгоняя прочь:
– Опять ты лезешь, куда не просят. Чай тебя не спрашивают.
Любомира покосилась на охотника, силясь разглядеть его сквозь дурноту:
– А вдвоем нас пустишь?
– Нет людям ходу на Калинов мост! – Горыныч проревел устрашающе, подняв к небу все три свои головы. – Кто на ту сторону переберется, навсегда там и останется.
– Так я же не человек, а берендей-оборотник. Вон, какое проклятие наслать сумел, а значит, я колдун, и могу свободно на ту сторону идти, – Марун проговорил, внимательно следя за откликом Змея.
А Змей, казалось, растерялся. Опустил все три головы, глядя сам на себя с одной головы на другую, словно
