Тайны Поместья Торн - Маргарет Роджерсон
— Обязательства, — неуверенно повторил Феликс. Элизабет не винила его за то, что он выглядел так, будто задавался вопросом, понимает ли Натаниэль значение этого слова или просто выбрал его наугад, словно вытащил из шляпы.
Натаниэль протянул руку, чтобы похлопать его по плечу.
— Должен сообщить тебе, — серьезно произнес он, — что я больше не холостяк.
Плечи Феликса поникли и поникли. Она почувствовала укол сочувствия.
— Значит, у нас нет никакой надежды?
Натаниэль только открыл рот, чтобы ответить, как по полу пробежала вибрация. Группа пустых стаканов, брошенных на поднос неподалеку, угрожающе зазвенела, словно в преддверии землетрясения. В оркестре зазвучала диссонирующая нота; по бальному залу прокатилось несколько растерянных ропотов, вызванных зловещими толчками в особняке.
— Боюсь, что нет, — сказал Натаниэль с затравленным видом. — Правда в том, что я обручен.
Особняк затих. Все разговоры поблизости разом прекратились.
— Что? — сказал Феликс.
— Что? — сказала Элизабет, вставая из-за горшка с растением.
Натаниэль бросил на нее отчаянный взгляд. Она увидела, как он пробормотал несколько слов под нос — какое-то заклинание — и почувствовала, как что-то прохладное обхватило безымянный палец ее левой руки, на котором вдруг появилось кольцо — очевидно, семейная реликвия Торнов — из серебра с огромным изумрудным камнем. После вспышки заикающегося ужаса ее охватила необыкновенная радость, словно она только что сорвалась с обрыва и обнаружила, что может летать.
— Точно. Я забыла. — Ухмыляясь, она подняла руку. — Мы помолвлены.
ЭПИЛОГ
ПОКА ГОСТИ танцевали, Сайлас спустился во мрак подвала поместья Торн. Он приветствовал запахи сырого камня и плесени, как улучшение по сравнению с миазмами безвкусных духов, наполнявших воздух наверху. Ему казалось, что с каждым десятилетием человеческая мода становится все более вульгарной; теперь дамы покупали дешевые платья и перчатки в новом универмаге на Лестничной Авеню, который, к его ужасу, демонстрировал все признаки будущего. Он сожалел о своем бессмертии, поскольку оно гарантировало, что он доживет до еще более ужасных преступлений.
Он миновал бочки и винные стеллажи, направляясь к маленькой искривленной двери, вделанной в камень, которая вела в подземелье по штопорообразной лестнице. Глубоко под особняком палаты гудели, словно жизненная сила впавшего в спячку дракона. Сайлас знал, что если приложить руку к стене, то в месте прилегания к камням можно почувствовать слабую вибрацию. Он воздержался, не желая пачкать еще одну пару перчаток.
На позапрошлой неделе он нашел достаточно простое дело — пробудить магию Клотильды Торн от спячки, и был рад, что его усилия принесли ожидаемые результаты. Если бы не вмешательство мастера Торна, дело заглохло бы на годы, а Сайласу не терпелось спланировать свадьбу. Более того, он уже выбрал цветы.
Обладая демоническим зрением, он без труда разглядел окружающую обстановку в беспросветном подземелье: приземистые колонны, сырые камеры с прогнившими дверями, покрытую копотью каменную кладку над пустыми ржавыми бра. Это место столетиями не использовалось никем, кроме него. Приятный оттенок смерти все еще витал в его пределах, свежий в ближайшей камере, хотя тело, занимавшее ее, теперь покоилось в иле Пламенеющей реки, а его карманы были усеяны камнями.
Господин Торн и Госпожа Скривнер не знали, что в ту ночь, когда на них напали чары, он привел сюда наемника Эшкрофта для допроса и только после этого избавился от него. Это не была быстрая, чистая, спонтанная смерть, как они себе представляли. Сайлас был основателен.
Он не жалел о том, что пошел на хитрость. Как бы он ни воздерживался от демонических пороков, это был не первый и не последний человек, которого он убивал на службе у хозяина и хозяйки, и их совесть не могла помешать ему. Особенно Госпожа Скривнер, чья праведная душа пылала в ее смертном теле, как корона священного огня; душа, чью силу он вкусил и без которой не выжил бы.
На полпути через подземелье он остановился, вспомнив запах, который витал вокруг нее после возвращения. Хотя он не посещал оперу уже много лет, он не мог ошибиться. Она была в Королевском Театре. Он постарается изобразить удивление, когда она вручит ему билеты, и это будет нетрудно, поскольку он действительно был глубоко тронут.
Его цель находилась в дальнем конце подземелья, начертанная на камнях самой большой камеры, которая в древности была оборудована железными решетками. Проржавевшие почти до нуля, они торчали из пола и потолка, словно огрызки почерневших зубов. Он перешагнул через них и осмотрел пентаграмму с древними пятнами крови и грязными лужами воска, куда его вызывали снова и снова, обеспечивая сотни лет жизни от бесконечной череды Торнов.
Как же все изменилось. Тогда, на пике своего могущества, он не замечал холода.
Повертев в руках сверток, он снял перчатки и уколол палец когтем.
Он обдумывал множество способов избавиться от халата Клотильды Торн. Он думал о пожаре, о том, чтобы запереть его в железном сундуке и бросить в море, о том, чтобы бросить в пустыне на растерзание зверям. В конце концов он остановился на судьбе, которая показалась ему удовлетворительной.
Когда он наклонился, чтобы прижать бусинку крови на пальце к вырезанной пентаграмме, в бальном зале наверху раздался отдаленный возглас. Услышав его, он улыбнулся.
Затем он произнес имя, которое заставило камни замолчать. Если бы здесь присутствовал смертный, этот звук стал бы последним, что он когда-либо слышал, ибо он вырвал бы воздух из его легких и остановил кровь в его жилах. Сложив руки за спиной, он наблюдал, как пентаграмма исчезает, сменяясь ямой, уходящей в бездонную темноту.
Внутри бездны чешуя влажно скрежетала по камню. Огромная пара опаловых глаз светилась трупным светом, освещая груды черных сверкающих катушек. Шипящий голос доносился из теней, словно приливная вода, кипящая на расколотых костях:
— Я Великий Пожиратель, Пожиратель Тысячи Армий. Когда мир был новым, я глотал бури и пил море. Кто осмелится пробудить меня от дремоты?
Сайлас перегнулся через край.
Катушки вздрогнули от удивления.
— Силариатас? Зачем ты вызвал меня?
— Для обычной цели. Я хочу избавиться от кое-чего. — Он поднял халат Клотильды.
Наступило долгое молчание.
— Это человеческая одежда? — спросил Великий Пожиратель.
— Боюсь, что так и было задумано, — ответил Сайлас.
— Я не хочу ее есть.
— Ты Великий Пожиратель. Твое предназначение — поглощать все, что попадается на твоем пути.
— И все же, — засомневался змей, устремив взгляд на оборку из изъеденного молью кружева.
Носок сапога Сайласа слегка сдвинулся к краю пентаграммы. Пожиратель содрогнулся.
— Ты выглядишь ужасно, Силариатас, —
