Экзорцист. Утроба Ведьмы - Джулия Тард
Через черную ширму она видела, как медные волны неспешно обтекали его по волосам и плечам, всего на мгновение, блеснув в поднявшихся пылинках. Этот момент показался Марии каким-то трогательно-романтичным, очень спокойным и на удивление красивым. Испытав пробежавшую по телу дрожь, она не могла пошевелиться. Не могла и не хотела…
Тонкий аромат ладана и елея…
Приглушенные звуки шагов…
Глаза сами закрылись, отвлекаясь от всего лишнего. Только этот церковный запах, в котором медленно сплелись тонкий аромат воска, тёплой сырости, хлеба и пропитанной дымом ткани…
Какие-то мелодичные шорохи…
Еле слышные слова:
— Господь, пастырь мой…
Какая красивая молитва. Самая любимая из всех. В её словах и строках для Марии всегда было нечто удивительно волшебное…
Очень трогательное и сладкое…
«Михаэль, любимый, как же мне сейчас больно… Как одиноко без тебя…»
— Как же я по тебе скучала! — не успела Мария войти в спальню, как Аврора бросилась к ней, заключая в объятья. Глотая текущие по лицу слёзы, Аврора всё сильней и сильней вжималась ей в грудь, лишая возможности дышать. — Как сильно переживала… Не знала где ты… Что с тобой… — ни как не могла успокоиться, начиная говорить невпопад.
— Прости меня, милая. Я не хотела, что бы ты обо мне переживала, — обняла её Мария, прижимаясь губами к подрагивающему темени.
— Ты остаёшься? Остаёшься с нами? — посмотрела на неё заплаканными глазами.
— Ненадолго, — виновато съежилась, прекрасно понимая, что это совсем не то, чего бы ей хотелось услышать. — Я не могу задерживаться.
— Понимаю… — снова задрожали её влажные от слёз губы.
— Что-то случилось? Это из-за Филиппа?
— Н-нет. Он хороший. Никогда меня не обижает. П-просто… — шмыгнула Аврора носом, вытирая мокрые щеки тыльной стороной ладони. — Этот город… Он такой большой… Такой жуткий…
Ничего не говоря, Мария увлекла её за собой к кровати и Аврора тут же уложила её голову на колени, словно кошка.
Гладя её по голове, Мария, ничего не говорила, словно зная, что ей не нужны слова. Только её забота, покой и ласка. Только простая человеческая близость, которой ей так не хватало.
Остаток дня Мария провела с компании Филиппа. Ей было приятно с ним говорить. Слушать, как они жили всё это время без неё. Рассказывать, как она жила без них.
Забрав из церковной конюшни Рэйвена, Мария ни без облегчения поняла, кто конь продолжает её слушать. Потерять ещё и его…
Наконец-то сумев выспаться, впервые с момента прибытия в Париж, она снова вышла на задний двор, начиная тренировку.
— А я и не знала, что ты управляешься с клинками, — послышался у неё за спиной голос Авроры, заставляя обернуться.
Приятно улыбаясь, она держала корзину с принесённым завтраком.
— И не могла, — смахнула Мария пот со лба. — Я раньше никогда ими не управляла. А почему ты одна? Где Филипп? Он что тебя сюда одну отпустил?
— Не переживай. Просто его отвлекли пока мы сюда шли. Скоро подойдёт.
— Хорошо. Не хватало ещё тебе в такое время одной по городу бродить. Михаэль три шкуры бы с меня содрал, если бы с тобой что-нибудь случилось!
— Как же мне его не хватает… — печально улыбнулась Аврора. — Знаю, что давно уже должна была привыкнуть жить без него, но… Это всё слишком сложно… Без него всё не такое, каким было. И солнце, и небо, и даже воздух… Я всегда виделась с ним не дольше трёх дней, но стоило ему уйти, как жизнь тут же превращалась в чёрствый кусок хлеба. Так что мне даже представить сложно каково тебе.
— Больно, — сжалась Мария, потирая плечо. — И эту боль невозможно сравнить ни с одной из тех, которые я испытывала прежде. Даже жить не хочется. Поверить не могу, что смогла пережить смерть всей своей семьи и сломалась, потеряв его.
— Поэтому ты так изнуряешь себя?
— Так я себя успокаиваю. Просто выбрасываю все мысли из головы и становится легче.
— Знаешь Мария, я, конечно, люблю тебя, но порой ты мелишь такую чушь, что её и на голову натянуть сложно, — раздражённо фыркнула Аврора, недовольно качая головой.
— Ну, для таких случаев у меня всегда будешь ты. Верно?
— Боюсь, моего здравомыслия на нас двоих не хватит. Ведь один только Господь знает, что за чудеса творятся в твоей милой голове.
— Ну да, — наивно пожала плечами. — Только Господь и Михаэль.
— Ты что с ума сошла! — закричал появившийся во дворе Филипп, заставляя их испуганно дернуться.
Он смотрел на Марию такими ошеломлёнными глазами, что она уже решила — всему виной её слова о Господе и Михаэле, но, слава Богу, он этого не слышал
— Немедленно оденься! На улице мороз, а ты мало того что раздетая, так ещё и мокрая!
— Я…
— Ты сейчас же зайдёшь в комнату, снимешь с себя мокрые вещи и, как следует, согреешься! — поддерживая за спину, Филипп практически затолкал Марию в гостиницу. — Я распоряжусь, что бы для тебя нагрели воду.
— Твоя опека сродни паранойи, — недовольно фыркнула, направляясь через таверну к ступеням.
— А твоя беззаботность сродни безумия! — не унимался кюре. — К тому же, любой не бесчувственный человек обратит на это внимание. Наверняка же Аврора тоже тебе замечание сделала.
— К вашему удивлению нет, — беззаботно пожала Аврора плечами. — Я знала, что Мария слишком упёрта, как что даже пытаться не стала.
Когда Аврора обратилась к Филиппу на «вы», Мария сначала не обратила на это особого внимания, но когда это повторилось, откровенно задумалась.
С одной стороны в этом не было ничего необычного, и даже наоборот — правильно, слишком правильно. Ведь её он просто таки умолял обращаться на «ты», а тут… До этого момента Мария считала это проявлением дружественного тона, но тогда почему же Аврора, проведя с ним столько времени, не имеет такого права?
Искупавшись, она снова получила возможность побыть в одиночестве. Какое-то странное чувство застоя угнетало её, давило на грудь и голову. Как и прежде захотелось спать. Не отдавая себе отчёта, Мария начала тихонечко засыпать, постепенно сползая по стенке бадьи, пока не ушла с головой под воду…
— Я тебе чистые вещи принесла, — вошла Аврора. — Надеюсь, ты не против того, что они Филиппа?
Ответа не последовало. Положив одежду на табурет, она подошла к бадье, смотря на погруженную под воду Марию.
Сквозь мутную воду отчётливо просматривался обнажённый силуэт. Руки обвивали светлое тело, а тёмные волосы
