Сельскохозяйственная история попаданки (СИ) - Хайд Хелена

Интересно, а не поэтому ли в результате в тело Хлои притянулась моя душа? Возможно, нечто подобное тоже было заложено в заклятие, которое она сплела, исполняя желание шантажировавшего ее Марка?

Если все так, если я в самом деле делаю верные выводы… то, получается, мой покойный муженек — еще большая мразь, чем я даже изначально представляла! Да уж, а я еще на бывшего мужа из родного мира жаловалась… как оказалось, нет пределов «совершенству»!

Медленно выдохнув, я снова зарылась в книги. И вскоре нашла еще кое-что интересное: в Иолии паучья лилия, среди ее множества значений, так же считалась цветком кицунэ из-за символизма, связанного с этим цветком. В той далекой стране паучьими лилиями, чьи луковицы были ядовиты, засеивали кладбища, чтобы отогнать от них грызунов, а также на полях сражений, где было пролито много крови, дабы барсуки и лисицы не разрывали неглубокие могилы. Соответственно, алая паучья лилия получила в народе дурную славу и ассоциации с потусторонним миром.

Когда я закончила перелистывать последнюю из отобранных книг, за окном уже начало темнеть, а моя голова гудела от полученной информации, словно пчелиный улей. И в этой голове все навязчивее звучал вопрос: «Так каким образом все-таки девятихвостая кицунэ из Иолии, прожившая не менее тысячи лет, могла оказаться здесь, в королевстве на другом конце мира?»

Теряясь в догадках и самых безумных теориях, я сдала книги, снова ощутив на себе презрительный взгляд библиотекарши, и быстрым шагом вышла из старого здания, к своему велосипеду.

Похоже, в городке как раз начинался час пик. Спеша с работы домой, люди высыпались на центральные городские улочки. Где, конечно же, особенно активизировались разнообразные магазинчики, увеселительные заведения или просто торговые лотки, предлагающие прохожим чем-нибудь перекусить на ходу. Конечно, городишко этот был совсем небольшим, и жителей в нем обитало намного меньше, чем в моем городе из родного мира, и уж тем более — в крупных мегаполисах. Тем не менее это вечернее оживление все равно ощущалось. И после длительного пребывания на ферме, вдалеке от города, где рядом, кроме соседей, были только несколько наемных рабочих во время посевной, эта милая живенькая атмосфера казалась особенно приятной.

— Эй-эй, смотри! А это часом не… — услышала я и, инстинктивно повернув голову на источник, увидела двух пожилых женщин, одна из которых указывала на меня взглядом, и чуть ли не тыкала пальцем.

— Да, точно, она! Вот же человек без стыда… — выдохнула другая, как вдруг, заметив, что я на них смотрю, моментально замолчала.

— Эм-м-м… в чем проблема? — напряженно протянула я и, катя велосипед рядом с собой, подошла к ним.

— Как есть бесстыжая! — уже открыто и довольно громко фыркнула первая, вероятно, решив перейти в наступление. Тем временем вторая, видимо, вдохновленная ее примером, и на себя напустила борзого виду.

— Во-во, постыдилась бы! — заявила она, привлекая к нам внимание всей площади… что лично мне, если честно, не очень понравилось. Особенно с поправкой на то, что в городках вроде этого чуть ли не все жители друг друга знали если не лично, то, по крайней мере, о тех персонах, что больше всех на слуху. И увы, но в силу определенных обстоятельств я была в этом самом списке людей, о которых наслышана вся округа!

— Может, хотя бы, потрудитесь объясниться, чего и по какой причине я должна была бы стыдиться? — напряженно протянула я предельно вежливым тоном.

— Как же, теперь под дуру косить будет! — фыркнула первая, уперев руки в боки. — Значит, как наша безутешная вдова скрашивает свой траур интрижками — в порядке вещей. А как ей говорят, что прыгать в койку другого мужика, когда твоего мужа в могиле еще черви не доели — это бесстыдство, так мы сразу возмущаемся!

— Что вы вообще несете? Какие еще «койки другого мужика»? — возмутилась я, выпучив глаза.

— Ой, вот только не изображай тут невинность, — тявкнула вторая, продолжая привлекать внимание прохожих. — Уже весь город в курсе, что у тебя интрижка с твоим новым соседом! Милдрет Морстоун своими глазами видела, как вы вечерком в саду засасывались!

И тут меня прошиб холодный пот. Вот же старая сволочь! Оказывается, она мало того что в свои-то годы НАСТОЛЬКО глазастая, что сумела разглядеть нас поздним вечером с из окон своего дома (она, что ли, с биноклем там за мной следила?). Так еще и язык у нее настолько длинный и быстрый, что она уже успела разнести об этом на весь город? Причем приправив единственный увиденный ею факт одного поцелуя такими бурными фантазиями, будто узрела там целую оргию со стаей диких животных! И теперь…

Теперь мне становились понятны все те косые, презрительные взгляды, которые я замечала на себе сегодня, выбравшись в город.

Так вот оно, значит, как. Не сумев выжить меня своим предложением выкупить мою ферму за гроши, которых едва хватало, чтобы покрыть долги, она решила скрасить ожидание зимы (когда меня, согласно ее надеждам, должны запереть в долговую тюрьму) тем, чтобы смешать меня с грязью? Сделать так, чтобы весь город в мою сторону плевался, и даже те, кто ранее испытывал ко мне сочувствие, лишь презрительно морщились?

Вот же старая гадина! Зря, ой зря я расслабилась, не видя ее долгое время вместе с той бешеной псиной! А она, оказывается, не просто всегда была рядом, но еще и оставалась начеку, все это время только и выискивая повода подпортить мне жизнь. Я же взяла и потеряла бдительность, позволила себе так по-глупому подарить ей повод для торжества…

— Как таких, как ты, вообще земля носит? — громогласно продолжала первая тетка, приковавшая к себе внимание уже целой толпы. — Неужели вот нисколечко внутри ничего не дергается, когда ведешь себя так? Небось мечтала, на какого еще мужика можно было бы наброситься, еще до похорон! А напоказ перед всем городом такое горе изображала, когда гроб с мистером Веллером на кладбище несли. Хотя я начала что-то подозревать, когда ты уже через три недели после его смерти и перестала на то кладбище ходить — своими делами занялась. Ну конечно, как раз примерно тогда новая цель на горизонте появилась, чего ж прошлого мужчину вспоминать? Это ведь для порядочных вдов — по мужу скорбеть, а не для каких-то дешевых…

— Как занимательно, — внезапно прозвучал громкий, холодный мужской голос, твердых ноток которого оказалось достаточно, чтобы тетка, проглотив язык, уставилась на Рея, внезапно появившегося из толпы. — Так значит, к ее покойному супругу, который, как я успел разузнать, долгие месяцы перед своей смертью не вылезал из запоев, открыто изменял своей жене, унижал ее и в результате оставил огромнейшие долги… к нему у вас, как я понимаю, претензий нет? Только к Хлое, верно?

Повисла гробовая тишина. Вся толпа, успешно собранная посреди площади возмущенной теткой, молча стояла на месте, не сводя глаз то с меня, то с моего внезапно появившегося соседа.

— Интересно, а до того, как мистер Веллер свел счеты со своей не самой добропорядочной жизнью… — продолжал мужчина, глядя на теток с ледяным гневом. — Все те месяцы, что он дебоширил по кабакам, соря взятыми у ростовщиков деньгами, чтоб задаривать подарками ветреных девиц и угощать вином всех своих собутыльников… Вы ведь наверняка перемывали ему все косточки. Обсуждали, какой он такой-сякой, как ужасно, что рядом с вами такой мерзкий человек живет, и какая дура набитая его жена, раз до сих пор терпит все это вместо того, чтоб уйти от него. Причем неважно, что уходить-то ей было некуда, и у себя ее вы бы не поселили — кому же она нужна? Тем более что вдруг ее буйный муж-алкоголик потом за ней к вам в гости придет и погром устроит? Но вот все равно она была «дура, раз не уходила даже босиком на мороз». Я угадал? Вы ведь об этом сплетничали, пока Марка Веллера не нашли утопленным? — строго выпалил он, прожигая взглядом толпу, в которой каждый поторопился спрятать взор.

Прохожие оцепенели. А Рей продолжал:

— Только вот едва мистер Веллер умер, то, видимо, внезапно стал прекрасным человеком, образцовым мужем, идеальным соседом и вообще святым, раз из памяти его вдовы должны были моментально испариться все пережитые по его вине унижения и издевательства. А браслет должника она и вовсе, наверное, обязана была воспринимать как благодать, ведь эти долги — последнее, что осталось ей от покойного супруга. И садясь в долговую тюрьму, она обязана была испытывать благодарность к этому широкой души человеку, что до конца ее дней оставил для нее такую ПАМЯТЬ. Поэтому, как я понимаю вашу логику, теперь Хлое следовало уйти в монастырь и до глубокой старости носить траур по такому расчудеснейшему мужу, и даже спустя годы не думать о том, чтобы хоть краем глаза на какого-нибудь другого мужчину посмотреть. Ведь, чтоб вас всех, она была ТАК СЧАСТЛИВА в этом браке с этим СВЯТЫМ ЧЕЛОВЕКОМ! Разве живя в ТАКОМ ЗЕМНОМ РАЮ, можно вообще хоть немного желать встретить кого-нибудь другого? Того, кто будет ценить тебя и заботиться, а не относиться к тебе, как к тряпке, о которую можно вытирать ноги, потому что уверен: этой женщине от тебя некуда деваться. В самом деле, И КАК ОНА ПОСМЕЛА принять чьи-то ухаживания, а?