Сводный Альфа - Марго Лаванда
Я нисколько не солгала, ноги гудят, и в платье я устала, непривычно, смущает декольте… Нет, я не жалею, мне самой хотелось хотя бы на один вечер измениться, стать другой женщиной: утонченной, очаровательной, гламурной, а не той запутавшейся во лжи и притворстве простушкой, которой была на самом деле.
Почему Кел не оставит меня в покое? Вдруг догадался о моих чувствах и теперь играет, как кошка с мышью? Мне этого не вынести!
Стою, боясь пошевелиться, а его пальцы по-прежнему сжимают мои руки.
– Хватит сопротивляться, малышка, – голос Кела звучит устало.
– Не понимаю, о чем ты. Я не хочу никакого массажа, ясно?
– Тогда мы просто поговорим минутку. Я пытался сделать это на протяжении всего вечера. Но ты меня избегала с завидным упорством. Почему?
– Может, потому, что мне неприятна твоя компания?
– Возможно, – кивает Кел, соглашаясь. Теперь на его лице написана грусть, и мне становится не по себе. Мои чувства – только моя проблема. Но мы родственники и, наверное, не стоит быть совсем уж хамкой…
– Мы будем жить в одном доме… Какое-то время. Поэтому лучше разобраться на берегу в проблемах. Если я тебе так сильно неприятен, что и слушать не хочешь, может, пока не поздно, скажем родителям об этом? Предупредим, чтобы искали тебе другую няньку?
– Я взрослая! Мне не нужна нянька! Через два дня у меня день рождения!
– Правда? И сколько исполнится, малышка?
– Восемнадцать. Я смогу уехать, снять квартиру.
– Нет. Ты должна быть под моим присмотром.
– Хватит играть со мной в старшего брата! Ты меня бесишь! Изображаешь тут правильного…
– Ты разочарована? Тебе так хочется всегда видеть во мне подлеца?
– Нет, я просто не хочу тебя видеть! Потому что не понимаю! Твои поступки: то ты целуешь меня, то…
– Что? Пытаешься сказать, что я непоследователен?
Смеюсь горько:
– А сам-то как считаешь?
– Что ты имеешь в виду?
– То, что говорю. Ты непоследователен, мне не важно, какие доводы ты приводишь в свое оправдание, и плевать, что ты скажешь.
Лицо Кела темнеет от гнева. Он наклоняется ко мне, и у меня перехватывает дыхание. На мгновение думаю, что сейчас он меня поцелует.
И мне хочется именно этого. Больше всего на свете. Испугавшись своих чувств, вырываюсь из его объятий.
– Уходи!
Кел смотрит на меня долгим пронзительным взглядом. Но, так ничего больше не сказав, уходит.
* * *
Номер нам выделен на двоих с подругой, Николь является под утро, с подтеками туши под глазами и припухшими губами.
Все часы, что ее не было, я не могу уснуть, как ни пытаюсь. Не могу выкинуть из головы разговор с Келом. Что он хочет от меня? Наверное, чтобы сошла с ума. Тело терзает неудовлетворенность, ощущение, что болит каждый нерв, каждая мышца. Горю, словно в лихорадке.
Николь вваливается громко и шумно. Я как раз встала, чтобы попить воды.
– Не слишком ли поздно для сна? – спрашиваю недовольно.
– Ты как пенсионерка, Эрика, – качает головой подруга.
– В смысле, ты это о чем? – уточняю обиженно.
– О том, что ушла так рано с праздника. Там только самое веселье началось, Эдвард сильно расстроился. Зачем было его приглашать и так мучить?
– Да, с ним не очень хорошо получилось, – вздыхаю.
– Я бы даже сказала, ужасно получилось! Мне его так жалко! Он напился после твоего ухода сильно, кажется, его потом выворачивало в саду.
– Фу, какая гадость, – морщусь.
– Зато я, подруга, счастлива по уши! – восклицает Николь, хватает меня и заставляет кружиться по комнате. – У нас с Троем все шикарно! Губы от его поцелуев болят… – кривится Николь, касаясь пальцами нижней губы, и в то же время мечтательно улыбается.
– Я очень рада за тебя, правда, – улыбаюсь, радуясь, что хоть у кого-то все замечательно на любовном фронте.
– Почему ты все же ушла? Тебе так неприятен Эдвард?
– Нет… я просто ногу натерла, ужасно больно. Не привыкла на каблуках ходить.
– Ох, ясно. Очень жаль. Но завтра новый день, новый праздник, и можно уже на него пойти не на каблуках, – радостно заявляет Николь.
– Вряд ли меня хватит на еще один день гуляния. Да и доклад надо сделать по мифологии…
– Ну ты даешь, Эрика! Какой доклад, успокойся. Это же свадьба твоей мамы, ты должна быть рядом с ней. Завтра вечером они уже улетают…
– Я, конечно же, буду рядом с мамой.
– Ну и дай шанс Эдварду.
– Ни за что! Увы, это была плохая идея…
Николь хмурится, и я поправляюсь:
– То есть… я рада, что вам с Троем удалось найти общий язык, ради этого, безусловно, стоило пригласить парней. Но я сейчас не готова к отношениям.
«И уж точно не готова лечить разбитое сердце Эдварда. Потому что у самой разбито», – добавляю мысленно.
Глава 16
Несмотря на то, что ночь была бессонной, утром я проснулась рано. Не зная, чем себя занять, отправилась вниз искупаться в бассейне, пока никого нет. Я плыла так быстро, словно за мной по пятам гнался сам дьявол. Впрочем, Келлум очень напоминал дьявола.
До чего же он высокомерен! Вкладываю в каждый гребок рукой всю свою злость.
За что мне такое испытание? Почему именно этот мужчина привлекает меня больше всех остальных?
До сих пор чувствую его руки на своей талии, внимательный взгляд, прожигающий насквозь, прикосновения его бедра к своему бедру. Меня это волнует, снова и снова. Не могу выкинуть из головы…
Мне хочется закричать от бессилия. Продолжаю плавать, пока окончательно не выдыхаюсь.
Чувствуя себя совершенно опустошенной, опускаюсь в шезлонг у бассейна.
Сама не замечаю, как погружаюсь в дремоту.
Просыпаюсь, неожиданно почувствовав, как кто-то опустился на соседний шезлонг рядом со мной. Сквозь сон разглядываю сводного брата, он в одних плавках и небрежно наброшенном на плечи полотенце. Он тоже встал рано и решил поплавать? Ну почему мы всегда сталкиваемся! Это невыносимо!
– Я знаю, что ты не спишь, Эрика.
– Ты за мной следишь? – восклицаю, открыв глаза. – Преследуешь?
– Не льсти себе. Я тоже решил поплавать. Это преступление?
Быстро перегнувшись через мой шезлонг, Кел хватается за его вторую ручку, нависая надо мной.
Мощная грудная клетка почти касается меня. Становится трудно дышать. Жар, исходящий от Келлума, его терпкий мускусный запах настоящего мужчины – все свидетельствовало об огромной силе, невероятной выносливости и агрессивной мощи хищного зверя. Эта сила меня будоражит, она меня порабощает. Внутри появляется какое-то совершенно новое, особенное чувство. Какая-то дикость.
– Что ты делаешь? – все, что
