Князь Тьмы и я. Книга вторая - Елена Звездная
И на этом эмоции вампира закончились. Остальное звучало сухими, обрывистыми фразами.
— Мы, вампиры, мы получаем информацию практически мгновенно, и все банкоматы в любом месте — под нашим контролем. Найти тот, через который снимали деньги и обнаружить морду этого урода – заняло минуты три. В этот момент охранник уже осматривал квартиру, которую я купил для Яны, а я ехал на квартиру этого урода. Я не успел. Я. Не. Успел.
Несколько долгих секунд Тэранс молчал, затем едва слышно продолжил:
— В ретроспективе события выглядели так – она пришла к нему. Он отобрал ее карточку и имеющуюся при ней наличность, и избил, выбивая из нее пин-код. Я не знаю, почему она не сказала ему сразу. Не понимаю. Я пытаюсь понять, но… не понимаю. Она хотела защитить мои деньги? Зачем?! Вопрос, который я задаю себе снова и снова…
Взгляд на меня и обреченное:
— Она умерла. К тому моменту, как я снес двери и ворвался в его квартиру, она уже умерла. Все что в ней было живого – ребенок. Его ребенок, и за одно это, уже хотелось, чтобы он сдох, но… Это был и ее ребенок. Ее… Я вызвал скорую. Естественно нашу. Естественно они приехали мгновенно. Ребенка спасли. Не сразу, но интенсивная терапия у нас поставлена на порядок лучше вашей, а ребенка я обратил… Но пока моя кровь боролась с вирусом, пока кислород прошелся по всем венам, пока док сказал, что теперь точно будет жить – прошло более часа. Я не знаю, в какой момент из этого времени, в клинике появился князь Мортем. Мы просмотрели все записи со Сторсом, но не нашли – записи стерли. Именно за тот, наполненный для меня отчаянием час. Это особенность дома Мортем, княгиня, они проникают в разум тогда, когда он затуманен эмоциями. Проникают и остаются там, не дергаясь, не проявляя свое присутствие, скрываясь. С такими вампирами как я, у них есть только один шанс нанести удар, и они его использовали, поддавшись на провокацию князя.
Тэранс выпрямился, вновь став таким, каким я его знала — сильным, уверенным, хладнокровным.
— А… ребенок? — спросила я.
— Девочка. Анни. У нее мамины глаза, такие же ясные, как кусочек летнего неба. Моя дочь, — вампир странно улыбнулся.
Странно, и в то же время так по-человечески. В этой улыбке была и горечь утраты, и светлая грусть, потому что из тех двоих, что были тогда на мосту, он смог спасти хотя бы ребенка, и тихая радость от того, что у него теперь есть дочь.
— Сейчас, пока она совсем крошечная, ею занимается моя жена, — Тэранс развел руками. — После смерти наших детей, она пребывала в склепе, для нее жизнь была кончена еще четыреста лет назад, но я попросил, и она согласилась.
Если весь его прежний монолог был понятен мне дословно, то сейчас… боюсь, я, как сидела, так и продолжала сидеть.
— Жжена? – переспросила, пытаясь хотя бы осознать.
Странно посмотрев на меня, Тэранс произнес:
— Княгиня, мне полторы тысячи лет, естественно у меня есть жена.
Естественно есть жена, но четыреста лет она провела в склепе! Атас! Как это вообще понимать?!
— То есть, вы ее оживили? — предположила я.
На меня посмотрели, как на полоумную. Затем Тэранс сухо произнес:
— Княгиня, мы — вампиры. Мы априори бессмертны. Если нас не убивать — мы не умираем. Но мы можем уйти из жизни добровольно, впадая в сон на любой неопределенный срок, и так же в эту жизнь вернуться, если появилось на то желания. У Асеиэль желания не было, но плачь ребенка пробуждает даже глубоко спящую давно потерявшую своих детей мать. Она проснулась. Она воспитает и вырастит Анни как нашу дочь и наследницу, в Анни в любом случае теперь моя кровь, так что в права наследования она вступит, даже если меня к тому моменту уже не будет существовать.
А…э…эм.
И тут я заметила, что с носом Тэранса что-то не так, ноздри странно округлой формы, заметила в принципе, еще когда он голову запрокидывал, просто как-то не обратила внимания, а сейчас вот…
— Простите, а это? — начала было, указав.
— Фильтры, — просветил меня тысячник. — С момента казни Навьена, князь приказал всем использовать их, надевая на входе в дом. В тот раз, находясь под влиянием Мортем, я… не выполнил приказ. Простите, я виноват.
Кивнула, принимая извинения, и спросила:
— А отец? Тот, который убил Яну, он… жив?
На меня посмотрели еще более странно. В том смысле, что смотрели очень внимательно, но как на очень странную женщину.
— Княгиня, а вы действительно верите, что у него был шанс остаться в живых, после содеянного?!
Я вдохнула побольше воздуха и… промолчала я.
— Он подох как крыса, — глядя на меня невозмутимыми лишенными эмоций темными глазами, произнес Тэранс. — Крысе – крысиная смерть, я так считаю. Поэтому я оставил его прикованным к батарее в подвале одной из заброшенных высоток. Его сожрали крысы. Не за одну ночь, и даже не за две. Когда Яну опускали в могилу, у меня в наушнике в режиме он-лайн звучали его крики. Это успокаивало. Меня. Что-нибудь еще, княгиня?
Глядя на него, я хотела спросить еще о многом. Труп обглоданный крысами — не самая редкая находка для полиции. Труп, прикованный наручниками к батарее, и обглоданный в итоге крысами тоже. Я за все время своей работы, с таким сталкивалась раз пять, и теперь да, у меня были вопросы. Но было и что-то другое, то, что заставляло видеть в тысячнике не хладнокровного вампира, что лично для меня было равнозначно «безжалостный убийца», а мужчину, которому тошно убивать и тошно от смертей. Мужа, чья жена добровольно четыреста лет пролежала в могиле. Отца, у которого убили всех детей, и в живых не осталось никого. И вот он, бессмертный, в свои полторы тысячи лет, несмотря на силу и положение, бесконечно одинокий вампир, у которого отняли даже шанс спасти беременную девушку от смерти. Он не спас. Не смог. Просто потому, что она любила всем своим наивным сердцем, и была предана тем единственным, кому когда-то наивно поверила.
И, если честно, я задала не тот вопрос, который мне следовало задать, как полицейскому:
— Почему вы еще живете?
Правда,
